Читать книгу Огола и Оголива - Ольга Евгеньевна Шорина - Страница 7

Сошлись чертовки на перекрёстке,

На перекрёстке трёх дорог.

Сошлись к полночи, и месяц жёсткий

Висел вверху, кривя свой рог.

Зинаида Гиппиус, «Мудрость»,1908.

На следующий день дали отопление. Я в своей тоске по нормальной жизни дошла до того, что утром пошла на станцию, где до одиннадцати прождала Татьяну Ивановну. Я была уверена, что она сегодня поедет на Кропоткинскую и возьмёт меня с собой. Вдруг в толпе мелькнул её кирпичный плащ, я кинулась туда, но это оказалась не она. И я проводила глазами поезд на 10.32, и ушла. В холоде горели жёлтые факелы деревьев.

Как же хорошо, что Татьяна Ивановна не пришла! Какой же дурой я тогда была!

Ближе к вечеру я пришла к Захаровой узнать насчёт работы, ведь прошла уже неделя. Отчим пришёл рано, был трезв, но спал. Если кто-то был дома, то мне приходилось отпрашиваться.

В штабе была какая-то противная бабёнка в очках и с хорошей завивкой, ровесница Захаровой; её звали Галя Кобзарь, она работала в администрации, и Татьяна Ивановна годилась ей в «страшные подруги». На Кобзарь была чёрная коротенькая юбочка, дешёвые чёрные чулки и осенние туфли, когда как все уже давно влезли в сапоги, а на Захаровой– объёмный серый пиджак, который она сама же себе и сшила; рукав распоролся по шву, и она его штопала.

Эта Кобзарь не поздоровалась, как будто я была вещью; домашнему животному и то уделяют больше внимания, – «ах, какой у вас пёсик, какая киска, как их зовут?!» В своём дневнике я назвала её «звонкоголосой сучкой». Эта Кобзарь была истеричная, неадекватная, совершенно не могла говорить спокойно, только подобострастно взвизгивала, а точнее, поскуливала, как преданная сучка:

–Тань! Твой сын!!! Всё будет так, как скажет Леонид Андреевич! – это был наш мэр.– Он же у тебя– юрист!!! А там нужны юристы! Напишем в листовке: «Дорогу молодым!!!»

–Да, – важно сказала Захарова,– Мишкина побыла один срок, и хватит! На пенсию пора.

–Тань, а на вас ничего нельзя накопать?

–У меня квартира трёхкомнатная пополам со свекровью, а так всё чисто. Я что, Галька, говорю? Либо не рожай детей, либо обеспечь их жильём. Вон бабки в газете жалуются, что дети их из квартиры выгоняют. Так они сами виноваты, что не обеспечили их жильём! А у меня есть трёхкомнатная квартира, и я её потом разменяю! Дети и родители должны жить отдельно! А в гости ходить – это, пожалуйста!

–Тань, поешь яблочка.

–Я их не люблю.

–Тань, а почему здесь нет телефона?

–На меня зол начальник УЭС, потому что я свой домашний телефон установила через прокуратуру! Я, Галька, ничего не боюсь! А здесь за телефон десять миллионов запросили!

А в наше время Узел связи предлагает установку бесплатно, и никто не берёт!

Кобзарь ушла в ванную, долго там возилась, а потом, не стесняясь меня, спросила:

–Тань, а у тебя нет ваты или тряпки? А то я прокладки забыла.

Да она и при мужике такое бы сказала!

Но всё на свете проходит, и наконец-то Кобзарь убралась восвояси. Её я, слава Богу, больше не видела никогда в жизни. После я узнала, что почти четверть века Кобзарь возглавляла «комитет одиноких матерей», что очень симптоматично. А когда интернет стал глобальным всепроникающим монстром, выдающим обо всех персонах информацию, я нашла Галину Николаевну в «чёрном списке нянь» с клеймом-формулировкой: «Ушла с заказа, оставила ребёнка, неадекватна».

Татьяна Ивановна насчёт моего трудоустройства сказала:

–Я там ещё не была. Слушай, о чём же твоя мать думает?

Когда мне было четырнадцать, мне пришлось нелегко. Для своей матери я стала чемоданом без ручки, который тяжело нести, а выбросить нельзя. Мама слышала звон, но не знала, где он, считая, что меня выгонят из школы сразу после девятого класса, она всё время кричала:

–Вот выкинут тебя, а ты у нас, значит, будешь книжки читать, музыку слушать, а я буду на тебя работать?!

Но сейчас я с её позволения вела тот самый образ жизни, который она мне предсказывала!

Почему-то агрессивные, жестокие люди одновременно очень заискивающие. В свои «светлые минуты» мама тихо причитала, успокаивая себя и меня:

–Может быть, у нас рядом что-то откроют! А может, ты замуж выйдешь, и муж будет тебя содержать! Главное, окончить школу, с одиннадцатью классами на работу берут!

Ничего не попишешь, моя семья была отсталой. В 90-е годы было веяние– все должны быть с высшим образованием, с любым. И моя школа отстала от жизни, делая акцент на точных науках, хотя инженеры уже были никому не нужны. Если только программисты…

Но все собирались штурмовать по-прежнему престижные, но никому не нужные вузы. Мама говорила мечтательно:

–Вот договорились бы вы все учиться в одном месте, и ездили бы туда вместе!

Но я не говорила ей, что на самом-то деле почти все пошли в Институт леса в Подлипках. Как она себе такое вообще представляла, ходить парами, как в детском саду?

Летом мама прочитала в «Комсомолке», что в МИФИ приглашаются студенты на платное дистанционное обучение. И мама стала меня агитировать:

–Ты ради смеха напиши туда, посмотрим, что получится!

Но физику я совсем не знала, так что ничего получиться не могло.

Но большей частью мама угрожала:

–Работать пойдёшь! Я вон с четырнадцати лет работаю, и ничего! ПТУ – такая же работа.

Только умерла вот она, не дотянув до пятидесяти.

Когда же я спрашивала, когда и куда мне выходить на работу, мама кричала:

–Работать она хочет! А что ты у нас, интересно, умеешь делать?

–Печати ставить… – растерянно отвечала я.

–Так это все умеют! А так – никто нигде не требуется!

Самое страшное, что она сама не знала, что от меня хотела. А отчим предлагал мне поступить в медицинское училище во Фрязино, откуда они забирали мусор. Медицина меня интересовала, но я не сдала бы экзамен по химии, я не помнила даже формулу винного спирта. Да и мама меня бы в город-спутник не отпустила.

Наверное, я сильно доставала Татьяну Ивановну. Просто я решила, что надо чаще к ней ходить, чтобы про меня не забыли.

–Как можно жить без работы! – сатанела Захарова.– Вот скажи мне, что ты днём сегодня делала? Попроси маму, пусть поставит тебя на учёт на бирже труда, будешь хоть пособие получать…Я и сама там стояла, и всех строила! Я никого не боюсь! Мне предлагали должности за минималку в месяц, но я говорила: мне уже сорок пять лет, и я не могу работать за такие деньги! Вон у меня брат с высшим образованием, а рубит мясо! А Юрий Любимов сегодня сказал: да как же можно не брать молодёжь на работу, сразу выбрасывать их из жизни! Слышала про режиссёра Юрия Любимова?

И тогда я, как дурочка, попросила взять меня ещё куда-нибудь «на экскурсию». Но Татьяна Ивановна сказала:

–Я завтра в Думу еду, вернусь поздно, никого с собой брать не могу.

А потом она вспомнила про выборы, своего сына, и голос её сразу потеплел:

–Вот хочешь, поагитируй за Вадика. Плачу пятьсот рублей за каждую поставленную подпись. А то единственная оплачиваемая работа, которая здесь будет, это в участковой избирательной комиссии, сто тысяч рублей. Сейчас я дам тебе листовочку, чтобы люди могли о нём узнать.

И она достала из ящика уже до боли знакомые мне отксерокопированные четвертушки листа. И тут лицо её исказила злоба:

–Это же надо было так похабно разрезать! Это всё Людмила! Одним махом резала! Как же теперь можно их кому-то показывать! Только выбросить!

Но дело ведь не в оформлении листовок, а в человеке!

А я стала бояться своей мамы. Начальница повысила ей зарплату, и она раздумала идти в дворники. Бабушка из домоуправления уволилась. За две недели они заработали 68 тысяч рублей. Мама была просто в шоке:

–Надо же, так тяжело и так мало!

…Я спросила её про биржу труда, и нарвалась на крик:

–А ты знаешь, что по закону тебе имеют право предложить работу в радиусе ста километров, где-нибудь в Ногинске?! Как ты туда ездить будешь? И почему у тебя такой кашель? Где ты была сегодня? Я у тебя все ботинки заберу!

И я глушила в горле кашель.

***

В пятницу я встретила Татьяну Ивановну на улице, и она пригласила меня на митинг на Театральной площади.

–Посоветуйся с мамой. Я не знаю, во сколько поеду, возможно, на 11.30.

Как же я обрадовалась! Но как же мне выбраться в выходной день, когда все дома? Я попробовала поговорить по-человечески с мамой, но не тут-то было.

–Можно мне завтра поехать в Москву с Татьяной Ивановной?

–Ну, конечно же, нет! – с самодовольной издёвкой сказала она. – Я так хочу! Какая тебе Москва? Там– трупы! Ехать куда-то с пятидесятилетней тёткой, которую я знать не знаю! Что ты всё с бабками водишься? И я не удивлюсь, если узнаю, что ты, пока я на работе, куда-нибудь уже съездила, и вернулась к моему приходу! Она тебе как мать родная, только на работу тебя не берёт, берёт своих! Или ты на работу устраиваться поедешь?

–А что, отпустила бы?– удивилась я.

–Если на работу, то я, может быть, с тобой бы поехала.

Какая же я была в эти выходные злая, как её ненавидела! Так и записала в своём дневнике: «Ненавижу её! С пятницы и надолго к ней зарождается холодная, глухая ненависть».

***

Октябрь был холодный-холодный. Если накануне лил дождь, то в бывший праздник, день Конституции СССР, было холодное солнце и высокое небо.

28 сентября начинается золотая осень, и липы за окном вспыхнули жёлтым фосфором, а клёны у реки медленно наливались оранжевым соком. Осень разряжала их щедро, но это зависит от химического состава почвы. А тополя уже совсем раздетые.

Сегодня мне на курсы библейского образования, но я решила отнестись к ним наплевательски. Я иду по сброшенным листьям американского клёна, чуть тронутым желтизной, а точнее…сединой, сединой ежегодной старости. Мне нужно положить Вике в ящик записку, потому что телефона у меня нет.

И опаздываю на четверть часа.

–А мы уже думали, что ты заболела и не придёшь, хотели уже расходиться, – сказала Света.

«Кто это «мы»?» – не поняла я.

–Крещение – это подданство! – гремит Огола в глубине квартиры. – И мы должны его иметь! От нас ничего больше не требуется, только иметь подданство! Сатана, который с детства стремится обратить ребёнка в какую-нибудь культовую религию! Надо крестить взрослых, которые осознают!

«Что это ещё за «крещение»? – поразилась я.– Если они станут к ним ко мне приставать, скажу, что мне – нельзя, что я – уже крещёная…»

Я всё никак не могла осознать, что существуют ещё какие-то враждебные православию течения.

Сегодня я подарила Злате коричневого зайца, которого кто-то сшил на уроке труда в младших классах. У нас лучшие работы выставляли в шкафу. А мы «проходили практику» у Раисы Ивановны, учителя начальных классов, и я попросила у неё этого зайца. И вот пригодился…

–Ты её балуешь,– замечает Света.

А мне просто хотелось сделать что-нибудь хорошее для моих новых,– как мне казалось, – подруг.

–Хочешь посмотреть нашу новую мебель? – шепчет Злата мне на ухо.

–Светочка, как же теперь у тебя уютно! – пищит Огола.

–Да, мы просто раньше думали, что куда-нибудь уедем, поэтому хорошей мебели и не покупали. А сейчас я просто не понимаю, ну зачем столько времени мы в этом себе отказывали?!

Старый диван, на котором Огола на первом уроке так приторно-противно пела «Пра-а-ви-ильно-о-о!» депортирован на кухню, на его место стал мягкий тёмно-зелёный, с валиками. Детская кроватка исчезла, на её место задвинули шкаф, а в освободившийся угол стал другой диван, поменьше. А ещё два кресла, и толстый «глазастый» палас в тон. И зачем я только делаю свои позорные, нищенские подарки?

На новом диване какая-то новая женщина, холёная, в каре мягких светлых волос, в красненьком костюмчике. Это – Саша, Александра из Ивантеевки, самая близкая подруга Оголы по собранию. И меня усаживают в серёдку: Огола – справа, Саша – слева. Какая-то технология НЛП?

–Ах, Аллочка, ты сегодня в юбочке пришла! – умиляется Огола, но рано. На мне просто широченная блузка моды прошлого года, коричневая, с крупным белым рисунком, похожая на короткое платье.

А юбку я принесла с собой, я носила её дома. В какие-то давно ушедшие года это было страшно модно,– индийские вещи и ткани. Огола и Саша по-матерински помогают мне натянуть её поверх моих нелепых, широких брюк, как будто я – немощная, и не могу сама переодеться.

–Алла посещает собрания? – осведомляется блондинка.

–Ещё нет, – говорит Огола.

«И посещать не собирается, – добавляю я мысленно. – А что это, интересно, такое?

–А родители твои! – восклицает Саша. – Будут конфликты из-за того, что мы – читаем!

–Да никто не знает! – раздражённо отмахиваюсь я.

Я только что пришла, а мне уже до смерти надоел этот разговор.

–Будут конфликты…– всё причитает Александра.– Есть ли тебе восемнадцать лет?

–Будет в ноябре,– отвечает Огола.

–Да,– Света расположилась в кресле у окна,– как говорится, человеку после восемнадцати лет уже никто не может указывать.

Но только не в моём случае. Я– бесправная рабыня. А мама, похоже, нарочно всё делает, чтобы у меня не было никаких связей с обществом, ничего своего.

–И, как сказано! – гремит Огола.– «Беззаконные будут истреблены с земли, а вероломные – искоренены из неё!» Когда родители не познают истины, то у человека нет шансов получить вечную жизнь! Вот, пожалуйста! – и она с гневом указала на меня перевёрнутой ладонью.

–А у ребёнка? – перебивает Света.

–Светочка, Злата твоя – деревце тоненькое, неокрепшее, она хоть как-то за тебя держится. А ты,– кричит мне Огола, – ты не виновата! Мы не живём под Моисеевым законом, и сейчас каждый отвечает только за себя! Ты не виновата, что они у тебя не познают истины, и тем самым подписали себе смертный приговор! А перед Иеговой за человека до восемнадцати лет отвечают его родители!

А вот в Англии и США совершеннолетие совсем позднее – в двадцать один год. А там как, а, Огола?

–Конечно, надо, – замечает Света, – чтобы и родители были в Господе.

–Алла, тебе просто больше надо просить у Иеговы! И он даст даром, ведь он– наш отец! Что ему нужно от нас? Да ничего! Света, тебе разве что-то нужно от Златы твоей? Да ничего! А после Армагеддона уже никто не будет звать мать матерью!

–Не будут называть мать матерью?! – поражается Света. – Да как же так!

Было видно, что это её задело.

–Светочка, мы все будем братьями и сёстрами, и звать друг друга по именам! Иегова даст всем нам новые имена! А родители наши – лишь проводники и няньки! Жизнь человеку даёт только Бог, а мать твоя – она просто половую потребность выполняла! И отцом-то никого называть нельзя, у нас один отец – Иегова. Титулы всё эти… Светочка, как там у тебя Злата? А ну давай её по Жёлтой книге⁶.

–Злата,– показывает на картинку Александра, – скажи нам, кто это?

–Принцесса, – хитро улыбаясь и склонив золотую головку на бок, отвечает девочка.

–А что она делает?

–Спасает малыша. Моисея.

Лучше бы русской истории с четырёх лет учили, а не еврейской! Рассказывали про Александра Невского, Дмитрия Донского, князя Владимира…

–Какая ты умница! Шура, возьми молитву.

Молитва– не нота.

–Иегова, прощай нам прегрешения наши, ибо знаешь ты: мы– несовершенны…

Обманчивое расслабление…всё так легко. Мы– несовершенны, вот и не приставай к нам! Всё скоро кончится!

–У Иеговы к нам – холодная любовь, – просвещает Александра.

–Довольно необычное сочетание,– задумчиво говорит Света. – Чтобы любовь, но холодная…

–Вечной жизни не достоин никто!– вскрикивает Огола. – Это– дар!

–Знаешь ли ты четыре вида любви?– таинственно шепчет Александра.

Я знала шесть «цветов любви»,– агапэ, эрос, людус, прагма, сторге, мания,– но сочла за лучшее промолчать.

–Агапэ, эрос, сторге, филие, – задумчиво играя очками в алой оправе, сказала Александра. – Агапэ – любовь Иеговы к нам. Филие – любовь к родителям. А сторге мы не разбирали…

–Да, Аллочка, – подхватывает Огола, – ты можешь это запомнить или записать. Много ценного рассказывается на наших конгрессах, – весенних, летних и осенних, – и ты, Аллочка, можешь быть на такой конгресс приглашена.

Все достали ручки, что-то пишут.

–Как же важно называть по имени! – волнуется Огола. – Господь – это господин, бог – власть, вон, сколько их, богов,– Николай, Мария! А тут – И-е-го-ва! Именем Иеговы нужно было клясться! А ведь как приятно, когда знают твоё имя! И когда мы к врачу идём, то всегда стараемся узнать, как обратиться,– Марь-Иванна! А попы имя Бога скрывают. Вот я, я – что? Да, я попа ненавижу за то, что он делает, как он грешит, но если поп будет слушать МЕНЯ! Я же не человека ненавижу, а его грех!

–Да,– эхом отзывается Александра,– ненавидеть надо грех в человеке.

–Ладан-то у них в церкви с наркотиками горит!

–Да-а?

–Потому там и душно так.

–Люди, которые крестик носят, они просто ничего не знают!– волнуется Света.

–Аллочка, мы никого не имеем права славить. Мы можем человека любить, уважать, но славить– только Иегову. А то раньше: слава, хе-хе, КПСС! После Армагеддона все перейдём на веадар, библейский лунный календарь,– забудем календарь наш языческий!

Света в прошлый раз выпросила у наставницы этот веадар, чтобы перерисовать и жить по нему. А сама Огола отксерила его из «Сторожевой башни». Тогда ещё сделать копию было дорого и трудно.

–Мы всегда удивляемся: почему это негодяй живёт долго? Да потому что Иегова говорит ему: поживи-ка ты здесь!

–Теперь я понимаю!– с благодарностью говорит Света.– У нас с мужем умер один хороший друг. И теперь я понимаю, что так для него– лучше.

–… или женщина, – продолжает Огола, – как она радовалась: «Я родила мальчика!» А он под забором пьяный валяется! А как она радовалась!

Тогда я ещё считала Оголу бездетной старой девой.

Наши занятия проходили весьма занимательно. Я читала несколько абзацев, а потом Огола начинала орать-визжать на вольную тему.

–Иегова до нас создал ангелов для выполнения его дел во Вселенной.

–Что же они там, звёзды моют?– пошутила Света.

–Исполняют дела Иеговы! – обиделась Огола. – Вот сейчас изобрели ракету с какой-то сверхзвуковой скоростью, а я думаю: полетит она себе, а ангел её ра-аз, хе-хе, и назад повернёт! «Одна тьма» – это сто тысяч, «две тьмы» -двести тысяч. В Армагеддоне будет 144 тысячи ангелов, потому что такая работа будет, что за раз и не управишься.

А может, она была и права. 16 ноября прошлого года, сразу после моего дня рождения, Россия запустила космический аппарат «Марс 1996А», который в сентябре текущего года должен был достигнуть поверхности красной планеты с целью доставки грунта (в прессе ещё переживали, что его радиоактивность может уничтожить всё живое). Ракета-носитель успешно взлетела, но когда достигнула орбиты Земли, её четвёртая ступень преждевременно загорелась и отбросила зонд в неизвестном направлении. Причиной аварии считается неисправность разгонного блока и объединённой системы управления станцией. Аппарат рухнул в Тихий океан между чилийским берегом и островом Пасхи. Он затонул с 270 граммами радиоактивного плутония-238 на борту. Чем не ангел с огненным мечом? Только почему наша станция, а не американская? Ведь их “Mars Pathfinder”, стартовав 4 декабря 1996, успешно доставил на красную поверхность первый в мире марсоход!

–А я ещё хочу добавить,– как школьница, говорит Света.– Мы в субботу были в Подлипках и проезжали мимо ракеты! Мне просто дико стало!

Огола и её подруга вскрикивают в унисон:

–Да! Это они боевую ракету выпотрошили и туда поставили!

–Какая дикость! Ну, поставили бы они этому Королёву памятник!

Тут уж я не выдерживаю:

–Почему «дикость»? Всё правильно! Почему на нашу страну всем можно нападать, а мы даже пригрозить не можем?

–Ну, ты подумай! – впервые при мне кричит Светлана. – Это всё равно, что на двери написать: «Не влезай, убьёт!»

Я в ответ тоже хочу ей что-то крикнуть, но lady in red решила выступить в почётной роли миротворца. Она по-матерински гладит меня по коленке и вкрадчиво говорит:

–Успокойся. Давай разберём такой пример: Вторая мировая война. Вот если бы наши советские солдаты убедили бы всех не идти на эту войну, а немецкие антифашисты уговорили бы вермахт!

–А до чего же жутко гудят немецкие самолёты!– причитает Огола.– И советскому лётчику давали награду, если он убьёт как можно больше немецких пилотов!

Характерно, что жалеют они фашистов, люфтваффе, а осуждают советских солдат, благодаря которым живут, дышат, что-то там проповедуют…

И я снова разбираю это невыносимо нудное «Познание», которое нужно всё время откладывать, чтобы искать разбросанные по всей Библии ссылки. Женщина в красном всё норовит мне помочь, но я ловко раскрываю свою Библию со множеством закладок на нужном месте.

–А ты хорошо разбираешься в книгах, – одобрительно говорит она. – А знаешь ли ты, что нельзя идти против начальства, потому что всякая власть – от Бога? А бунт против власти – бунт против Иеговы? За это был наказан Ленин: погибли его сын и дочь.

–Дети Ленина? – оживилась Огола.– От Крупской?

–Нет, Крупская была ему кто? Соратник, товарищ. А у Ленина были дети, и они погибли: сын в 1919 году, в девятнадцать лет. Со временем всё это, конечно, откроется.

Эту самую Александру я не видела больше никогда в жизни, и так и не узнала, чем она занималась. Но у неё была внешность и повадки учительницы,– они обычно любят стрижку каре и костюмчики. Но может быть, она была просто любительницей исторических разоблачительных статей. Что только не писали тогда в «Огоньке», «Аргументах и фактах»,– одно другого фантастичнее!

–«Люди, считающие Библию Словом Бога, не поклоняются Троице⁷, то есть богу в трёх лицах»,– прочла я и осеклась.

–«Почему люди, серьёзно относящиеся к Библии, не поклоняются Троице?» – как ни в чём не бывало, огласила вопрос Света.

–Почему? Слово «Троица» даже не упоминается в Библии! – возмущённо шипит Александра.

И я опускаю голову:

–Я не могу ответить на этот вопрос, – прошептала я.

–Давай разберём,– предлагает Александра.– Начнём с идолов, то есть с икон. Это Мария, Николай Чудотворец, Пантелеймон, – на этом её эрудиция смертельно обрывается. – Их обожествляют, целуют! Можно ли поклоняться этим идолам?

–Я не могу ответить на этот вопрос, – обречённо говорю я.

–Шура, может быть, Исайю? – предлагает Огола.

В дверь позвонили. Округлая Огола резко вскакивает и бежит за хозяйкой. Уже конец? Я тоже нерешительно поднимаюсь, но Огола возвращается и говорит:

–Светочка, я ведь чего встала. Я вчера встретила девушку, её тоже Света зовут. Она захотела изучать, но дома у неё возможности нет. И я дала ей твой адрес, – больше-то ведь не у кого! Я думала, что это она пришла. Ты уж меня извини.

А приходила соседка за ключом от общего балкона.

–Да ничего, ничего. Хорошо даже.

–Может быть, она придёт? Она такая чёрненькая и небольшого росточка. И мальчик у неё такой маленький, как Злата твоя.

Я же покорно читаю вслух пророка Исайю:

–«Поклоняться идолам – и смешно, и глупо. Кто сделал бога и вылил идола, не приносящего никакой пользы? Плотник, выбрав дерево, выделывает из него образ человека красивого вида, чтобы поставить его в доме. Он рубит себе кедры, берёт сосну и дуб, которые выберет между деревьями в лесу, садит ясень, а дождь возвращает его. И это служит человеку топливом, и часть из этого употребляет он на то, чтобы ему было тепло, и разводит огонь, и печёт хлеб. И из того же делает бога, и поклоняется ему, делает идола, и повергается перед ним. Часть дерева сожигает в огне, другою частью варит мясо в пищу, жарит жаркое и ест досыта, а также греется. А из остатков от того делает бога, идола своего, поклоняется ему, повергается перед ним и молится ему, и говорит: «Спаси меня, ибо ты бог мой!».

–Вот видишь, как, – змеёй шипит Александра.– И костёр разжёг, и мясо съел.

–Так можно ли поклоняться иконам-идолам?! – взвизгивают бабы в один голос.

–Нет,– тихо отвечаю я.

Я поняла, что лучше мне для виду сдаться, иначе меня заставят читать Библию до безумия. Собрались три чертовки из трёх разных городов!

–А поклоняться Троице?

–Нет.

С какими же победными улыбками они переглядывались!

–Не понимаешь? – ласково, как убогую, спрашивает Александра.

–Ничего, ничего, Шура; с Божьей помощью…

И тут меня осенило: да ничего они не поняли! Они же– зомбированные! Вот компьютер считается «умной машиной», а на самом-то деле не может отклониться от заложенной в него программы! И я вспомнила группу «Крематорий»:

Зомби играет на трубе– мы танцуем свои танцы.

Но, видит Бог, скоро, он отряхнёт прах с ног,

Плюнет в небо, и уйдёт, оставив нам свои сны.

Огола, понятное дело, рано или поздно уйдёт из моей жизни, оставив мне на память свой бред.

–Что ж, давайте возьмём молитву. Иегова, благослови Свете благополучно принять крещение…

Это как? Не захлебнуться во время погружения, что ли?

–Ты, Аллочка, не беспокойся, знание истины мы тебе привьём. Сатана будет мешать тебе изучать Библию через родителей!– безапелляционно заявила Огола.– Я проповедовала парню на остановке, и он мне начал про теорию Дарвина, про происхождение Вселенной из хаоса. «А что же тогда ботинки сами себя не сшили?» – «Ой, а правда!» «Так зайди к нам в «Спутник»!»– «Ладно, зайду!»… Значит, Алла, встретимся через неделю…

–Нет, я могу только через две.

–Хорошо. Ты на работу идёшь устраиваться?

–Нет, тут другое. Да меня и не возьмут никуда, мне же нет восемнадцати лет.

–А раньше брали,– удивилась Света. – На неполный рабочий день.

–Сейчас всё по-другому,– глубокомысленно изрекла Александра. – Теперь паспорта с четырнадцати лет дают. По телевизору показывали, как их Ельцин вручал. Мои соседи, армяне, мальчик в четырнадцать лет паспорт уже получил, а девочка старше, но получается, позже брата получит.

–Может быть, Алла, у тебя есть какой-нибудь вопрос? – с надеждой спросила Любезная.

А я из дерзкого озорства возьми и спроси про Оголу и Оголиву. Проповедница распахивает пророка Иезекииля и оглашает:

–«Сын человеческий! Были две женщины, дочери одной матери, и блудили они в Египте, блудили в своей молодости; там измяты груди их, и там растлили девственные сосцы их»,– хищно, нагло, со сладострастным упоением текстом читает «тёзка».

Я уже сама не рада, что это затеяла. И зачем в священной книге так много порнографии? Один сюжет об Иуде и Фамари из книги Бытия чего стоит!

–Так значит, тебя про блуд заинтересовало?– подозрительно и ехидно спрашивает Светлана.– Интересно только, почему?

–Ведь что такое беременность? – патетически восклицает Огола. – Это для родителей твоих– огорчение!

Я от стыда не смею поднять глаза, но говорю:

–Я просто хотела узнать, совпадает ли моё мнение с истиной, что блуд– это идолопоклонство?

–Да, совпадает! Это духовный блуд! Вавилонская блудница! Христианский мир! Ложная религия! Сатанинская ложь!

–А знаешь ли ты о Вавилонской башне?– снисходительно спрашивает Александра.– Недавно в Ираке археологи нашли её фундамент! Её построил Нимрод!

–А как же, читала в журнале «Мурзилка», когда это стало модно…

Я подхожу к специальной высокой подставке для кота, беру Ричика на руки, как младенца. Он выпучил свои тупые стеклянные голубые глаза, высунул толстый розовый язык и зашипел. Я испугалась и выронила его на пол.

–Алла! – укоризненно сказали Огола и Александра.– Он же тебя поцарапает. Он только Злате позволяет так с собой обращаться!

Дамы перемещаются на кухню восхищаться перестановкой, а я спешу уйти. Иду я уже по привычке вкруг, вдоль Пролетарского проспекта.

И тут случилось очевидное– невероятное.

Когда я познакомилась с Оголой, рядом с нами остановились светлые «Жигули», из окошка выглянул русый кудрявый мужчина лет сорока пяти с неприятным лошадиным лицом, и спросил, где улица Советская. Проповедница так страстно ему объяснила, что я решила, что она– щёлковская. И сейчас он же притормозил рядом со мной и спросил:

–Как проехать к Свете?

«Господи, – взмолилась я,– так неужели и он к ней «учиться» приехал? Как же Огола и его зазомбировала?!»

–Что?!!

–Где центр?