Читать книгу Пепел Чикаго - Группа авторов - Страница 11

Ноябрь 1920 г., Чикаго

Тем временем

Луиза знала, что это безумие. Но если Брюс не решился ударить первым – значит, должен кто-то другой. Она перевернула флакон с «Крыльями ангела», наблюдая, как белый порошок нехотя растворяется в виски.

– За правду, – прошептала она и выпила залпом, отчего язык моментально занемел, а мир распался на яркие, но бессвязные осколки. Зеркало перед ней задышало.

Зрачки расширились, впуская слишком много света. Вдруг она увидела не одну себя – а множество Луиз:

Ту, что в 12 лет пела в церковном хоре – еще не тронутая этим городом.

Ту, что впервые взяла деньги за то, чтобы молчать – испуганная.

Ту, что смотрела, как сестру уводят в комнату для «особых гостей» – немая от ярости.

Нет, не сейчас. Тряхнула головой. Наркотик лгал. Она не была ими больше.

Вторая волна: Сердце забилось так, будто хотело вырваться. В ушах – звон, как после выстрела. Она обхватила нож, и металл вдруг стал частью ладони. Я не боюсь. Я – гнев. Но наркотик шептал: «Ты все еще та девочка, что пряталась в чулане, когда отец напивался».

– Заткнись, – проворчала она и выпрямилась. Время остановилось.

В отражении уже стояла не она – а сестра. Та самая, что исчезла после «карточной ошибки». Та же бледная кожа, те же синяки под глазами. Только теперь ее шею украшал фиолетовый ошейник – след от удавки.

– Ты все еще боишься? – шевельнулись губы в зеркале.

– Нет, но он да.... – Луиза сжала кулаки. – Я должна ему помочь. Я должна отомстить за тебя. Я слишком долго жила в страхе, прости меня.

Смахнув слезу, она подвела ресницы и посмотрела на вход на сцену. Она действительно больше не боялась.

***

Зал «Погребка» жил своей отдельной, подземной жизнью. Толпа гудела. Кто-то играл в кости, кто-то шептался у стены, кто-то слишком громко смеялся. Бар был перегружен до предела: кресла скрипели, будто жаловались на вес ночи, а стойка давно потеряла блеск и теперь была усеяна белыми следами от стаканов.

Официантка протискивалась между столами и улыбалась тем, кто протягивал купюры. Неподалеку двое спорили о ставках, третий пытался влезть в драку, но его удерживали за ворот пальто. Где-то в глубине раздался звон бутылок – и тут же стих, поглощенный гулом зала.

Луиза стояла у стены, ловя равновесие. Дрожь от «Крыльев ангела» еще не отпустила, и казалось, что помещение слегка шевелится – не от галлюцинаций, а от жадного дыхания сотни людей в тесном подвале.

– Живо, – шепнула официантка, появившись рядом. – Донован уже смотрит.

Луиза поднялась на шаг, и шум погребка начал стихать, как будто кто-то незаметно убавил громкость мира. Она вышла под софиты.

– Сегодня особая песня для вас, джентльмены! – ее голос зазвенел, она глубоко вдохнула и начала тихую джазовую мелодию:

«Есть в Чикаго дом один,

Где закон – всего лишь дым…»

Музыка замедлилась.

«Судья – за пятьдесят, мэр – за сто,

А честь – за бутылкой вина…»

Тишина.

Где-то звякнула ложка. Овации оборвались на полуслове. Из тени поднялся Донован.

– Браво, Луиза, – он улыбался, но глаза были пусты. – Такой талант… жаль терять.

Она не сбавила темп.

«А если вдруг язык длинней,

Чем надо бы – ну что ж…

То для таких, как я, в углу

Уже готов нож!»

Последняя строка повисла в воздухе. Донован аплодировал. Медленно. По слогам.

– В мой кабинет.

***

Дверь захлопнулась с глухим стуком. На столе – персики и нож для фруктов. На стене – фотография ее сестры в том же кресле. Голая. Испуганная.

– Нравится? – Донован запер дверь на ключ. – Она тоже пела перед тем, как исчезнуть.

Луиза не дрогнула.

– Я знаю, что ты сделал с ней.

– О, милая, ты даже не представляешь, – он провел по лезвию ножа. – Но ты не за этим пришла, да?

Она улыбнулась.

– Нет. Я пришла, чтобы ты знал.

– Знал что?

– Что ты уже проиграл. Посмотреть тебе в глаза и увидеть в них страх.

Донован рассмеялся.

– И кто же меня победит?

Он наклонился, как если бы хотел поцеловать ее.

– Ты оставила что-то в нотах, да? – прошептал он. – Документы? Записи?

Луиза не ответила. Донован вздохнул.

– Неважно, – он взял нож. – Я найду.

Лезвие вошло ей в живот мягко и беззвучно.

Луиза вцепилась в его руку. Не чтобы остановить – чтобы запомнить.

– Ты… уже… опоздал… – ее голос стал шепотом.

Донован выдернул нож.

– Глупая девчонка.

Луиза упала на пол. Дыхание стало хриплым и прерывистым. Глаза теряли фокус, но она упрямо смотрела вверх.

Донован присел рядом, поправил манжету, чтобы не запачкать кровью.

– Жаль. Ты могла бы стать кем-то большим, – сказал он, как будто делал ей одолжение.

Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвались лишь багровые пузыри.

– Тсс… – он приложил палец к ее губам, словно успокаивая ребенка. – Не трать силы. Я знаю, о чем ты думаешь. «Он заплатит». Но твой детектив Баттерс – всего лишь человек. А люди… – он провел по ее щеке, оставляя кровавый след, – ломаются.

Луиза резко дернулась, пытаясь укусить его. Не получилось. Донован рассмеялся.

– Нет, нет, милая. Никаких последних слов. Никаких театральных жестов. Ты уже сделала свой выбор, когда открыла рот на сцене.

Как странно. Все они одинаковые в конце. Сначала блеск в глазах – вызов, ярость, надежда. Потом секунда недоумения, будто не верят, что это всерьез. И наконец… понимание.

Когда ее тело обмякло, он резко отступил на шаг, наблюдая, как алая лужа растекается по полированному дубу.

Грязно. Неопрятно. Но иногда приходится пачкать руки, чтобы поддерживать порядок.

Он бросил нож в серебряный тазик со льдом и потянулся к телефону.

Придется ускорить планы. Баттерс наверняка уже что-то знает… так будет даже веселее.

Его пальцы замерли над диском. На мгновение – всего на мгновение – в роскошном кабинете повисло что-то тяжелее дыма сигар. Сомнение.

Но уже через секунду он набрал номер, и голос его звучал привычно-равнодушно:

– Да, это я. Уберите здесь. И сажайте уже чертова мэра, мне пора в его кресло.

Вешая трубку, он невольно взглянул на пятно крови на своем рукаве.

Чертов перфекционизм. Всегда нужно делать все самому.

Он снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку кресла.

Пусть служанка пробует вывести пятно. А вдруг получится?

***

Старый Мерфи разминал подагрические пальцы, когда в дверь постучали. Глухонемой Эдди стоял на пороге бара, его глаза – два черных озера в морщинистом лице – блестели неестественно ярко. В руках он сжимал конверт.

Мерфи не спросил. Проткнул взглядом тишину, взял его и кивнул.

Эдди указал на письмо, после – провел рукой по горлу в резком жесте. Она больше не споет.

– Где тело?

Эдди развел руками. Где все они. Река. Переработка. Нигде.

Когда дверь закрылась, Мерфи осторожно развернул письмо. Пожелтевшие ноты с пометками на полях (Судья Мортон – 50 тысяч, 12 апреля). На последней странице, багряным, словно засохшей краской из треснувшей губы: «Теперь твой черед петь, детектив».

Мерфи налил две стопки. Одну поставил перед пустым стулом.

– За правду, девочка.

Где-то в пригороде просыпался Брюс Баттерс, еще не зная, что в его жизнь только что вошла смерть и оставила на пороге ноты своей последней песни.