Читать книгу Клятвы и бездействия - - Страница 2

Двенадцать лет назад

Мама готовила лучшую лазанью на всем острове Аплана.

Возможно, даже лучшую в мире.

Она была достойна Голубой ленты[1], чему ежегодно находилось подтверждение на местной фермерской ярмарке – мама неизменно побеждала в финале кулинарного конкурса.

Люди были готовы приезжать с материка, чтобы просто ее отведать.

Так часто говорил папуля.

Хотя у него есть привычка преувеличивать. По крайней мере, таково мнение моих старших братьев Кэша – уменьшительное от Кассиус – и Палмера.

Мне кажется, они не любят папулю по-настоящему, из-за чего выдумывают всякую ерунду, чтобы привлечь меня на свою сторону.

Кэш не раз говорил, что, появись у него выбор, со связанными за спиной руками бороться с аллигатором или спасать тонущего в океане отца, он бы без колебаний выбрал бой с рептилией.

Я бы лучше сама умерла, но не позволила никому из родителей утонуть.

Палмер говорит, что это моя проблема.

«Братья и сестры должны держаться вместе», – постоянно твердят близнецы. Хотя легко оставляют меня дома, а сами каждую пятницу на пароме отправляются на один из соседних островов и остаются там до восхода солнца.

С тех пор как меня забрали из школы и мы с семьей переехали из Саванны на Аплану, кроме родных я вижу ежедневно лишь персонал особняка Примроуз. Частные преподаватели, домработницы, повара и садовники – только им разрешено находиться на территории нашего дома.

Так почему бы мне не встать на сторону родителей, с которыми я провожу большую часть времени? Кэш и Палмер неразлучны, будто приклеены друг к другу, а мама говорит, что своего близнеца я убила в утробе, таким образом намного ближе мне стали родители.

В желудке сразу начинает урчать, когда я разглядываю пальцы в пятнах от соуса маринара и сыра рикотта.

Ну что ж, у меня есть еще один вариант.

Еда.

Но я не могу делать это каждый день – стоять у острова в кухне и запихивать в рот остывший ужин. По крайней мере, не в присутствии людей.

По этой причине в полночь я не сплю, а крадусь, стараясь не быть замеченной в темноте.

Пока все в доме спят, я пробираюсь вниз, чтобы поесть, и пачкаю соусом яркое желтое платье, которое мама заставляет меня надеть на пасхальную службу в воскресенье.

Но, думаю, я способна на поступки и похуже.

Палмер говорит, что ни к чему хорошему это не приведет, но набивать живот едой кажется не таким ужасным поступком в сравнении с тем, что я слышала в ток-шоу по телевизору.

Однако по какой-то причине меня не покидает чувство, что я поступаю плохо.

Рука, зажимающая кусок лазаньи, приближается ко рту, тонкий лист пасты выскальзывает из нее и повисает между моими большим и указательным пальцами, глухой стук в дальней части дома заставляет насторожиться и замереть.

Поднимаю глаза, взгляд падает на отражение в висящем на стене зеркале, лицо перепачкано в соусе. На меня потоком обрушивается жаркое, липкое чувство.

Отвращения.

Стою, не двигаясь, готовая к вторжению нарушителя тишины.

Смотрю, как мягкий свет струится в арочный проход в кухню, и сердце колотится так, что отдается в ребрах.

Вот черт.

Звуки голосов разносятся эхом и отражаются от потолка нашего поистине огромного дома.

И они приближаются.

Черт. Черт.

Похоже, у меня серьезные проблемы.

Если кто-нибудь увидит, что я испортила мамино блюдо накануне ярмарки, меня накажут на месяц точно. По меньшей мере.

Привилегий у меня и без того немного, не хотелось бы потерять даже эти.

Оглядываю блюдо, полуприкрытое пластиковой крышкой, хватаю его и приседаю, прячась за островом. Я с трудом удерживаю равновесие из-за тяжелой лазаньи, но крепче прижимаю ее к груди и заставляю себя сглотнуть, несмотря на сухость в горле.

Пытаюсь пригнуться еще больше, чтобы стать меньше и незаметнее, в спину мне врезается ручка белой дверцы кухонного шкафа. Воздух изо рта вырывается сильными, прерывистыми струями, они касаются пластиковой крышки, заставляют ее хлопать, я чувствую ее движения пальцами.

Предательское урчание доносится из живота в ту самую секунду, когда раздается стук шагов по кафельному полу.

Обхватываю пальцами стеклянное блюдо еще сильнее, закусываю нижнюю губу, изо всех сил стараясь дышать ровно.

На лбу появляются капельки пота, одна стекает на самый кончик носа. Я пытаюсь разглядеть ее, скосившись, и на секунду даже забываю о грозящей опасности.

Картинка перед глазами меркнет, будто затянутая туманом, капля пота катится дальше и падает на пластиковую крышку.

Я же совсем перестаю дышать.

В кухне разносятся звуки приглушенного стона, я смещаюсь в сторону и высовываюсь из-за тумбы, чтобы понять, кто его издает. Вижу перед собой мыски любимых домашних лоферов папы и выдыхаю с облегчением.

Он едва ли станет меня наказывать.

На губах появляется легкая улыбка, когда я прихожу к решению обнаружить себя и сгладить гнев папы щенячьим выражением глаз.

Поднимаюсь, оставив форму с лазаньей на полу, обхожу остров, но вижу папу уже лежащим с раной в голове у линии роста седых волос. На кафельный пол стекает струйка крови.