Читать книгу Последний романтик. Банды Дзержинска - - Страница 10

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна

И не вижу ни одной знакомой звезды.

Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда,

Обернулся – и не смог разглядеть следы».

Виктор Цой, «Пачка сигарет»

После «стрелки» на Птичниках «Блатные» и «Прихвостни» оставили меня в покое. Наступила странная, почти неестественная тишина – как будто в лесу, где только что бушевала гроза, внезапно стих ветер. Я мог наконец сосредоточиться на учёбе, и до марта 1997 года жизнь текла размеренно, без потрясений.

В тот мартовский день я задержался после пар – была пятница, начало марта, мне шёл шестнадцатый год. Электричка, набитая уставшими рабочими с окрестных заводов, грохотала по привычному маршруту: «Кирпичная», «Васильково», «Железнодорожная» … Я вышел в тамбур покурить – один, без друзей; они уже разъехались по домам.

В прокуренном тамбуре стоял парень лет двадцати трёх. На нём была кожанка, потертая до блеска на локтях, и грязные рабочие штаны. Его светло-русые волосы висели неопрятными прядями, а на простоватом лице застыло какое-то детское, чудаковатое выражение. Он напоминал мне героя русских сказок – того самого Иванушку, который вечно попадает в истории.

Я закурил, прислонившись к холодной стенке вагона, наблюдая, как за окном мелькают серые пригородные пейзажи.

– Эй, пацан! – его голос прозвучал неожиданно громко. – Сигареткой не угостишь?

Я медленно повернул голову, оценивающе оглядев его, и после паузы:

– Последняя, – ответил я сухо, делая очередную затяжку.

«Только этого мне не хватало – угощать незнакомого парня бомжеватого вида. Если всем давать, так и сигарет не напасёшься», – подумал я.

В те времена многие стреляли сигареты, потому что денег ни у кого не было, а курить всем хотелось.

– Тогда давай покурим, – предложил он и расплылся в улыбке, обнажив свои гнилые и местами отсутствующие зубы.

– Хорошо, – не смог я отказать, – я оставлю.

Сделав последнюю затяжку, я протянул ему окурок:

– Как звать-то тебя? – спросил он, жадно затягиваясь.

– Артур.

– А я Игорь, – он горделиво выпрямился, – но все зовут Зелёный. Из «СУПовских».

Я кивнул из вежливости, хотя внутри всё сжалось. Этот тип явно что-то замышлял.

– Ты где живешь-то? – продолжал он допрос.

– В Дзержинске, на Ракетной… – я намеренно сделал паузу, – а тебе-то зачем?

Зелёный махнул рукой:

– Да так, просто. А гуляешь где?

– Нигде, – сухо ответил я.

Его глаза загорелись:

– А зря! Мы как раз парней набираем. «СУПовские» – самые крутые в центре! Старая правда, Урицкого, Победа – всё наше. Если вступишь, никто тебя пальцем не тронет. Разве что сам нарвешься на кого… Взносы небольшие, ребята все свои…

Я слушал этот поток слов: «защита», «авторитет», «никто не тронет» … И тут же вспомнил, что в Дзержинске тех, кто не «гулял», презрительно звали «Быками». «Бык» – это мишень для любого «своего». Ударишь в ответ – на тебя всей стаей навалятся. Молча проглотишь – будешь вечной тряпкой. Защита… Но какой ценой?

Зелёный, видя моё колебание, добавил:

– Улица на которой ты живёшь – это «Ракетчики». Но мы с ними не воюем. Вступишь к нам – они тебя трогать не станут.

Электричка грохотала на стыках рельсов, а я представлял, как завтра уже могу ходить по улицам, не оглядываясь. Но вместе с этим – обязательные «разборки», «общак», вечная готовность пустить в ход кулаки…

Ты мог спокойно идти по улице, как вдруг перед тобой вырастали несколько фигур. «Откуда будешь?» – бросали они короткий, как удар ножом, вопрос. Ответ «Ниоткуда» означал мгновенный приговор: пара оплеух, вывернутые карманы, отобранные часы или деньги, которые мать дала на хлеб. Такова была негласная конституция улиц Дзержинска в те лихие годы – закон силы, перед которым все были равны в своем бесправии.

Меня до этого дня никто не звал «под крыло». И сам я не рвался в эти игры. Но сейчас, слушая Игоря, я вдруг осознал: это шанс выйти из категории «Быков» – тех, кого можно безнаказанно унижать. Стать частью системы.

– Что нужно, чтобы вступить? – спросил я, чувствуя, как в горле пересыхает.

Зелёный затянулся окурком до фильтра, обжигая пальцы:

– Прописка. Придёшь на сборы, представлю «Старшим». Они «пропишут» тебе пару раз по ебалу. Не заплачешь, не сбежишь – будешь наш. Сборы по вторникам и пятницам, без прогулов. В общак – пятерка в месяц. Дискотеки по кругам – обязаловка. Летом каникулы. Сейчас тишь да гладь, ни с кем не воюем.

Я кивнул, представляя, как завтра эти же кулаки могут стать моими союзниками. Защита. Авторитет. Принадлежность.

– Ладно, я согласен.

Зелёный швырнул окурок на пол:

– Тогда в понедельник, восемнадцать ноль-ноль, остановка «Садовая». Проведу к нашим. А там уж «Старшие» решат.

На вокзале мы расстались. Он пошел в сторону улицы Буденко – территории «МАРКовских». Исторически они враждовали с «СУПом», но сейчас соблюдали хрупкое перемирие. Я смотрел ему вслед, осознавая: завтра моя жизнь разделится на «до» и «после». И обратного пути не будет.