Читать книгу Единожды восстав - Мария Борисовна Хайкина - Страница 6

Беспечное существование Элисы Котомак, красавицы, богачки, баловницы судьбы, с детства росшей в роскоши и вседозволенности, было оборвано в тот день, когда в ее же собственной комнате на нее набросился мерзавец отчим. Последствия случившегося Элиса осознала очень скоро. Она была поругана, обесчещена, и ребенок, которому предстояло появиться, стал бы свидетельством произошедшего перед всеми.

А это означало крах. Свет не прощал оступившихся женщин. Общество строго стояло на страже освященного церковью брачного союза, и ребенок, произведенный на свет вне брака, считался незаконным, а мать его становилась изгоем.

В поисках спасения Элиса уехала. Она сбежала из родного дома, где владычествовал оскорбивший ее отчим, где от случившегося ее не смогли уберечь ни мать, приведшая в дом этого страшного человека, ни мягкосердечный дядя, не сумевший остановить его. Элиса бежала под защиту Ровины и Хорвина. Тогда она впервые обратилась к ним за помощью.

Элисино появление в маленьком доме на Заставной улице вызвало бурю. Роковое переплетение страстей, элисиных выходок и случайных обстоятельств едва не стало губительным для семейного союза Хорвина и Ровины.

В то время ярчайшим образом проявились обе грани сложной натуры Хорвина: его доходящая до жестокости жесткость и его добросердечие. Для Элисы он стал и суровым мстителем, карающим ее за разрушение своей семьи, и, одновременно, надежным защитником, укрывающим ее тайну от всего мира. Две эти противоречивые роли схлестнулись в его душе, и в течение долгого времени не ясно было, какая часть натуры одержит в нем вверх: темная ли, стремящаяся уничтожить обидчика, или светлая, призванная защищать того, кто пришел к нему за помощью. Доброта и благородство победили. Они оказались сильнее настолько, что Элиса навсегда сохранила чувство благодарности своему суровому защитнику и смогла забыть, вычеркнуть из памяти всю ту боль, что он ей причинил.

Разрушенная семья Хорвина возродилась, а элисин секрет, не смотря на все перипетии, был сохранен. Когда Элиса родила девочку, супруги Ристли взяли ее себе. К тому времени потерявшая ребенка Ровина уже знала, что больше не сможет иметь детей. Признать дочку кузины своей собственной для Ровины было наилучшим выходом. Для Элисы тоже.

Элиса добилась желанного. В глазах общества она оставалась незапятнанной. Ничто не связывало родившегося ребенка и ее. Теперь оставалось одно – найти человека, который согласился бы принять Элису такую, какая она есть, не сохранившей свою чистоту.

И такой человек нашелся. То был старинный друг Хорвина. Имя его было Дарти Гардуэй.

…

Когда Элиса вновь увидела свой дом, она была потрясена. Прекрасный особняк в Ортвейле с его радующими глаз розовыми стенами, с изящной ротондой по центру, со стерегущими вход грозными драконами изменился до неузнаваемости. Роскошные прежде залы несли в себе след проходивших здесь разнузданных оргий, бросались в глаза то разбитое зеркало, то покореженный светильник, то изуродованная статуэтка с отколотой изящной ножкой. Портьеры выглядели оборванными, ковры – истертыми, люстры – поврежденными. Отсутствовали знакомые вещи. Не хватало мебели: здесь не было столика с витыми ножками, там пропал старинный резной секретер мореного дуба, со стен исчезли многие картины. Не хватало канделябров, исчезли вазы, не доставало той тысячи мелочей, что заполняет каждый дом, составляя его очарование и уют.

Элиса в растерянности бродила по комнатам. Теперь, когда ее обидчика-отчима уже не было в живых, когда случайная пуля, выпущенная в потасовке пьяной рукой, оборвала его никчемную жизнь, Элиса надеялась, что она сможет снова здесь жить. Но возврата назад не было. Того дома, в котором прошли ее детство и юность, больше не существовало, он был изуродован и опорочен.

Изменился не только дом. Неузнаваемой сделалась и ее мать. Вместо беспечной, легкомысленной, громогласной женщины Элиса увидела женщину потерянную и притихшую. Женщину, которая не знала, как дальше жить. В потускневших глазах матери застыло недоумение, ее былая краса померкла, а движения сделались вялыми и неуверенными.

Элиса никогда не была особенно близка с матерью, в годы беспечного достатка та была слишком занята собой и мало помнила о дочери. Но теперь, когда в облике матери явственно читалось следы быстро приближающегося угасания, Элисе сделалось жутко. С потерей матери она утрачивала опору.

И дядя, тот единственный мужчина, что оставался в доме, на чьих плечах лежали все заботы об их благополучии, он тоже выглядел и озабоченным, и печальным. Господин Котомак поделился с племянницей своими сомнениями. Состояние элисиной матери по большей части было растрачено ее последним мужем, состояние самого господина Котомака было не столь значительно, и его явно не доставало, чтобы содержать огромный особняк.

– Если бы ты, Элиса, поселилась здесь со своим мужем, нашего совместного капитала хватило бы, чтобы привести все в порядок. Но если вы не захотите жить в Ортвейле, я вижу только один выход – продавать особняк и поселиться в доме более скромном.

Элиса поежилась. Мысль о том, что родной дом совсем прекратит свое существование, что здесь поселятся чужие люди и заведут свои порядки, обдало ее сердце холодом.

– А иного выхода нет? – спросила она.

– Иного выхода я не вижу. Если ты и твой муж не захотите помочь, мы не справимся.

– И что же тогда? – печально спросила Элиса.

– Ну, что тогда… Уедем в Лийск, в мое поместье. Большую часть жизни я прожил там, почему бы мне туда не вернуться. Ты не беспокойся, Элиса, – добавил он, видя, что в глазах его племянницы сохраняется сомнение. – О твоей матери я позабочусь. После всего случившегося ей нужны тишина и покой. В Лийске она получит это в полной мере.

Элиса никогда не бывала в Лийске, но Ровина много рассказывала ей, и Элиса представляла себе небольшой старый дом среди поросших липами и тополями холмов в маленьком убогом селении, где никогда ничего не происходит и время кажется остановившимся. Ей сделалось тоскливо.

– Я подумаю, – шепнула она. – Я поговорю с мужем.

…

Своего мужа она нашла в парке. Парк сохранился лучше, но и в нем ощущалась неухоженность. Дарти стоял у балюстрады. С этого места раскрывался вид на пруд с его прихотливо изрезанными берегами, с полощущими ветви в воде плакучими ивами. На другом берегу поднимал ввысь свои стены изящный голубой павильон.

Расслышав за спиной быстрые шаги жены, Дарти обернулся.

Он был привлекателен. Высокий, стройный блондин, он красиво смотрелся и на коне, и в бальном зале. Шапка мягких, вьющихся волос окружала тонкое выразительное лицо, волосы скрывали единственный изъян в его внешности – изуродованное еще в юности ухо. Мягкие, исполненные грации движения выгодно выделили его среди собратьев по полу, более приземленных и грубых. Но особенно притягательны были глаза: ярко голубые, светлые, ясные, они привлекали присущим им выражением жизнерадостности и душевности.

Внимательно выслушав сбивчивый рассказ жены, Дарти задумчиво покачал головой.

– Что ж, если тебя больше привлекает Ортвейл, давай поселимся здесь, – медленно проговорил он. – Уверен, если мы захотим, то сможем вернуть жизнь в это печальное место. Но хочешь ли этого ты?

– Я и сама не знаю… – потянула Элиса. – Мне хочется возродить свой дом, и все же… Я не понимаю, как это объяснить…

– Здесь слишком многое напоминает о плохом? – подсказал Дарти.

– Да, слишком много тяжелых воспоминаний. Может, лучше уехать? Как ты думаешь? Может, на новом месте мне будет лучше?

– А твои родные?

– О! – Элиса махнула рукой. – Они смогут устроиться. Дядя объяснил мне. У него есть собственное поместье. Он жил там раньше, пока не переехал к нам после смерти моего отца.

– Ну, если твоим родным есть, где поселиться, остается понять, где хочешь жить ты?

– Я не знаю…

Элиса медленно окинула взглядом пруд, окруженный ивами и тополями, горбатый мостик напротив, отражающийся в воде голубой павильон. В глазах ее плескалось сомнение. Дом, бывший когда-то родным, вызывал слишком горькие воспоминания, к ним добавлялись печальные мысли о том, что мать ее предала, а дядя не сумел защитить. Было и еще одно обстоятельство. Интуитивно Элиса ощущала, что в жизни, что она вела здесь, не хватало чего-то неуловимого, но очень важного – не доставало той душевности, к которой она приобщилась в доме Ровины с Хорвином.

– Скажи, – спросила она, – а этот твой дом, в Кардаполе, он большой?

– Не настолько, как этот особняк, но достаточно велик.

– А он красив?

– Я нахожу его красивым.

– Как ты думаешь, мне будет там хорошо?

– Я уверен в этом.

Голос у Дарти был тихий и мягкий, и когда он говорил, то речь его, то плавная и неспешная, то живая и выразительная, завораживала.

– Тогда… – Элиса снова обвела взглядом расстилающийся перед ней хорошо знакомый пейзаж. – Тогда… Тогда уедем отсюда! Я хочу начать новую жизнь!