Читать книгу Недосягаемые - Ольга Слюсаренко - Страница 10
Часть 3
Глава 4
ОглавлениеОн ворочался с боку на бок, понимая, что бессмысленно пытаться заснуть. Его глаза не смыкались, и ни один обрывок сна не проникал в его сознание. В его голове, как в пустом кинотеатре, сотни раз прокручивалась лента фильма, застревая на одном утреннем эпизоде. Вот он приходит на встречу с приехавшими из Москвы архитектором и аспирантом, рассказывает им о поездке в Польшу. Выпив по рюмке, все трое принимают решение отказаться от печатной версии журнала. Вернее, к такому выводу приходят москвичи, а Кир молча кивает, чувствуя себя мальчиком на побегушках среди тех, кто пытается играть в начальников. Для архитектора журнал был хобби и небольшой подработкой, для аспиранта – возможностью попробовать себя в новой деятельности, а для Кира… Он сам не знал, зачем ввязался в это дело, которое поначалу казалось перспективным. Оксана убедила его в том, что через каких-то пару-тройку лет он сможет выйти на мировой уровень с этим проектом. В своем воображении он уже видел себя сидящим в черном кожаном кресле в редакции в центре Москвы. Он дает указания корреспондентам, редакторам, переводчикам, планирует выпуски, заигрывает с помощницей, которую взял к себе на работу прямо с миланского подиума во время одной из своих командировок. Еще через годик он открывает второй офис в Лондоне, а вообще, лучше в Ливерпуле, на родине «Битлз». Им он и посвятит первый иностранный выпуск журнала, который к тому времени уже будет переименован в Language Way или нет, лучше в Shades of Language.
Он сам будет устанавливать себе рабочие часы, планировать отпуска, а летать отдыхать он будет исключительно бизнес-классом, в компании актрисы с Бродвея, с которой он познакомится в одном из элитных ночных клубов Нью-Йорка. Конечно, Кир понимал, что эти фантазии пока не гармонировали с его безрадостной питерской реальностью, где каждый день напоминал отрывок черно-белого немого кино. Но все же он верил, что способен побороться за воплощение в жизнь всех этих ярких эпизодов, возникающих в его воображении. Поэтому и взялся за развитие журнала, поиск спонсоров и расширение аудитории читателей. Но утром, глядя на равнодушные лица коллег, которым было абсолютно все равно, появится ли вообще новый выпуск или нет, Кир принял окончательное решение. «Я ухожу, – твердо сказал он. – Копайтесь в своем словесном дерьме сами. Это никому не нужно».
Весь вечер ему писала и названивала Оксана, Ден вызывал его на какой-то лекционный квартирник, а Кир отклонял все входящие вызовы, игнорировал сообщения. Раньше, когда ему было плохо, он писал стихи в книгу «Исцеление бессонницей». Бессонница ложилась гладким ямбом или неровным дольником на бездыханный лист и оживляла его с каждой новой стихотворной строкой. Она не казалась Киру чем-то мучительным, а мягко перетекала непросмотренными сновидениями на чистые листы, которые становились страницами будущей книги. Раньше бессонница умела писать, теперь она молчала, тупо уставившись в окно, где не происходило ничего нового, только ночь в многомиллионный раз сменяла день. Он попробовал написать какую-нибудь строчку, но не смог выдать ничего, кроме «Я хочу от всех закрыться». К слову «закрыться» подобралась только одна рифма – «напиться». Однажды он хотел провести эксперимент – напиться по совету Хемингуэя и сочинить что-нибудь стоящее. Из пьяных мыслей потерянного романтика должен непременно родиться стихотворный шедевр. Он назовет его «Возвращение из ниоткуда» или «Возрождение из молчания». А вдруг это будет поэма или роман в стихах, которые непременно станут популярными в соцсетях и принесут ему известность. Кир быстро оделся, схватил папку с листами и побежал в старое забытое место на Рубинштейна, где когда-то написал свое последнее стихотворение.
Оказавшись в баре, он поднялся на второй этаж и сел за барную стойку, где появилось стихотворение Insomnia. Заказал Кампари в качестве аперитива и склонился над чистым листом. «Он сидел в безлюдном баре, / Пил рубиновый Кампари…» Долгое, молчаливое многоточие прорезало лист. Муза покрутила пальцем у виска и пошла строить глазки бармену. Вздохнув и отложив лист, он залез в телефон и пролистал обновления в «Инстаграме». Кто-то из друзей грелся на Канарах, кто-то выставил фотку из московского офиса в небоскребе, кто-то тусил в клубе в компании девиц, а кто-то… Палец сам собой набрал юзернейм Мэри, от которой он нажал «Отписаться», но эта кнопка ничего не значила, когда руки сами искали ее аккаунт. Ничего себе, вот так поворот: Мэри ехала с кем-то в тачке в час ночи и делала селфи. Он так и знал, что она крутит шашни с каким-то мужиком, который несомненно сидит за рулем и везет ее к себе домой. Кир отложил телефон, заказал рюмку водки с закуской и уставился на лист, где по-прежнему одиноко чернели две строчки, словно горстка пепла на снегу.
Вдруг он вспомнил, что когда писал Insomnia, то сидел с другой стороны барной стойки. Кир не верил в знаки и приметы, но сейчас готов был сделать все, что угодно, лишь бы выдавить из себя хотя бы строфу. Он выпил водки, поднялся и пересел в другое место. Склонившись над листом, он представил Мэри такой, какой увидел ее тогда в автобусе: в сером пальто, немного растрепанную, прижимающую его книгу к груди. Ее волосы ослепляли его, а губы манили своей ягодной сладостью. Он поверил в то, что если сейчас в баре заиграет другая музыка, а он, закрыв глаза, воссоздаст в точности до деталей все эпизоды их немногочисленных встреч, одинокий лист расцветет долгожданным текстом. Бармен куда-то отошел, и он обернулся в поисках официанта, чтобы попросить его включить «Выхода нет». Должны же они найти эту всем известную песню… Он увидел девушку в черных брюках и ягодной кофточке, пристально смотрящую на него. Неужели такое небольшое количество алкоголя могло вызвать мимолетное виденье? Может, это сон возвращается к нему в образе Мэри? Сейчас он помашет ей рукой, и образ исчезнет. Но вот она с радостной улыбкой спешит к нему и прикасается к его щеке рукой, не решаясь поцеловать его. И садится рядом, не cводя сияющих глаз c его небритого лица. Это была все та же Мэри: переливающаяся золотом, воздушная, нежная и недосягаемая… Он забыл о просьбе включить другую песню, забыл о желании заказать еще одну рюмку, забыл о муках творчества… Он был сосредоточен только на той, которая молча улыбалась ему…