Читать книгу Разбойник Чуркин. Том 3. Возвращение - Н. И. Пастухов - Страница 7

Скромно, без всякого шума, отперли разбойники свой номер, вошли в него, разделись и, притаившись, начали прислушиваться, что делается в соседнем номере, и перешёптываться.

– Кажись, кто-то есть там, шаги слышны, – говорил каторжник.

– Должно быть Гаврила Иваныч приятеля с деньгами поджидает, – приваливаясь на кровать, ответил Чуркин.

Осип закурил трубочку и водворилось молчание.

Через полчаса в комнату соседа их кто-то вошёл и и поздоровался с ним. Осип взглянул на атамана и, увидав, что он уснул, подошёл к нему, потрепал его по плечу и тихо сказал:

– Василий Васильевич, вставай, пришли.

Тот открыл глаза, взглянул на своего товарища, переспросил у него, в чем дело, поднялся с постели и присел на стул. Каторжник приблизился к дверям, отделяющим одну квартиру от другой, и приложил к ним ухо.

– Продешевил я тебе, Сергей Семёныч, товарец-то, – сказал хозяин квартиры, – одно только – деньги нужны, потому и уступил.

– Не такой ты парень, друг любезный, Гаврила Иваныч! Четвертачок в пуде ни за что вытянул у меня, в куражах я был и передал тебе. На, вот, получай финансы; какие деньги-то я тебе принёс: все радужные – из банка только что получил.

При слове «деньги», каторжник отошёл от двери, махнул рукой своему атаману; тот стал на его место и одним глазом увидал всё, что происходило в номере по соседству.

Продавец и покупатель сидели за столом; первый пересчитывал деньги и откладывал их к сторонке, а последний поглядывал на них, как бы жалея с ними расстаться.

– Капитал хороший, деревню на него можно купить, – заметил Сергей Семеныч, поднявшись со стула.

– У нас долго не залежится, денька два-три погостить и на дело пойдёт, – увязав кредитки в одну пачку и завернув их в бумагу, сказал Гаврила Иваныч, положил пачку в комодик и запер его внутренним замком.

– Давай записочку на проданный товар, завтра он мне понадобится, – сказал Сергей Семеныч.

– Вот она, готова, я загодя ещё её написал, – вручая тому клочок бумаги, протянул Гаврила Иваныч.

– А на счёт магарыча что скажешь?

– Что жь, можно, хоть сейчас.

– Вели подать чего-нибудь.

Купец позвал коридорного и приказал ему подать какого-нибудь вина. Чуркин отошёл от двери и сказал Осипу, чтобы он похлопотал на счёт самоварчика, который немедленно и был подан.

– Ну, что, принёс, что ли, он ему деньги-то? – нахмурив брови, спросил каторжник.

– Все до копеечки; взял это он их, пересчитал и в комод положил.

– Ну, вот и ладно, может, мы до них как-нибудь и доберёмся. Ты, атаман, об этом поразмысли.

– Чего тут раздумывать, дверь не железная, сломать её не долго.

– А не отпереть ли её ключиком, ещё спокойней было бы.

– Где же ты его возьмёшь?

– Подобрать можно где-нибудь, небось, слесаря в городе водятся.

– Что ж, ты хочешь, чтобы тебя забрали «пауки»? Засадят сейчас.

– Да за что же?

– А ни за что, по подозрению возьмут.

Осип задумался и прекратил разговор.

На дворе давно уже смерклось, а в соседнем с Чуркиным номере попойка не прекращалась, там уже, вместо двух приятелей, собралось их несколько, завязалась между ними картёжная игра.

– Василий Васильевич, не пройтись ли нам куда-нибудь? а то что мы будем здесь сидеть, толку никакого не выйдет; они, пожалуй, всю ночь здесь проканительничают, – накрывая свою чайную чашку, сказал Осип.

– Пожалуй, пройдёмся, – согласился тот.

Вошёл коридорный, убрал самовар и спросил:

– Вы, купцы, дома будете?

– А тебе это на что знать потребовалось? – спросил разбойник.

– Так я говорю, если что потребуется, я по соседству с вами буду.

– Ну, ладно, понадобится что, тогда скажем.

Слуга вышел. Чуркин начал одеваться.

– Новый халат мне надевать, или в полушубке идти? – спросил у него каторжник.

– Надевай обнову, да захвати с собою на всякий случай и парики.

– Разве они нам понадобятся? – уставив на него глаза, спросил тот.

– Кто знает, может, и потребуются, на грех мастера нет.

– Что это, никак там драку подняли? – проговорил Чуркин, прислушиваясь к шуму в соседнем номере.

Крик действительно поднялся страшный; приятели заспорили о том, «чья рука», но вскоре угомонились.

Разбойники заперли свой номер и вышли.

– Куда же ты, атаман, думаешь отправиться? – отойдя немного от гостиницы, спросил Осип.

– Так куда-нибудь пройдёмся, – ответил тот.

Спустились глубокие сумерки. Последняя метель намела на улицы сугробы снега; по тротуарам невозможно было пройти; темень, по отсутствию уличных фонарей, стояла непроглядная; разбойники шли посредине мостовой, один за другим; вот они остановились, чтобы отдохнуть от путешествия по сугробам. После небольшой паузы, Осип спросил у своего спутника.

– Ну, как ты думаешь, Василий Васильевич, на счёт Гаврилы Иваныча?

– Так и сделаем, как говорил, – ответил ему разбойник.

– Когда же к делу приступим? Жаль ведь упустить, денег-то не мало.

– Полагаю, что завтра днём обработаем; выждем время, когда его дома не будет, ну, и тово… Разве нам с тобой долго с дверьми управиться?

– Надо же хоть топорик какой приискать, голыми руками ничего не поделаешь.

– Теперь будет не пригоден, надо стамеску да коловорот подыскать, да так устроить, чтобы стуку никакого не было, а то, пожалуй, топором суматоху в гостинице произведёшь.

– Значит, купить струмент-то придётся?

– Знамо, купить; в лавках, небось, продают его, – решил Чуркин и зашагал вперёд.

– Куда же ты, атаман, идёшь?

– Зайдём в знакомый трактирчик, вот что у постоялых дворов, да понюхаем, не будет ли чего новенького, там ведь все купцы собираются.

Через несколько минуть они подошли к линии постоялых дворов и оглянулись. Чуркину показалось, что по направлению Банковской улицы шажком плетётся лошадка. «Уж не Калистратыч ли это едет?» – подумал он и обратил на подводу особенное внимание. Осип так же напряг своё зрение и тихо сказал:

– Василий Васильевич, что, или дожидаешься кого?

– Тише ты, не ори, – толкнув его, проговорил тот, подходя к дверям трактира.

Вот деревенские сани, с приделанным к ним задком, запряжённые вороной лошадью, которая вся в мыле, поравнялись с трактиром; в них сидели какие-то два человека, но за темнотою разглядеть их не было возможности. Миновав разбойников, саночки остановились у ворот первого постоялого двора, и один из седоков, заметив в них привратника, спросил:

– Где здесь двор Козьмы Яковлева?

– Подальше маленько, – был ответ.

– У вас можно остановиться?

– Заезжайте, места хватит.

Лошадка повернула на двор.

– А ведь это Калистратыч приехал, – сказал Чуркин.

– Ну, не может быть, скоро больно! – заметил Осип.

– Верно, он: я его по голосу узнал, да не один, а с проводником, должно быть кого-нибудь из своих подручных взял.

– Как же теперь быть?

– Надо как можно больше осторожность соблюдать: в трактир заходить неловко, соображение требуется.

– Так куда же нам отправиться?

– Здесь побудем: он дома не усидит, нас пойдёт разыскивать, – сказал разбойник и отошёл за угол линии постоялых дворов, по направлению к речке.

На льду реки, у проруби, ржали лошади, приведённые мужичками на водопой. Остановившись, разбойник взял у Осипа парики, один из них натянул на себя, а другой велел надеть Осипу.

– Ну, теперь вернёмся назад и поглядим, куда пойдёт Калистратыч, – сказал разбойник.

Осип, поправляя на голове свой парик, поплёлся за ним.

До полуночи бродили разбойники около постоялых дворов в ожидании появления Калистратыча, и затем, не видя его, порешили отправиться на квартиру, с тем, чтобы на следующий день покараулить его и сообразить, что против него предпринять.

* * *

Выехав из селения Ляги, Панкрат Калистратыч приналёг на своего коня и шибко гнал его, только изредка давая ему вздохнуть.

– Застанем ли мы их в Ирбите? – говорил ему спутник его Лука Сергеич.

– Ещё бы не застать! Не мимо же города махнут, всё-таки денька на четыре остановятся, небось, за товаром поехали, – подстёгивая вороного, отвечал тот.

– Должно быть, народ бывалый, троих уходили, покойнички твои тоже даром не дались, а поборолись с ними, пожалуй, и знаки какие на своих супостатах оставили.

– А, может, и уложили их, кто знает? – неизвестно.

– Почему же ты так думаешь?

– Из того смекаю, что в вашей деревне они не останавливались.

– Куда же лошади-то твои подевались?

– Нашлась люди, которые угнали их. а купца с его кучером в снег где-нибудь зарыли.

– Нет, я другое думаю: они нарочно нашу деревню миновали, чтобы следы свои от погони скрыть.

– Кто их там знает? Всё может быть, в Низвенском всё прояснится.

Добравшись до этого селения, они остановились у одного знакомого Луке Сергеичу мужичка, попили чайку и разговорились с хозяином дома о его житье-бытье, а затем спросили у него:

– А что, Тарас Григорьич, не видал ли ты наших знакомых купцов из Верхотурья?

– Каких это?

– На парочке серых они ехали, – добавил Панкрат Калистратыч.

– Нет, не догадался что-то, может, ночью они были.

– Как бы это узнать у ваших дворников?

– Что ж, можно, я, пожалуй, поразузнаю.

– Будь друг, не в службу, а в дружбу, поди, понаведайся, а мы пока с Лукой Сергеичем чайком займёмся.

– Изволь, сейчас, долго ли мне их обежать? – напяливая на себя полушубок, сказал тот и вышел из избы.

– Посмотрим, какие вести принесёт нам Тарас Григорьич, чем порадует; если проехали, то мы их разыщем в Ирбите, тогда уж и натешимся: шкуру за своих ребят с этого купца сдеру, – говорил Панкрат Калистратыч.

– А мне позволь с его кучером разделаться, – высказался Сергеич.

– Сможешь ли только?

– Я-то? Ах, Панкрат Калистратыч! Небось, знаешь, каких молодцов я на тот свет отправлял, а с этой дрянью справлюсь.

– Смотри, осечки не сделай.

– Ни в жизнь, рука пока тверда, охулки на себя не положит.

– Верю, Сергеич, верю и знаю твою ухватку.

Через несколько минут возвратился в избу Тарас Григорьич; Калистратыч спросил у него:

– Ну, что, узнал?

– Были дня два тому назад и уехали, – ответил тот.

– У кого останавливались?

– У Степана Назарова.

– Ты лично с ним виделся?

– Как же! На серых проезжали, купец, говорит он, хороший такой, разговорчивый.

– Нельзя ли этого Степана Назарова сюда попросить?

– Сделай одолжение.

Тарас ушёл.

– Ну, вот, Панкрат Калистратыч, догадки-то мои как сон, в руку дались: видишь ты, здесь они ночевали.

– Да, ты угадал, как говорил, так и есть, – следы хотели скрыть, да не удалось: отыщем голубчиков и натешимся над ними, они ведь нас и не ожидают.

– Где ожидать! небось теперь посмеиваются над упокойниками: «что, мол, взяли! на тот свет угодили».

– Ну, пусть их благодушествуют пока до нашего приезда.

Вошёл Тарас Григорьич и привёл с собою Степана Назарыча; раскланялся он с проезжающими и был приглашён ими за компанию чашечку чайку выпить; не отказался он и уселся на лавку.

– Ты, Степан Назарыч, извини, что побеспокоили тебя, – обратился к нему Калистратыч.

– Ничего, теперь свободно, постояльцев нет, мне всё равно, где-нибудь надо же время проводить, – отвечал дворник.

– Значит, купец-то Верхотурский, наш приятель, у тебя останавливался?

– Да, у меня ночевал, – ответил он, пристально вглядываясь в Калистратыча.

– Что, или не узнаёшь меня? – спросил у него душегубец.

– Лицо твоё, кажись, мне знакомо, не из Волховой сам будешь?

– Угадал.

– Панкрат Калистратыч, кажись?

– Он; чего же ты дрожишь?

– Так, что-то в озноб меня другой день бросает, – отвечал перепугавшийся дворник.

– На серых проезжали?

– Верно так, кони добрые, в Ирбит, говорили они, едут.

– Ну, вот, вот, они самые.

– Я ещё им посоветовал остановиться у моего знакомого дворника, Кузьмы Яковлева.

– Спасибо, мы их теперь разыщем; нужны они нам по одному делу.

– Больше вам ничего не нужно от меня? Я уж пойду, а то лихорадка сильно забирает.

– Ступай, пожалуй, спасибо, – сказал вслед ему Калистратыч.

Дворник был бледен как полотно. Встреча с известным ему разбойником так сильно на него подействовала, что он не мог уснуть во всю ночь и дал себе слово никому о Калистратыче не рассказывать, из опасения с его стороны мщения. Он досадовал на себя, зачем выдал в руки разбойника того купца, который ночевал у него. «Не сдобровать теперь ему, уходят беднягу», – думал он. Занимала его мысль и о том, каким это образом был знаком с Калистратычем Тарас Григорьев, и заключил, что односельчанин его состоит в одной шайке с разбойником, который имеет проездом у него своё пристанище.

Калистратыч не догадался, что Степан Назарыч дрожал не от лихорадки, а от испуга при разговоре с ним. Разбойник был занят только одной мыслью о ненавистном ему купце, под кличкой которого скрывался Чуркин; он рад был, что напал на его след; от удовольствия он, как волк, сверкал глазами и на прощанье с Тарасом Григорьевым наградил его трехрублевой кредиткой.

* * *

Выбравшись из селения около полудня, Калистратыч поехал не спеша, чему спутник его не мало удивился и решился сказать.

– Панкрат Калистратыч, надо бы нам поторапливаться, а то в город поздненько приедем, он не близок ещё.

– Знаю, так надо, – ответил тот.

– Оно конечно, не видят и не думают, – заметил Лука Сергеич. – Ты в этих делах человек опытный, – прибавила он.

– Надо, брат, во всём смекалку иметь, – потряхивая вожжами, пробормотал тот.

Из этого ясно видно, почему Калистратыч, приехав в Ирбит, справлялся о постоялом дворе Кузьмы Яковлева.

Остановившись на ночлег, Калистратыч сам отпряг свою лошадку и дал ей корму, попил со своим спутником чайку и послал его на двор Кузьмы Яковлева узнать втихомолку о купце, остановившемся у него на паре серых лошадей. Чуркин с Осипом не заметили, как он вышел из ворот и пошёл, по приказанию своего вожака, за справками.

Подойдя к воротам упомянутого двора, он нашёл около них сидевшего на скамеечке работника, присел к нему и разговорился с ним.

– Небось, теперь постояльцев у вас страсть сколько? – спросил Лука Оергеич.

– Нет, не больно много, были, да поразъехались.

– Да, ярмарка на исходе, управились делами и восвояси. На своих-то лошадках много приезжали?

– Случалось, бывали.

– И теперь, небось, ещё имеются?

– Кажись, никого нет.

– А купец на паре серых разве уехал?

– Он у нас одну ночь только и ночевал, на другой день лошадей продал и сам перебрался на другую квартиру.

– Куда же он пошёл, не знаешь?

– Нет, ушёл с своим кучером пешком.

– Кому же он лошадей-то продал?

– Не знаю, приходил какой-то и увёл их со всей упряжью; хозяин наш говорит, что дёшево очень пошли лошадки, сам их хотел купить, да опоздал.

Лука Сергеич покалякал с работником ещё маленько, поднялся со скамеечки и пошёл к Калистратычу с рапортом.

Нахмурив брови, выслушал тот речь Луки Сергеича, при этом от злости он скрипел зубами, кулаки его судорожно сжимались, лицо искривилось, и страшен был Калистратыч в эти минуты.