Читать книгу Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том первый - Нелли Шульман - Страница 14

Сильные загорелые руки орудовали медной машинкой для набивки папирос:

– Все беды от черных и жидов, – в будке охранников лениво вращался вентилятор, – у вас в провинции жидов нет, – светлые глаза в легкой сеточке морщин взглянули на Иосифа, – а в Йоханнесбурге они развели кагал…, – старший смены подвинул ему стальной портсигар:

– Вещицу я храню, как память…, – Иосиф зашевелил губами:

– Я немецкий еле разбираю, – разговор шел на английском языке, – что здесь написано…, – они открыли дверь в жаркое апрельское утро. Вдалеке посверкивала лазоревая вода бассейна:

– Бассейна два, – вспомнил Иосиф, – вернее, три, если считать подвальный…, – ему пока не удалось заглянуть на виллу, но территорию комплекса он обследовал внимательно.

Второй бассейн помещался на площадке мраморной лестницы, ведущей к Замбези. Вода переливалась через край, журчала по отвесной стене, выложенной мозаикой:

– Бассейн в бесконечность, – оценил конструкцию майор Кардозо, – отсюда открывается отличный вид…, – у речного причала стоял катер, похожий на посудину, которой пользовались кузены:

– Но только похожий, – на катере Иосиф тоже побывал, – он раза в два мощнее нашего…

На взлетную полосу за холмами охранников не посылали, но Иосиф часто слышал над головой жужжание легкой машины. У фон Рабе имелось два пути отступления:

– Река, воздух и шоссе в Виктория-Фолс, – напомнил себе майор, – у мерзавца новый джип…, – фон Рабе ездил на американской машине. Сзади всегда шла вторая, с охранниками:

– Пока он почти не выбирался с виллы, – Иосиф вертел портсигар, украшенный прусским орлом, – именно его надо было назвать Пауком…

Старший благоговейно коснулся гравировки на серой стали портсигара:

– Год видишь…, – Иосиф кивнул: «Сорок третий». Охранник усмехнулся:

– Я тогда был мальчишкой, двадцати трех лет. Здесь написано:

– За помощь делу рейха и фюрера, – он поднял палец, – Каунас, Девятый Форт…

Иосиф поинтересовался:

– Где это – Каунас?

Старший вздохнул:

– Хороший ты парень, Йост, но тебе не помешало бы образование. Каунас в Литве, в Европе, – он затянулся сигаретой, – ты, надеюсь, слышал о фюрере…, – Йосиф отозвался:

– Он герой белого дела, он боролся с жидами…, – старший одобрительно заметил:

– Именно так. Я служил во вспомогательных литовских частях. Потом, – он постучал по портсигару, – я попал в Италию, – Иосиф предполагал, что охранник завербовался в иностранный легион СС, – а в сорок пятом году перебрался в Африку…, – в Девятом Форте во время войны уничтожали евреев:

– Даже если он скажет мне его фамилию, – понял Иосиф, – это ничего не даст. Он давно поменял все документы, как сделал фон Рабе…, – утром мимо них пронесся джип босса, как здесь называли господина Ритберга:

– Он летит в Солсбери – объяснил старший охранник, – на обед с премьер-министром. Но жену он в столицу не взял, – старший усмехнулся, – миссис предпочитает сидеть дома, как и положено хорошей супруге…, – Полину здесь считали женой фон Рабе. Иосиф пока не видел кузины:

– На виллу нас не пускают, – он спокойно курил, – мне еще надо понять, где заложить взрывчатку…, – через Маленького Джона он передал кузенам план комплекса:

– Но только наземной части, – у бассейна раздался собачий лай, – в здание мне пока не попасть…

Иосиф пронес на территорию совсем немного взрывчатки. Охранников не обыскивали, однако он не рисковал надевать нательный пояс:

– Кое-что я рассовал по карманам, – он присмотрелся к подстриженным деревьям сада, – но мы с Джоном нашли надежное место для хранения в лагере…, – сейчас у них было двадцать килограммов тротила:

– Два из них теперь спрятаны на вилле, – Иосиф потушил сигарету, – инженеры подумают, где лучше разместить заряды…, – от Полины он помощи не ожидал:

– Она мне вряд ли поверит, – мрачно понял Иосиф, – у нее не работает голова, она думает только одним местом, если вообще думает…

Собеседование с господином Ритбергом прошло мирным образом. Иосиф хорошо помнил настоящее лицо фон Рабе:

– Мы со Шмуэлем были детьми, но некоторые вещи не оставить в прошлом, как бы ты не старался. Впрочем, сейчас мне это только на руку…, – господин Ритберг совершенно не походил на свои фотографии военного времени:

– И на себя самого, каким я его помню, – хмыкнул Иосиф, – но глаза у него остались теми же самыми. Однако глаза не доказательство, как не доказательство и шрамы, учитывая, что они, наверняка, сгладились…, – от тети Марты он услышал о родинке на плече фон Рабе:

– Я видела его на пляже, – невесело сказала женщина, – но родинка – вещь косвенная…, – Иосиф заметил:

– Тупица говорит, что в Швейцарии фон Рабе носил старый Panerai…, – тетя согласилась:

– Кажется, часы у него остались теми же самыми. Будем надеяться, что он не избавился от гравировки…, – Иосиф выучил наизусть дарственную надпись от Черного Князя Боргезе.

На встрече с Ритбергом он заметил на загорелой руке босса военного вида хронометр:

– Модель сходится, – поздравил себя Иосиф, – часы стальные, господин Ритберг очень скромен.

Готовясь к миссии, он провел неделю в Хэмпстеде, отъедаясь круассанами и домашним джемом. Иосиф играл с двойняшками и слушал Пауля, пересказывавшего телепередачи. Лев и Цила уверенно ходили и начали лепетать:

– У них две пары родителей, – Иосиф поймал себя на улыбке, – но первыми словами у них стали вовсе не папа с мамой, а скрипка и кино…, – собака у бассейна утихомирилась. В шатре блеснули рыжие волосы. Иосиф небрежно поднялся:

– Я обойду территорию, – старший охранник слушал по радио крикетный матч, – и скоро надо обедать…, – он вспомнил веселую возню двойняшек, ласковый смех Пауля:

– Фон Рабе никого из них не оставил бы в живых, – Иосиф стиснул руку в кулак, – если Полина меня выдаст, я не доживу до завтрашнего утра. Но больше ничего не остается, мне надо исполнять свой долг…, – он спокойно пошел к бьющемуся на ветру шелку шатра.

Спальню виллы отделали мозаикой из муранского стекла. Стены словно светились в полутьме:

– Я хочу, чтобы здесь все радовало глаз, – Полина помнила его уверенный голос, – это копия, но картина подходит по стилю…, – теперь Полина не была уверена, что перед ней действительно копия этюда Климта к «Поцелую»:

– Внизу тоже висит копия, только Матисса, – девушка старалась даже дышать неслышно, – Макс смеялся, что, потратив все деньги на виллу, он не может позволить себе подлинники картин…, – в гостиной висели и другие полотна:

– У меня в гардеробной еще одна копия, – Полина скосила глаза на его безмятежное лицо, – «Одалиска» Энгра. Он говорит, что девушка на картине напоминает меня…, – длинные ресницы Макса немного дрожали:

– Он всегда крепко спит, – Аттила свернулся клубочком у низкой кровати, – он приехал из Солсбери в хорошем настроении…, – Полина получила роскошный букет роз:

– В нашем саду они зацветут только осенью, – ласково сказал Макс, – мне хотелось тебя побаловать. Держи шоколад, – он вручил Полине пакеты, – я привез и шампанское…

На вилле имелся винный погреб, но Полина привыкла к подаркам:

– Я привыкла не задавать вопросов, – на антикварном китайском столике тикали серебряные часы, – привыкла верить каждому его слову…, – она видела и родинку на плече и старый шрам на левом боку:

– Его ударила кинжалом моя мать, – Полина боролась с тошнотой, – почему мне никто ничего не рассказывал? Я выросла в неведении о случившемся до моего рождения и после него…, – теперь она знала, что могила ее матери – только фальшивка:

Девушка закусила губу:

– Папа и Маленький Джон оберегали меня, а Иосифу на мои чувства наплевать. Но пусть лучше так, чем ходить вокруг да около…, – у бассейна Полина едва успела ахнуть. Кузен носил потрепанные штаны хаки и тропическую рубашку:

– Заткнись и слушай, – Иосиф оглянулся, – у меня есть всего пять минут, поэтому говорить буду я, – за пять минут Полина узнала больше, чем за последние пять лет:

– Он назвал меня нацистской подстилкой, – кузен не стеснялся в выражениях, – такой же, как моя мать, – Иосиф заметил:

– Она сбежала от твоего отца к фон Рабе, едва он поманил пальцем. Но тебя никто не манил, – Иосиф окинул Полину брезгливым взглядом, – ты сама раздвинула ноги перед убийцей евреев, – он добавил:

– Твоя мать пропала без вести после венгерских событий. Наверняка, ее арестовали и расстреляли русские, которых она предала, как предала она всех, включая тебя, – он выпустил дым в лицо Полине, – ты была ей не нужна, она оставила тебя позади, как мусор, – Полина боролась со слезами:

– Сюда приехал Маленький Джон, – ей стало мучительно стыдно перед братом, – здесь Виллем и Джо, – девушка подышала, – они читали мою книгу, – к горлу подступила рвота, – и папа тоже читал, – Иосиф велел ей спуститься на пристань в три часа ночи:

– У тебя появился шанс, – бесцеремонно сказал кузен, – но если ты не уедешь с нами, а останешься здесь, ты больше не увидишь семьи. Никто тебя больше искать не собирается, ты все равно, что мертва, – он добавил:

– Охранники и твой…, – Полина покраснела от крепкого словечка, – будут заняты, я отвлеку их внимание, – она не спрашивала, что случится с мирно спящим Максом:

– Понятно, что, – Полина осторожно пошевелилась, – они приехали не только за мной, они приехали убивать, – о ребенке она не думала:

– Может быть, я ошиблась, – Полина уговаривала себя, – и никакого ребенка нет. Но, может быть, и они тоже ошибаются…

Ей оставалось только все проверить. Часы лежали на расписанном золочеными драконами столике. Китайский лак немного облупился:

– Словно на комоде у тети Марты…, – Полина заставила себя встать, – она рассказала Иосифу о шрамах и родинке, и о гравировке на часах, – девушка не хотела смотреть в сторону Макса:

– На самом деле он на десять лет старше, – вспомнила Полина, – ему не пятьдесят, а шестьдесят. Это еще одна его ложь. Вся моя жизнь оказалась ложью, – Аттила приподнял голову, но опять задремал, – от начала до конца, – Полина много раз видела стальной хронометр Макса:

– Но сзади нет никакой гравировки, – она аккуратно взяла часы, – хотя надпись могли скрыть…

Стеклянное пространство встроенной в спальню ванной отливало теплым светом:

– Он мог купить хронометр с рук, – Полина цеплялась за любое объяснение, – но зачем ему старье, у него есть деньги на сотни ролексов, – она носила платиновые дамские часы, – деньги, полученные за золотые зубы, вырванные у мертвых евреев, – шоколад подступил к горлу. Полина сдержала кашель:

– Где мои маникюрные ножницы, – она зажала часы в руке, – гравировка должна быть на корпусе, – девушка накинула на плечи легкий халат.

Лезвия ножниц вошли в зазор. Полина покачала хронометр. Металлическая крышка упала на мраморный пол. Девушка застыла с ножницами наперевес.

Надпись сделали старомодным, готическим шрифтом: «Maximilian, ein Freund und Verbündeter im Kampf». Раскинувший крылья орел держал в лапах свастику: «Князь Боргезе, Рим, 1943». Полина не успела сунуть часы в карман халата:

– Он не улыбается, – пронеслось в голове у девушки, – то есть улыбается, но глаза у него ледяные, – Максимилиан шагнул в ванную:

– Интересно, – задумчиво сказал он, – откуда ты узнала о гравировке…, – он протянул руку, – отдай мне часы. Нам надо поговорить, Полина, – за раскрытыми окнами спальни прогремел глухой взрыв.

Виллему вся затея, как называл план Иосифа барон, отчаянно не нравилась.

О разговоре кузена с Полиной они узнали от добравшегося на замбийский берег реки Маленького Джона:

– Официально я опять на рыбалке, – мрачно сказал юноша, – а Иосиф вернулся на виллу, только теперь нелегальным образом, – по словам Джона, Полина ничего не обещала Иосифу:

– Он велел ей спуститься на пристань в три часа ночи, – юноша затянулся сигаретой, – он унес в карманах еще килограмм тротила, так что… – Механик хмыкнул:

– Так что виллу мы не уничтожим. Отколем пару кусков мрамора, вот и все, – Виллем отозвался:

– Во-первых, взрыва может и не случиться, – он со значением посмотрел на Джона. Лицо кузена заполыхало краской:

– Полина никогда не предаст семью, – зло сказал юноша, – она не донесет на Иосифа, и вообще, – Джо вздохнул:

– Ясно одно, надо готовить оружие. Даже если Полины мы не увидим, другого шанса у нас не остается, – Виллем взглянул на сияющее звездами небо:

– И теперь мы болтаемся у пристани, в ожидании непонятно чего, – огней на катере они не зажигали. Темные холмы поднимались вверх, комплекс освещали редкие фонари:

– На смене два десятка охранников, – пока до них не доносилось ни единого звука, – а нас четыре человека, если не считать Иосифа, – майор Кардозо был сейчас где-то на территории виллы:

– Если ему все удалось, – они даже не курили, – и, если Полина действительно умолчала об их разговоре, – широкая Замбези играла серебром в сиянии луны. Неподалеку плескала рыба:

– Здесь заводь тихая, – у пристани белел мощный катер фон Рабе, – но дальше по течению начинается стремнина, – Виллем, впрочем, надеялся, что до катеров дело не дойдет:

– Хорошо, что Джон остался с нами, – кузен сидел на корме, – еще одна пара рук, вернее, ствол, нам пригодятся, – после короткого совещания они решили двигаться наверх после трех часов ночи:

– Даже если взрыва не случится и если мы не дождемся Полины, – сказал Виллем, – плана помещений виллы у нас нет, придется действовать наугад, – он предполагал, что Иосифу не составит труда пробраться в комплекс незамеченным:

– У него, пожалуй, лучшая подготовка среди нас, – вздохнул барон, – если не считать месье Марселя…

Заикнувшись, что Механику стоит остаться на катере, он натолкнулся на холодный взгляд темных глаз:

– И не подумаю, – отрезал Марсель, – как говорится, один за всех и все за одного, – Виллем понимал, что кто-то из них может не пережить сегодняшней ночи:

– На войне у стариков, – он невольно улыбнулся, – тоже не было другого выбора. Волк и дядя Эмиль поступили бы так, как мы сейчас, – прохладный ветер раскачивал катер:

– Ночью становится ясно, что скоро зима, – Виллем опять насторожился, – нет, кажется, в комплексе все спят, – его хронометр показывал без десяти три:

– На войне всегда ждут, – услышал он тихий голос Механика, – а мы здесь словно на войне, – Виллем провел ладонью по щетине на наголо выбритой голове:

– Я знаю, что ждут, – отозвался он одними губами, – у нас в Мон-Сен-Мартене есть старый инженер, он вышел на пенсию. Он воевал в отряде дяди Эмиля. Он смеется, что за четыре года обеспечил шарфами всех партизан Бельгии, – инженер занимался вязанием, ожидая, пока сработает очередное взрывное устройство.

Механик усмехнулся:

– Мне нет пятидесяти лет, на пенсию мне выходить рановато. Но я попрошу Тату научить меня вязанию, на всякий случай…, – Марсель пока запретил себе думать о жене и девчонках:

– Они по мне скучают, – по соображениям безопасности Тата не могла проводить его в аэропорт, – но я обещал вернуться и я вернусь…

Он все равно вспомнил сытое сопение самой маленькой девочки, Вероники, мирный запах молока и присыпки для младенцев:

– Хорошо, что теперь есть бумажные пеленки, – порадовался Механик, – иначе мы разорились бы на стирке обычных…

Он думал о новой стиральной машине и обустройстве балкона, избегая мыслей о лежащем на палубе АК-47 и о пистолете у себя в кармане:

– Вообще я в законном отпуске, – весело напомнил себе Марсель, – я всегда ухитряюсь проводить каникулы самым неподходящим образом…

Он бы не спутал звук взрыва ни с чем другим. Темнота в распадке между холмами вспыхнула алым, зазвенели стекла в окнах виллы. К небу взвился столб пронзительно белого света:

– Они врубили прожекторы, – Виллем подхватил автомат, – Джо, заводи мотор, мы идем к берегу.

Острые лучи метались по гранитным плитам террасы, возбужденно лаяли собаки. Максимилиан не двинулся с места:

– Кто рассказал тебе о дарственной надписи, – он не опускал руки, – кто подослал тебя ко мне…, – ее прозрачные, голубые глаза оставались сухими:

– Ее мать бы заплакала, – подумал Макс, – хотя она не только дочь своей матери, но и дочь проклятого Холланда…, – Полина упрямо выдвинула вперед подбородок.

Максу надоела игра в молчанки. Схватив девушку за тонкое запястье, он рванул ее к себе. Полина ахнула, он отобрал у девушки часы. Сзади встревоженно заворчал Аттила:

– Впрочем, – Макс не отпускал ее, – я знаю, с кем ты виделась. Не забывай, я друг премьер-министра страны и мне сообщают даже новости, не попадающие в газеты, – за обедом Смит заметил:

– Скоро ты сможешь вкладывать деньги в алмазные шахты, не выходя из дома, Макс. Мы наняли геологов для поиска новых месторождений в долине Замбези.

Макс налил им вина:

– Я хотел провести остаток жизни в спокойствии, Ян, – смешливо сказал он, – а не слушая взрывы у моей парадной двери, – Макс не верил в совпадения, но подумал, что напророчил себе именно взрывы:

– Словно я знал, что все так закончится, – вздохнул он, – но ведь действительно знал, как только услышал, что за геологи сюда приехали, – он подозревал, что неизвестный ему месье Анри Лагранж имеет отношение к секретным службам:

– Но эти двое в стране под настоящими именами, – геологов пригласили из Конго, – они известные в Африке люди…

В разговоре со Смитом Макс сделал вид, что первый раз слышит о Виллеме де ла Марке и Джозефе Дате:

– Они давно в наших краях, – заметил Смит, – они работают на черное правительство, но деньги, как говорится, не пахнут, – Макс не сомневался, что история о поиске алмазов шита белыми нитками:

– Они каким-то образом узнали, где я обосновался и явились сюда за мной, – он подозревал, что его местонахождение выдала именно Полина:

– Но как, – девушка сжала губы в тонкую нитку, – в Конакри она ходила куда хотела, но тогда она не знала, куда мы переезжаем, а здесь она не могла с кем-то связаться, – Макса что-то неуловимо беспокоило:

– Что-то или кто-то, – он нахмурился, – я недавно видел знакомого, но не могу понять, кого, – острые зубы оцарапали ему ногу. Аттила топорщил рыжую шерсть, янтарные глаза недобро смотрели на Макса. Пес оскалился, пытаясь прорваться к Полине:

– Овчарки преданные животные, даже полукровки, – Макс вспомнил темные тоннели берлинского метро, – первый Аттила не пускал меня к Марте, и тоже бросился на меня, – собака уцепилась за подол его бархатного халата. Снаружи затрещали выстрелы. Макс невозмутимо достал из кармана блестящий серой сталью браунинг:

– Мы его подобрали малышом, – Аттила рвал зубами ткань, – он засыпал у меня под боком на диване, лизал меня в щеку…, – Полина попыталась вывернуться из его сильных рук, – меня все предают, даже собаки…

Сухо прогремел выстрел, Полина завизжала: «Нет!».

Кровь из расколотого черепа пса забрызгала муранскую плитку, Аттила свалился кулем под ноги Макса. Переступив через тело, он выволок Полину в пахнущую порохом спальню:

– Я ничего не знала, – на ее розовых губах пузырилась слюна, – я ни с кем не встречалась, – Макс намотал на руку рыжие волосы:

– Не надо мне лгать, – почти ласково сказал он, – люди, обманывавшие меня, поплатились жизнью, Полина. Где ждут твои сообщники, – он не мог назвать их родней девушки, – и как ты услышала о гравировке, – Макс не понимал, зачем Полина решила проверить его часы:

– Если она знала, кто я такой, для чего это ей нужно, а если не знала, – Макс обвинил девушку в предательстве больше по привычке, – значит, виллу навещал кто-то из них, – Полина смотрела на окровавленное тело пса:

– Он любил Аттилу, но застрелил его, не моргнув глазом, – по лицу девушки текли слезы, – он и меня убьет, если понадобится, – Полина велела себе молчать о ребенке:

– Что бы он со мной ни делал, – она превозмогала боль в растянутом запястье, – если я обмолвлюсь о беременности, он утащит меня на край света, как покойную тетю Эмму. Он дождется родов, а потом избавится от меня, – Максимилиан встряхнул ее за плечи:

– Говори! Кто здесь был, с кем ты виделась и где он сейчас, – Макс едва успел пригнуться.

Просвистев мимо его уха, пуля врезалась в раму подлинного этюда Климта:

– Вот о ком я думал, – понял Макс, – теперь я понял, кто это такой. Я видел их вдвоем и не забыл, – он даже вспомнил фальшивую фамилию якобы бельгийских близнецов:

– Жозеф и Себастьян Мерсье. Мерзавец похож на арийца, как две капли воды, он сын своей матери, – вторая пуля разбила подвеску на антикварной хрустальной люстре. Макс приставил ствол браунинга к растрепанным рыжим волосам Полины:

– Еще шаг в мою сторону, – парень тяжело дышал, на измазанной грязью щеке краснела царапина, – и я разнесу ей голову в клочья, – Полина истошно заорала:

– Иосиф, нет, не надо, – хрусталь хлынул на ковер блестящим водопадом. Схватившись за бок, где расплывалось кровавое пятно, Иосиф рухнул на колени:

– Всяким щенкам со мной не тягаться, – Макс отшвырнул с дороги его пистолет, – пойдем, дорогая, – Полина упиралась, – нас ждет речная прогулка, – парень хрипел, хватая ртом воздух.

У Макса не оставалось времени на контрольный выстрел:

– Он и так умрет, а мне надо торопиться, – схватив Полину в охапку, он вынес девушку из спальни.

Ревел мотор катера, в лицо Полине хлестала речная вода. На черной глади Замбези дрожали отсветы бледной луны. На палубу набились охранники, но Максимилиан встал к штурвалу сам:

– Он никому не доверяет, – Полина кусала губы, – он ведет катер в Виктория-Фолс, – издалека слышался приглушенный шум водопадов. Она почти не помнила, как оказалась на пристани:

– Прогремел второй взрыв, – девушка скорчилась у борта катера, – потом началась стрельба, вернее, продолжилась, – на нее накинули чью-то куртку хаки.

Прохладный ветерок ерошил растрепанные волосы Полины, перебивая резкий запах пороха. Девушка бросила взгляд на прямую спину Макса:

– Не называй его так, – разозлилась она на себя, – он фон Рабе, подручный Гиммлера, военный преступник и убийца евреев.

Иосиф сказал ей, что она жила с человеком, заочно приговоренным к смертной казни:

– Теперь он опять уходит от наказания, – Полина не сомневалась, что самолет фон Рабе ждет в Виктория-Фолс, – он утащит меня в очередные джунгли и я не смогу скрыть от него беременность, – Полину затошнило, она передернулась:

– Таким, как он, нельзя иметь детей, – девушка закрыла глаза, – но у него есть моя сестра, то есть Фрида, – о Фриде ей тоже рассказал Иосиф. Теперь Полина поняла, почему они с кузиной всегда были похожи:

– Моя мать от нее отказалась после рождения, – на глазах выступили слезы, – она бросила Фриду, как потом бросила меня, – девушка незаметно вытерла лицо, – почему нам никто ничего не сказал, почему мы выросли в неведении о случившемся, – Фрида узнала о своих настоящих родителях из бульварных газет:

– У меня есть отец и брат, – пришло в голову Полине, – но папа и Маленький Джон отвернутся от меня, узнав о ребенке. Если о нем услышит фон Рабе, он найдет меня и на краю земли, как он отыскал Фриду, – по словам Иосифа, сестра сбежала от фон Рабе, но жила в постоянном страхе:

– Меня тоже ждет такое существование, – девушка шмыгнула распухшим носом, – папа не разрешит воспитывать в Банбери ребенка нациста. И я не смогу смотреть на него и видеть в нем фон Рабе, – Полина не знала, что ей делать дальше:

– Иосиф говорил, что здесь Маленький Джон с Виллемом и Джо, – девушка вгляделась в непроницаемую черноту ночи, – но их катера не было у причала, – она старалась не думать о крови на губах Иосифа, не слышать его хрипы:

– Фон Рабе его убил, – Полина закачалась под курткой, – он погиб из-за меня, – светлые волосы фон Рабе серебрились в сиянии луны:

– Он успел одеться, – поняла Полина, – а с пистолетом он никогда не расстается, он спит с оружием под рукой, – даже зная о настоящем возрасте фон Рабе, она не могла дать ему больше пятого десятка:

– Он выглядит на пятнадцать лет младше, – Полина прислушалась, – словно он заключил сделку с дьяволом, – к шуму близких водопадов примешался еще какой-то звук:

– Мотор катера, – девушка насторожилась, – пожалуйста, пусть это будет Маленький Джон. Я не хочу оставаться с фон Рабе, мне надо бежать, но как?

Даже на палубе катера она ощущала сильное течение реки. Мотор надсадно грохотал, Полина услышала немецкое ругательство:

– Оружие к бою, – распорядился фон Рабе, – они сейчас пойдут на абордаж, – теперь Полина видела нагоняющий их катер. Шум водопадов становился сильнее:

– На носу Маленький Джон, – она присмотрелась, – ему надо уйти, охранники начнут стрелять, – пули зацокали по борту их катера. Полина прикрыла голову руками:

– Держите ее, – велел фон Рабе, – Виктория-Фолс по левому борту, надо избавиться от преследования до городской пристани…

Охранник попытался поднять девушку, Полина вцепилась ему зубами в руку. Куртка свалилась с ее плеч, халат распахнулся.

Теперь она хорошо видела нагоняющий их катер:

– Рядом с Маленьким Джоном кто-то еще, – катер вошел в крутой вираж, – но я его не знаю, – в глаза ей брызнула речная вода, Полина закашлялась:

– Босс, они пустили стрелу, – канат, соединяющий катера, напрягся, – они пытаются нас остановить, – заорал кто-то из охранников. Течение пронесло катера мимо темных очертаний домов на холмах:

– Пятьсот метров до водопада, – испуганно крикнул еще один, – ребята, прыгаем, я не хочу погибать, – катер брата был совсем рядом. Зазвенело разбитое пулей стекло рубки, Маленький Джон стоял на самом носу:

– Он хочет оказаться на нашей палубе, – Полина цеплялась за борт, сопротивляясь охранникам, – если я прыгну в реку, меня спасут. Фон Рабе сумасшедший, до водопадов осталось совсем немного, – шум стал оглушающим:

– Полина, – донеслось до нее, – Полина, милая, прыгай, не бойся, – впереди показался обрыв Замбези. Вырвавшись из рук охранников, перевалившись за борт, девушка исчезла в бурлящей воде.

– Ты мне не бледней, – сварливо сказал Механик, – Джо, сунь ему под нос что-нибудь…

Иосиф закашлялся от едкого дыма. Над саванной брезжила заря. Удерживая фонарик, граф Дате помахал горящей головней:

– По реке нам больше никуда не добраться, – добавил Марсель, – не дергайся, доктор Кардозо, сиди спокойно, – Иосиф скосил глаза:

– В больнице мне все перешьют, – у него заплетался язык, – Джо, убери вонючую дрянь и влей в меня еще виски…

Иосиф жадно присосался к стальной фляге кузена. За несколько предрассветных часов они постарались уйти как можно дальше на север:

– Вернее, я не шел, меня тащили, – у него гудела голова, – Виллем и Джо молодцы, они спасли меня от смерти, – Иосиф очнулся только на середине реки:

– Это лодка, а не катер, – он еле смог раздвинуть губы, – что случилось, – Виллем коротко отозвался:

– Джон с месье Марселем отправились вниз по течению за фон Рабе, – он витиевато выругался, – мерзавец сбежал в сопровождении охраны и утащил за собой Полину, – Иосиф прошептал:

– Я стрелял в него, но он оказался быстрее, – майор Кардозо вздохнул:

– И больше я ничего не мог сказать, я потерял сознание, – он пришел в себя у разожженного в лощине костра. На тропической куртке разложили медицинские инструменты:

– Это не мой набор, – слабым голосом сказал Иосиф, – я сюда ничего не брал, – усталое лицо Механика заросло полуседой щетиной:

– Теперь видно, что ему скоро пятьдесят, как тете Марте, – сказал себе Иосиф, – получается, что они догнали фон Рабе, – он надеялся услышать, что беглый нацист мертв, но лицо Механика было мрачным:

– Зато я взял коe-что по мелочи, – отозвался месье Марсель, – нас едва не унесло в водопад, – он засучил рукава насквозь промокшей рубашки, – а катер фон Рабе оборудовали пулеметом…

Он помолчал:

– По нам выпустили с десяток очередей, пули пробили бак для горючего, – Маленький Джон угрюмо нахохлился у костра. Рука кузена висела на перевязи:

– Ничего страшного, – Механик перехватил его взгляд, – у его наследной светлости только небольшой ожог. Ты поднимешься на ноги и займешься пациентом, – Иосиф не намеревался обременять собой родню:

– Я поднимусь завтра, – пьяно пообещал он, – не надо везти меня в больницу, – Джо отрезал:

– Лежи и не ерепенься. Ближайшая больница в Виктория-Фолс, где нам появляться нельзя. Если фон Рабе остался в Родезии, он поймет, что мы выжили, – Иосиф отозвался:

– Не остался…, – язык еле двигался, – он сейчас на пути в Южную Америку или Азию, – Механик прикрикнул:

– Молчи! Пулю мы вытащили, когда ты был без сознания, но еще надо зашить рану, – костер затухал. Виллем подвинул ствол акации ближе к огню:

– Может быть, – он помолчал, – Полина выбралась на берег…

Маленький Джон покусал обветренные, шелушащиеся губы:

– Вряд ли, – юноша упорно смотрел вдаль, – рядом с водопадом очень сильное течение. Мы с месье Марселем профессионалы, – он невесело улыбнулся, – и то нам едва удалось спастись. У фон Рабе катер мощнее нашего. Взорвав нашу посудину, он развернулся и пошел в Виктория-Фолс, – Джон неловко затянулся сигаретой:

– Иосиф прав, – он вытер глаза, – фон Рабе сейчас далеко отсюда, но нам нельзя болтаться в здешних краях, – Джон ненавидел себя за эти слова, но ему больше ничего не оставалось:

– Если нас отыщут подручные фон Рабе, нам не жить, пусть формально мы и не в Родезии, – они были на замбийском берегу, – а если мы наткнемся на какую-нибудь левую банду, нас тоже расстреляют, – он еще не знал, что скажет отцу:

– Теперь Полина точно мертва, – юноша всхлипнул, – а фон Рабе выжил и будет жить дальше, – словно услышав его, Виллем буркнул:

– Не будет. Рано или поздно мы об этом позаботимся. Что касается Полины, – он поднялся, – Иосиф все равно сегодня никуда не пойдет. Устроим дневку. За вами присмотрит Джо, а мы с месье Марселем вернемся к реке. Хорошо, что мы спрятали машину, у нас есть хотя бы колеса, – Виллем пошел к пригнанному из укромного места джипу:

– Полины больше нет, – билось в голове Джона, – больше нет…

Лучи поднимающегося солнца золотили горизонт. Шипели угольки в костре, над саванной хрипло кричали птицы. Стервятник, вырвавшись из стаи, полетел на север.

Грифы перепархивали над темной полосой, пересекающей прибрежный песок, возбужденно хлопая крыльями. Речные чайки держались подальше. Перекликаясь на разные лады, стервятники скопились вокруг лужи крови.

Полоса вела в высокую траву, к рощице акаций в середине острова. Отсюда был хорошо слышен гром водопадов. В воздухе висела мелкие капли, играющие размытой радугой.

На отмели, в слабом течении, виднелись лоснящиеся спины крокодилов. Один из зверей, лениво выползя на песок, разогнал грифов. Схватив что-то окровавленное, крокодил нырнул в мелкую воду.

Среди акаций стояла соломенная хижина. У входа на вкопанных в землю палках протянули веревки. Ветерок раскачивал выстиранные цветастые тряпки. Над отверстием в крыше вился легкий дымок. Внутри пахло травами. На разожженный в очаге костерок пристроили тронутую ржавчиной банку.

Перед глазами Полины мелькнула знакомая надпись: «Beanz Meanz Heinz». Она услышала ласковый голос тети Веры:

– Чарли с Эмили неприхотливые малыши, им на завтрак достаточно гренок с бобами…

Завтракали в замке без слуг. На буфете резного дуба в малой столовой стояли серебряные миски с овсянкой и бобами, с омлетом и копченой рыбой:

– Тетя Вера разливала кофе, – Полина попыталась приподняться, – папа приходил позже, он смеялся, что в отставке положено долго валяться в постели…

Отец варил себе первую чашку кофе на старинной спиртовке в спальне. При жизни матери Полины отец тоже редко появлялся за завтраком:

– Он почти не ночевал в замке, – девушка ощутила тупую боль в животе, – только по выходным. В понедельник утром он уезжал в Лондон, и мы с мамой оставались одни…

Полина не хотела думать о матери:

– Она тоже жила с Максимилианом, – перед глазами все расплывалось, – она бросила меня, чтобы вернуться к нему. Она и Фриду бросила, отказавшись от нее, – Полине стало жалко своего ребенка:

– Я не смогу ничего сделать, – поняла девушка, – я никогда от него не избавлюсь. Я жила во лжи, – она, впрочем, не винила отца и старшего брата, – но малыш ни в чем не виноват, он имеет право знать правду и узнает ее…

От кипящей в банке густой жидкости поднимался неприятный аромат. Проведя рукой между ногами, Полина обнаружила на пальцах засохшую кровь:

– Я поранилась в воде, – твердо сказала себе девушка, – меня вынесло на берег, но надо понять, на какой, – она хорошо слышала шум водопада:

– Я бросилась в реку, – голова гудела, – раздался взрыв, я обо что-то ударилась, – дальше Полина ничего не помнила:

– Если бы меня унесло в водопад, я бы не выжила, – девушка испугалась, – Маленький Джон мог погибнуть, если его катер взорвался, – она надеялась, что от взрыва пострадал катер фон Рабе:

– Пусть он сдохнет, проклятая тварь, – пожелала Полина, – он лгал, притворяясь не тем, кто он есть на самом деле. Он знал, что услышь я о его прошлом, я бы и секунды не осталась рядом, – Полину затошнило:

– Моя мать жила с ним, – к горлу поднялась рвота, – он рассказывал о ней, не упоминая ее имени. Он называл ее давней любовью, говорил, что потерял ее, но, встретив меня, обрел шанс на новое счастье, – Максимилиан улыбался:

– Вы похожи, милая. Ты могла быть ее дочерью, некоторые вещи вы делаете одинаково…, – не сдержав рвоты, Полина едва успела сползти с продырявленной циновки:

– Меня кто-то спас, – девушка высунулась из хижины, – нельзя так вести себя в гостях, пусть я и едва избежала смерти, – ее вывернуло речной водой и желчью:

– Я еще и воды наглоталась, – Полина попыталась сесть, – почему птицы так кричат?

Волосы девушки прилипли ко лбу, она набросила на плечи тряпку:

– Хорошо, – услышала она голос на ломаном английском языке, – хорошо, что тебя, – высокая негритянка, появившаяся из-за деревьев, провела ладонью у шеи:

– У нее сильные ожоги, – лицо женщины испещрили красноватые шрамы, – она, наверное, пострадала в пожаре…, – негритянка несла за плечами спящего младенца. Присев рядом с Полиной, она погладила девушку по голове:

– Дочку купала, – женщина подбирала слова, – крокодилы все здесь, – она махнула на отмель. Кивнув на хижину, негритянка добавила:

– Отвар для тебя. Внутрь, – она коснулась испачканного кровью бедра Полины, – надо все очистить, – девушка пригляделась к стае грифов на песке:

– Я была, – губы Полины еле шевелились, – я ждала, – она положила ладонь на живот. Стервятник закружился над лужайкой, негритянка указала вверх:

– Больше нет, – темные глаза были спокойны, – пойдем, я о тебе позабочусь, – хрипло закричав, гриф выпустил из клюва что-то темное. Окровавленный клочок шлепнулся на траву рядом с Полиной:

– Это он, – у девушки потемнело в глазах, – это он, то есть это было…

Потеряв сознание, Полина сползла вниз по хлипкой стене хижины.

Сквозь туман в голове до Полины донесся детский плач. Женщина заворковала, ребенок утихомирился. Она лежала, свернувшись в клубочек, в самом темном углу хижины. Сквозь соломенные циновки стен пробивались первые лучи рассвета. Солнце заиграло в синем алмазе, Полина прижала руку к животу:

– Я предлагала ей кольцо, – девушка кусала губы, – просила ее оставить меня здесь, – негритянка покачала изящной головой:

– У меня дочь, – малышка мирно спала в перевязи, – я должна думать о ней, – шрамы на черной щеке напряглись, – тебя рано или поздно увидят, и тогда, – женщина крепче прижала к себе ребенка, – тогда никто из нас не выживет, – Полина слушала сопение девочки:

– Она еще грудная, – Полина подышала, превозмогая боль внутри, – нельзя обвинять ее мать в том, что она думает о себе, а не обо мне, – негритянка, Бетси, коротко сказала:

– Ты болела три дня, но выздоровела, – кровотечение у Полины прекратилось, – тебе надо уходить. Я тебе дам лодку, – на песчаном берегу лежали старые посудины, – дам провизию, а в остальном справляйся сама, ты взрослая женщина, – о случившемся ночью, когда ее выбросило на остров, Полина предпочитала не думать:

– Моего ребенка на моих глазах разорвали на куски стервятники, – горло перехватило слезами, – нечего думать, я все равно не забуду этого дня…

Бетси неохотно говорила о себе, но Полина поняла, что негритянка жила в партизанском, как о них говорили, отряде: