Читать книгу Разбойник Чуркин. Том 3. Возвращение - Н. И. Пастухов - Страница 5

Каторжник опустил руки и не знал, что делать: идти ли за своим атаманом во двор того дома, на котором он остался, или дожидаться его на улице; в таком раздумье он простоял несколько минуть и начал прохаживаться около домика, в ожидании Чуркина.

Разбойник увлёкся красавицей до того, что забыл даже о своём товарище и вспомнил о нем только тогда, когда вошёл в жилище Прасковьи Максимовны. Оглядев комнаты и, не видя в них никого, кроме одной старушки, Чуркин повёл беседу с своей очаровательницею; объяснения их были коротки, оставаться ему в доме долго было нельзя, потому что красавица ожидала скорого возвращения своего обожателя, купца Гаврила Ивановича, как она его назвала, но дала слово разбойнику в сумерках выйти к нему для свидания на улицу, поцеловалась с ним и, простившись до вечера, проводила его до ворот.

– Ну, Василий Васильевич, так делать нельзя: ушёл» ты в дом, не сказав мне, идти за тобой или нет, – попенял ему Осип.

– Я заходил на минуточку, – оправдывался тот.

– А у меня о тебе все сердце изныло, в незнакомый дом одному пускаться опасно.

– Сам про то знаю, но ничего нельзя поделать, такой случай вышел, нужно было.

– Кого же ты там видел?

– Знаешь, небось, кого – Прасковью Максимовну; вечерком опять здесь побываем.

– А с купцом-то познакомился?

– Нет, его не было, да и на что он мне?

– Как же так? У него денег много, надо бы его пощупать, жаль будет, если он из наших рук вывернется, наметили его, ну, и нужно до конца дело довести.

– Попадёт под руку, так не увернётся, – шагая по направлению к Гостинному двору, – говорил разбойник.

– Не побывать ли в цирюльне? Может, парики теперь и готовы, – сказал каторжник.

– Раненько, пожалуй, зайдём в трактир, закусим немножко, а потом уже и за париками отправимся.

– Трактиров-то, кажись, нигде не видать, разве опять к ямщикам завернём, где вчера вечером были?

– Можно и туда, если других не найдём.

С полчаса пошлялись они по городу, отыскивая какой-нибудь трактир или харчевню, но таковых не оказалось, нашли другую гостиницу под названием «Александрия» и остановились перед ней.

– Не зайти ли сюда? – поглядывая на все стороны, сказал разбойник.

– Как знаешь, атаман, дело твоё, только пустят ли меня с тобой?

– Почему же ты так думаешь?

– В полушубке я, может, и назад попрут.

– Заглянем, там что будет.

– Пойдём лучше к Гольчихе, там попросторнее.

– Не хотелось бы мне туда; как раз, пожалуй, на Калистратыча наткнёшься, если он приедет. Вот что я думаю: не пойти ли нам в гостиницу, в которой мы сняли номер, да попросить, чтобы подали закусить в номер.

– Оно и лучше, пойдём-ка-сь поживей, время терять нечего, скоро и смеркаться начнёт.

В «Биржевой» гостинице на Осипа не обратили никакого внимания, так как не один он бывает там в подобном одеянии. И коридорный, видевший уже Чуркина, встретил его как постояльца и подал всё, что он потребовал.

– Паспорт спрашивали, атаман?

– Пока ещё нет а, пожалуй, и потребуют, на ярмарке насчёт этого, небось, строго.

– Ты и мой уж кстати отдай.

– Ладно, отдам.

– Боюсь я, как бы не узнали, что у нас виды фальшивые.

– Ну, вот ещё станут их разглядывать, пропишут и назад отдадут, да и не догадаются, какие они есть: они ведь настоящие и не подчищенные.

Разговор свой они вели тихо, потому что за стенкой рядом с ними, находились другие постояльцы, которые вели между собою оживлённую беседу о торговых делах, спорили, мирились и за чаркою водки сходились в своих убеждениях.

– Купцы, должно быть, по соседству-то с нами живут, – кивнув головой на стенку, сказал каторжник.

– Должно быть.

– Кажись, и двери от нас к ним имеются? Надо бы, атаман, подзаняться, да поглядеть, может, чего не будет ли…

– Нашёл ты, где подглядывать, рвань какая-нибудь собралась; слышишь, небось, из-за копеек спорят, заметил разбойник.

– А почём знать, может и богатые, – возражал каторжник. – Их ведь так не узнаешь, – прибавил он, подошел к дверям, отделяющим их номер от соседнего, и начал прислушиваться.

– Много ли их там? – спросил разбойник.

– Ничего не видать, атаман.

– Да ты в скважину замочную погляди.

– Глажу, да не разберёшь.

Чуркин стал на его место и начал всматриваться через небольшую щель, отысканную им в дверях. Он разглядел, что за столом сидели четыре человека, одетые в сюртуки и высокие дутые сапоги; один из них налил в стаканы из бутылки виноградное вино, затем они чокнулись и выпили. Разговор между ними шёл о ценах на кожи и на коровье масло.

– Так, Гаврило Иваныч, значит, по рукам, согласен продать тысячу пудов по восьми рублей с полтиной? – говорил один другому, намереваясь ударить, в знак сделки, по рукам.

– Нет, дело так не подойдет; восемь три четверти дашь, так товар за тобой.

– Ну, грех и пополам, согласен.

Гаврила Иваныч призадумался, сел на стул, налил себе стакан вина и выпил. Собутыльники начали его уговаривать покончить дело, а тот молчал, почёсывая себе за ухом.

– Ну, так и быть, восемь целковых и шесть гривен – последняя цена будет, проговорил он, обращаясь к покупателю.

– Сказано, восемь с полтиной – и ни копейки.

– Сергей Семёныч, дай, стоит, товар хороший, – советовал третий.

Пауза.

– Уступаю, не берёт, через час цена будет девять, рублей, – стукнув по столу кулаком, сказал продавец.

– Эх, уж так и быть, давай руку, пусть по твоему будет! – произнёс Сергей Семёнович, подойдя к продавцу.

Ударили по рукам.

– Когда велишь за товаром прислать?

– По получении финансов, присылай и бери, – ответил Гаврила Иваныч.

– А нельзя половинку до сентября подождать?

– Нет, брат, не могу; самому деньги до зарезу нужны, кожи хочу купить, вот Иван Иваныч ею набивается.

– Сколько же нужно тебе приготовить?

– Сам высчитаешь: тысячу пудов по восьми рублей шести гривен, вот и смекай, восемь тысяч шестьсот рублёв выходит; кажись, так, Иван Иваныч, я говорю? – обратившись к одному из собеседников, сказал. Гаврила Иваныч.

– Да, верно, и считать нечего, – отвечал тот.

– Ну, ладно, завтра вечерком приготовлю; сам, что ли, ко мне зайдёшь, или сюда принести?

– Лучше я тебя здесь, у себя в номере, подожду.

– Ну, идёт Марфа за Якова, пусть так, по твоему и будет.

– Вот что я тебе скажу, начнёшь если уплату оттягивать день за день, тогда и дело врознь.

– Сказал, значит, исполню, – отчеканил Сергей Семёнович и потребовал магарычи.

Попойка продолжалась. Чуркин отошёл от двери, присел к столу и сказал потихоньку Осипу:

– Знаешь, кто с нами по соседству живет? Тот самый богатый купец, которого мы вчера вечером в трактире видели.

– Неужели? – вытянув шею, проговорил каторжник.

– Да, он самый, я его по голосу узнал. Завтра вечером к нему принесут много денег, надо подглядеть, куда он их хоронить будет.

– Небось, с тобой в кармане носит.

– Это для нас всё равно и из кармана достанем, а теперь – пойдём-ка за париками, – пора. Позови сюда коридорного.

Вошёл бритый, средних лет, служитель; по ухватке его было заметно, что он из дворовых.

– Что прикажете? – обратился он к Чуркину.

– Убери, братец, посуду, да скажи, в котором часу у вас гостиница запирается, – мы вернёмся поздно, в гостях будем.

– Всю ночь открыта, – ответил он.

– Ну, хорошо, ступай.

Разбойник оделся, вышел с Осипом из номера, запер его на ключ, и через минуту они были уже на улице.

Начинало смеркаться; на улицах и на площади перед Гостинным двором сновал народ; кое-где слышались песни и звуки гармоники. Укутав лицо в воротник тулупа, быстрыми шагами пробирался Чуркин со своим подручным к цирюльне; вот они уже и около дверей её, который оказались запертыми.

– Рано же укладываются на покой здешние брадобреи, – проговорил разбойник и постучался в окно.

Ответа не было. Стук повторился; в цирюльне показался огонёк, затем дверь скрипнула и отворилась.

– Что нужно? – послышался голос.

– Хозяин дома? – спросил Чуркин, – Мы парики у него заказали, готовы они или нет?

– Сделаны, пожалуйте получить.

Вышел хозяин заведения, зажёг другую свечку и предложил примерить заказанные парики.

– Нечего их примеривать, дома поглядим, хороши будут – так оставим, а нет – назад принесём.

– Как вам угодно.

– Получите, сколько нужно доплатить.

Цирюльник сказал цену. Разбойник не торговался, отдал деньги, взял парики, отдал их каторжнику и они вышли.

– Смотри, не потеряй их, положи за пазуху.

– Будь покоен, в целости сохраню, – ответил каторжник.

– Ну, теперь пойдём на знакомую улицу.

– Что ж там будем делать?

– Я пойду в тот дом к той женщине, у которой быль днём, а ты подожди меня на улице.

– Смотри, атаман, в капкан не попади.

– Знаю, чай, куда иду; враг, что ли, я себе.

– Запутает она тебя и не вывернешься; доверяться бабам нельзя; видел, небось, какие у ней приятели есть, садилы за первый сорт.

– Будет зря-то толковать, – как бы осерчав, протянул разбойник, шагая по середине улицы.

Улица, на которой жила Прасковья Максимовна, не была оживлена прохожими; изредка только проскользнёт по ней какой-либо человек и затем всё стихнет; в окнах домиков горели огоньки и мелькали обитатели. Тихими шагами подошёл разбойник к заветному домику, ставни которого закрыты не были, заглянул в калитку и, не найдя за нею никого, осторожно постучался в окно и сказал каторжнику:

– Отойди маленько подальше отсюда.

– Куда же, на ту сторону, что ли?

– Ну, как знаешь.

Осип перешёл улицу, прислонился к забору и стал наблюдать, что будет дальше.

Через несколько минут в калитке показалась женщина; разбойник подошёл к ней, обнял её, прозвучал поцелуй, и затем они скрылись в доме.

– Вон оно что! – подумал Осип и начал прохаживаться по улице, раздумывая о своём атамане.

Войдя в дом, Прасковья Максимовна пригласила Чуркина в маленькую комнатку и попросила его раздеться. Разбойник, всегда и во всем аккуратный, снял с себя тулуп и положил его тут же, на стул, ради того, чтобы, в случае надобности, он мог быстро одеться и уйти.

Небольшой столик, находившийся в той комнатке, был накрыт скатертью и уставлен разной закуской и бутылками с вином. После первых объяснений, красавица налила в стаканы виноградного вина и предложила гостю выпить вместе с нею. Чуркин приложил к губам напиток, поморщился л сказал:

– Горько, подсластить маленько нужно бы!

Прасковья Максимовна поняла его желание и поцеловала Чуркина.

– Ну, вот и теперь можно и выпить, – осушая стакан, ласково произнёс гость.

Беседуя с Прасковьей Максимовной, Чуркин узнал, что она – хозяйка этого домика, вдова местного жителя, разведённая с мужем, умершим несколько месяцев тому назад.

– Как же ты познакомилась с Гаврилой Ивановичем? – полюбопытствовал у неё разбойник.

– Он мужем моим приятели были, а я знала его, в гостях у нас бывал; скучно мне одной стало, начал он меня упрашивать быть к нему поближе, обещался замуж взять, вот я с ним и сошлась.

– Неужели же он ещё не женат?

– Говорит, вдовец, а там кто его знает, может, и обманывает.

– Он сам здешний, или нет?

– Приезжий, с какого-то завода, говорил он мне, да я запамятовала.

– А если бы я захотел жениться, пошла бы ты за меня замуж?

– Отчего же, с радостью, – ответила красавица, уставив на разбойника свои большие глаза.

– Спасибо и за это, – сказал гость и поцеловал её.

– А ты сам откуда?

– Я дальний, из города Верхотурья.

– Зачем же сюда приехал?

– На ярмарку, поглядеть, да товару купить.

– Чем же ты торгуешь?

– Всякими товарами: ситцем, сукном, словом, что потребуется.

– Один здесь, или с товарищем?

– С работником приехал, ты, небось, его видела в трактире, он со мною сидел.

– Как же тебя зовут? – любопытствовала красавица.

– Давыдом Петровым.

– Ну, вот, теперь знаю, – произнесла Прасковья Максимовна и снова начала потчивать гостя вином.

Прошло более часа их беседы. Осип всё ходил взад и вперёд по улице, переходил с одной стороны её на другую, заглядывал в окна дома, в котором находился его атаман, удивлялся, почему в комнатах его не было видно огонька. «Уж не уходили ли Василья Васильевича?» – думал он, но во двор дома заглянуть не осмеливался, так как приказа на то ему дано не было. Заскучал Осип и присел на деревянную тумбочку тротуара.

Погода начала меняться, подул ветер, небо обложилось тучами, пошёл снег и затем поднялась метель. Холодно стало каторжнику сидеть на одном месте; он поднялся на ноги и пошёл по улице, по направлению к Гостинному двору, затем вернулся назад и притаился от метели за забором.

Прошло ещё несколько часов; пропели первые петухи, а Чуркин на улице ещё не появлялся. Зло взяло Осипа; он быстрыми шагами направился в конец улицы, вдруг остановился я начал прислушиваться; ему сдавалось, что какие-то люди появились на улице и вели между собою разговор. Голоса слышались всё ближе и ближе; раздались песни и хохот. Как тигр перескочил каторжник улицу, сквозь метель, увидал трёх человек, голоса которых он так ещё недавно слышал за стенкой своего номера, в гостинице. «Это они», – сказал он сам себе, кинулся вперёд, чтобы дать знать своему атаману об опасности. Перед домиком Прасковьи Максимовны он перебежал. улицу, подскочил к окну и начал в него стучаться, на на стук никто не откликался. «Должно быть, атаман уснул», подумал Осип, кинулся на двор, отыскал там крыльцо, отпер дверь в комнаты и запер её на крючок. В комнатах было темно.

– Хозяин, а хозяин! – крикнул он.

Ответа не было.

– Есть ли кто дома, говорите?

Опять молчание.

Тогда каторжник вынул из кармана коробок спичек, зажёг их несколько, пошёл из одной комнаты в другую и наконец отыскал своего атамана спящим на постели, растолкал его и сказал:

– Хозяин, вставай, сюда идут.

Чуркин сразу сообразил опасность, вскочил с постели и начал одеваться. В это время послышался стук в двери.

– Что случилось? – спросила Прасковья Максимовна, протирая глаза.

– Мы попались, должно быть, твой Гаврила Иваныч идёт, – сказал разбойник.

– Да не один, а втроём, – добавил каторжник, накидывая на плечи разбойника его тулуп.

Двери ломились oт стука. Прасковья Максимовна тут же сообразила, что дело плохо, зажгла, было свечку и снова её потушила.

– Куда же нам спрятаться? – спрашивал её Чуркин.

– Ступайте, я проведу вас в кухню, а как они войдут, вы другими дверями уходите на двор, – сказала красавица, взяла, разбойника за руку и повела его за собою; каторжник последовал за ними.

– Да чего же ты боишься, атаман, я один с ними слажу, – потряхивая бывшим у него в руках кистенём, сказал Осип.

– Молчи пока, увидим, что будет.

Дверь в комнаты отворилась, весёлая компания с шумом ввалилась в неё.

– Да ты что ж, Прасковья, долго не отворяешь? – долетели до слуха Чуркина возгласы Гаврилы Иваныча; затем всё стихло.