Читать книгу Последний романтик. Банды Дзержинска - - Страница 5

Сентябрь 1995 года. Мне уже исполнилось четырнадцать лет, и жизнь, словно поезд, внезапно свернула на новые рельсы. После безмятежных школьных лет я ступил на порог автодорожного училища в Нижнем Новгороде. Экзамены сдал легко, будто судьба сама расчищала путь. Три с половиной года учёбы – и желанная свобода: работа, зарплата, взрослая жизнь. Мечты о самостоятельности заглушали даже мысль о тяготах пути: каждый день с рассвета до заката я мотался из Дзержинска в областной центр, словно маятник между юностью и зрелостью.

Подъём в полшестого утра. Я вскакивал, умывался, одевался и бежал на трамвайную остановку. Лязг трамвая №5 разрезал тишину, увозя сквозь кварталы панельных пятиэтажек, где фонари мигали, как жёлтые совы. Вокзал встречал гулким эхом – свистки электричек, вой динамиков, объявляющих расписание. Втиснувшись в электричку, я прилипал лбом к холодному стеклу, пытаясь вздремнуть. За окном проплывали телеграфные столбы, крыши гаражей, ржавые цистерны – пейзажи, знакомые до тошноты. Через час – автобусная давка, толчея на улицах города, и вот он, храм знаний: бетонные стены училища, где к восьми пятнадцати уже гудели аудитории.

Училище было обычным: коридоры с длинными голыми стенами, аудитории с исписанными старыми партами, мастерские, где пахло маслом. И хотя три с половиной года казались недолгим сроком, каждый день тянулся медленно. Я думал о том, что скоро получу права, найду работу и смогу наконец сам распоряжаться деньгами. А пока – ранние подъемы, дорога, уроки. Но это было нормально. Я верил, что всё не зря.

Попасть в нашу группу было как шагнуть в волчью стаю. Тридцать два человека. Ни одной девушки – только взгляды острые и настороженные. Буквально с первых дней коллектив разделился на четыре категории.

Первые – «Блатные». Шестеро. Их речи пестрели тюремными терминами, взгляды буравили, будто рентген. Они знали цену слову и умели превратить его в петлю для глупца. Под их кожей пульсировала криминальная жилка, а авторитет, словно ржавый якорь, тянул ко дну тех, кто рисковал перечить. С ними говорили осторожно, как с голодными псами: одно неверное слово – и зубы впиваются в глотку.

Противоположностью им были вторые – «Прихвостни». Тени «Блатных», лишённые их силы и хитроумия. Их кредо – «унизь слабого, чтобы не унизили тебя». Они вились вокруг сильных, как мухи вокруг падали, подбрасывая кости «Изгоев» в костёр их забав. Иллюзия их безопасности, однако, рухнула к концу учёбы: некоторые, потеряв покровительство, скатились в бездну четвёртой категории – «Изгоев».

Третьими были мы – «Одиночки». Я – среди них. Не блатные, не приспешники. Мы не лезли в чужие драки, не искали славы за счёт униженных. Цель – диплом, билет в нормальную жизнь. Учёба давалась легко, но выстоять против стаи было труднее, чем сдать экзамен. Нас порой уважали за упрямство: даже превосходя числом, обидчики знали – «Одиночка» не согнётся, а если придётся, ответит кулаками.

Самой же горькой долей оказалась участь четвёртых – «Изгоев». Беззащитные, словно птенцы, выпавшие из гнезда. Их травили для потехи, стаей, как шакалы, разрывающие добычу. Один начинал издёвку – остальные подхватывали, выискивая в жертве изъяны, которых не замечали в себе. На переменах «Изгоев» зажимали в углу: «Чё, мамкин шарф носишь?» – и толпа подхватывала, как эхо.

Мне было мерзко наблюдать за этим. «Неужели они не видят, – думал я, – что завтра сами могут оказаться на их месте? Ведь всегда найдется кто-то посильнее?»

Но заступиться за них я не мог. И моё положение было шатким. Скоро и мне наверняка придётся столкнуться с «разборками». Один на один я бы не струсил, но против толпы дух крепчал не всегда. Физически я уступал многим, хотя и твердил себе: «Кто прав, тот и сильнее». Однако словесная перепалка с «Блатными» напоминала игру в шахматы с шулером, который подменяет фигуры. Страх парализовал: в пятнадцать лет жизнь кажется бесконечной, но одна ошибка – и ты уже на дне, среди изгоев.

Так и текли дни: учёба, дорога, вечное ожидание удара в спину. Наблюдая за травлей, я копил силы для своих будущих битв. Жалость к слабым тонула в необходимости выживать. Училище стало лакмусом характеров: здесь либо гнулся, либо ломался, либо закалялся, как сталь.

А за окнами электричек мелькали пейзажи, будто страницы календаря, вырываемые и уносимые ветром. Красное солнце догорало над городом, отбрасывая длинные тени на путь, где уже не оставалось места детским тропинкам. Впереди маячила взрослая жизнь – незнакомая, жестокая, но своя. И я, стиснув зубы, шагал навстречу, как солдат, ещё не нюхавший пороха, но уже знающий цену чести.