Читать книгу Недосягаемые - Ольга Слюсаренко - Страница 12

На город обрушивались сотни стен ливня: одна исчезала, вторая тут же низвергалась со свинцово-серого неба. Дети, топая по лужам в резиновых сапожках, веселились, называя наступивший месяц ливнюнем. А взрослые не придумывали никаких шутливых названий этому промокшему июню, понимая, что непогода в Петербурге может именоваться только депресняком и любыми другими синонимами этого слова.

Мэри едва выдерживала последний месяц перед отпуском, с трудом поднимаясь с утра на работу, через силу натягивая вежливую улыбку, адресованную руководству, и надевая маску невозмутимого спокойствия во время экскурсий с дотошными иностранцами, тыкавшими пальцами в каждый дом. После того ночного приключения у нее состоялся серьезный разговор с мамой, обеспокоенной происходящим в жизни Мэри, вернее, отсутствием каких-либо событий.

– Ты в кого превращаешься, Маруся? – сокрушалась мама, отрываясь от вечерней вышивки перед сном.

На белой канве вырисовывалась мордочка дымчатого кота. Сегодня появились ушки и янтарно-желтые глаза-пуговки. Каждый раз, когда мама нервничала, она брала корзинку с вышиванием и успокаивала себя монотонным движением иголки. Когда в рамочку вставлялась очередная вышитая картина, какой-нибудь цветочный натюрморт или простенький пейзажик с деревцем и озерцом, ее называли «творением из маминых нервов». Когда-нибудь, говорила мама, она соберет все свои «вечерние работки» и подарит Мэри на свадьбу, чтобы дочка украсила ими свой дом. Мэри смеялась, отмечая, что к тому времени мама уже откроет собственный музей «творений из нервов».

– Годы-то идут, Маруська. Ну почему бы тебе не простить Амина?..

– А я и не злюсь на него. Мне все равно. Просто это не мой человек. Не мой и точка, – упрямо ответила Мэри.

– А кто твой? Воображаемый герой из детских книг? Выросла уже… Еще пару лет и…

– Ты опять начинаешь монолог про стереотипы? – не выдержала Мэри. – Еще про старых дев расскажи. Мы не в XIX веке живем. Для меня на первом месте самореализация.

– Ну, тогда работу бы нашла получше, – отозвалась мама. – Я всегда тебе говорила: нефть, газ и электроника. Три области для перспективной карьеры. Там и деньги, и профессиональный рост, и мужчины. И о чем ты только думаешь? Ведь умная, способная, с красным дипломом…

Подобные разговоры повторялись снова и снова в различных вариациях. Еще будучи студенткой, она мечтала о своем переводческом агентстве в Дубае, потом, начитавшись историй успешных инстаблогеров, стала грезить о travel-журналистике: ездишь себе по странам, фоткаешь умопомрачительные пейзажи, делаешь обзоры, выкладываешь их в сеть, заключаешь партнерские отношения с различными отелями и ресторанами, рекламируешь их услуги, получаешь за это деньги. В последние несколько лет ежедневно плодились все новые и новые инстаблогеры, которые зарабатывали на своих постах. Но этому занятию нужно посвящать все свое время: ежедневно планировать и готовить публикации, увеличивать аудиторию подписчиков. А если нет возможности нанять персонального SMM-щика и еженедельно летать за границу, то какая из тебя travel-журналистка? Родители настаивали на офисной работе и стабильном окладе. Они не признавали фриланс и все новомодные формы онлайн-заработка.

У Мэри, устроившейся в туристическую компанию, не хватало времени на какую-то новую деятельность, которая соответствовала бы ее интересам. Иногда по вечерам, после тяжелого рабочего дня, она думала о том, почему нельзя стать продавцом счастья и просто рисовать заботой и добрыми словами на лицах меланхоличных жителей улыбку хотя бы на несколько часов. Так чего же хочешь ты, умная, способная девушка с красным дипломом? Я хотела бы стоять за прилавком желаний и продавать каждому сизо-серые звезды. Они исполняют любые добрые желания, стоит только положить одну из них на ладонь и поверить, что если ее зажигают, значит, это кому-нибудь очень нужно. Я не принимала бы к оплате ни карты, ни наличку, только твои слезы, выплаканные до дна твоей промокшей души. Я хотела бы работать дарительницей улыбок, подбегать к тем, кто опускает усталые глаза, прячет лица в воротниках и застегивает свои сердца на молнию. Давай придумаю тебе светлую мысль, напишу ее внутри тебя, там, где приютилось уныние, а потом прочитаю. И ты приподнимешь уголки потрескавшихся губ, расстегнешь молнию на сердце, и покрытый инеем стебель твоих страхов распустится и заблагоухает цветком спокойствия. Я хотела бы стать гонцом хороших вестей и приносить в каждый дом радостные новости. Говорят, у добрых вестей легкие крылья. Я рассказала бы всем, что закончились войны, и из словаря стерли это колкое, как острие, слово, а люди забыли, как оно звучит, и молча подали друг другу огрубевшие руки. Я рассказала бы всем, что в городах появились уголки правды, куда можно прийти и услышать искренние слова, не пропитанные ни ложью, ни лестью. Я рассказала бы всем, что все разбитые сердца собраны добрым ювелиром и уже блестят рубинами взаимной любви… Мало ли чего ты хочешь, девушка-экскурсовод из маленькой турфирмы. Води иностранцев по городу и рассказывай им по сотому кругу, как шарманка, о туристических достопримечательностях.

После ночной встречи с Киром Мэри, вернувшись домой, собрала всю информацию по предстоящему мероприятию в Эрмитаже и отправила ему во «ВКонтакте». Он не прочитал ее сообщение ни по возвращении домой под утро, ни днем, ни вечером, ни ночью, ни на следующий день… В день мероприятия Мэри отправила ему короткое сообщение: «Буду ждать тебя в 19:00 на вечере культурных программ». Кир не открыл его, и Мэри провела тот вечер в первом ряду зала наедине со своими мыслями.

Ничто не может быть больнее, чем понимать, что ощущение поцелуев дорогого тебе человека возвращается к тебе каждую ночь только в твоих фантазиях. Ничто не может быть больнее, чем превращение сахарной пудры воспоминаний, которая оставалась сладким привкусом на твоем языке, в пыль прошлого, оседающую на твоем теле и разъедающую твою кожу. Ничто не может быть больнее, чем с каждым днем, отдаляющим тебя от случайного прекрасного мгновения, все яснее и яснее осознавать, что ты была мелкой деталью какой-то игры, отвлекавшей кого-то несколько часов от серых будней. Ничто не может быть больнее, чем хранить в памяти согревающее и вселяющее уверенность, как благородный виски, обещание, которое синдромом похмелья на следующее утро сжимает чьи-то виски, заставляя забыть обо всем сказанном. Но сколько бы алкоголя ни было выпито, какие бы мрачные мысли ни вернулись к человеку утром, какой бы разбитой и обесточенной ни была его неделя, он вспомнил бы о своем брошенном вскользь обещании, если хотел бы вновь оказаться в атмосфере чарующей ночи, сводящей его с ума бархатными прикосновениями. Вот только смогла ли она, девушка-шкатулка, закрытая от всех на замок, очаровать того, кто сумел приоткрыть ее и наполнить светлыми чувствами?..

Когда ночь стала таять на крышах домов, Кир посадил Мэри в такси, сказав, что хочет пройтись один по городу. В такси бешено пульсировало какое-то бессмысленное техно, но ритм ее сердца, которое не могло смириться с исчезновением Кира в последнем аккорде ночи, был быстрее. В проносящихся мимо пестрых картинах города, размытых дождем, вырисовывался его профиль: склонившись над барной стойкой, он искал внутри себя мимолетные, ускользающие рифмы, которые все никак не хотели ложиться на лист и сплетаться в объятии. Больше всего на свете в ту ночь она хотела с поцелуем передать ему вдохновение… Но закручивая вновь бессмысленную спираль из их недомолвок, она вспоминала, как он ушел, не оглядываясь. Это был побег из отрывка их истории, в ту ночь напоминавшей сценарий романтического фильма, в собственную реальность, где не было места для нее…

Пытаясь заполнить свои вечера какими-то событиями, она стала общаться с Тони, мечтавшим затащить ее в водоворот своих экстраординарных идей. Он показывал ей те места, которые произвели на него неизгладимые впечатления, когда он впервые оказался в Петербурге. Водил ее на крыши, где делал сальто и другие элементы, вспоминая свою подростковую мечту стать паркуристом. «А потом взрослые сказали мне, – говорил он, – что когда я сверну шею, то не стану ни паркуристом, ни учителем, ни врачом, ни инженером». И он свернул шею своей мечте о жизни без границ, о свободе от предрассудков взрослых и поступил в колледж парикмахерского искусства. Только от парикмахера в нем остался один последний слог, когда он вылетел из салона, превратив чопорную брюнетку в зеленовато-фиолетовую нимфу. Переехав в Петербург из крохотного городишки на Волге, несколько лет он носил бургеры на тарелках, смешивал коктейли в барах, пока не познакомился на одной из вечеринок с молодым дизайнером, у которого решил перенять опыт и придумать что-нибудь свое. У дизайнера был друг-байер из люксового торгового центра, который и помог устроиться Тони сначала бариста к ним в кафе, а потом консультантом в отдел мужской одежды. Мэри с интересом слушала его рассказы, в которые он ловко вплетал вымышленные эпизоды. Он раскрашивал фантазиями ее серые вечера, окутанные густым туманом ее долгих, тягучих рефлексий. Она как будто участвовала в пьесе иммерсивного театра, ведомая актером, игравшим роль будущего дизайнера, в мечтах захватившего все мировые подиумы. Он стал для нее хорошим другом, с которым можно потрепаться обо всем, не боясь сказать что-нибудь не то. Хотя на обсуждение темы личной жизни она наложила запрет с тех пор, как однажды он попытался расспросить ее о «том парне, который ее динамит». Мэри сказала, что больше никогда не встретится с ним, если он будет высмеивать человека, которого в глаза не видел. И Тони пришлось не только умерить свое любопытство, но и оставить всякие попытки переступить границы дружбы, потому что Мэри замыкалась в себе всякий раз, когда он заводил разговор о своем желании сблизиться с ней.

Они сидели в ресторане на крыше старого здания, наблюдая, как по панорамным окнам танцуют крупные капли дождя. Из музыкальных колонок струился легкий эмбиент, но дождь выбрал другой жанр. То же самое происходило с Мэри: внешне она казалась спокойной, с улыбкой кивала Тони, дегустировала какой-то необычный салат, выбирала десерт, но в ее голове хаотично носились мысли, мешая ей сосредоточиться на беседе. Хотя прошло несколько месяцев с той ночи в баре на Рубинштейна, ей казалось, будто только вчера она вошла в темный барный зал и увидела молодого человека в черном свитере, склонившегося над листом. Иногда, закрыв глаза, она проигрывала мелодию их встречи, проговаривала немногословную беседу и пыталась придумать другое окончание ночи…

– И вот представь, – нарочито громко сказал Тони, наблюдая за ее реакцией, которая сегодня полностью отсутствовала, – я без гроша в кармане оказываюсь один на один с городом. Колумбийский портовый город. Барранкилья. Баранка по-русски. Ты спросишь, какого черта меня туда занесло? А был у меня период такой, когда мне хотелось почувствовать, что я живой. Когда ты спишь в своей комнатке, ешь родительскую еду, это так – существование. А вот как только ты выпрыгиваешь из спального мешка в неизвестность, вот это называется жизнь. Я тогда еще не выбрал своим домом Питер, и меня манили многие страны. В Барранкилью я поехал волонтером. Гуманитарная миссия. Что-то типа ООН. Книжки детям возил вместе с другими волонтерами программы. Помню, одна сиротка просила у меня книжку про Маугли ей привезти. Он типа напоминал ей ее брата, которого усыновили. Прикинь, их волчица кормила. Я думал, такое в сказках только бывает. Потом мальчишку взяла семья на воспитание. А девчонке я нашел дом, когда приехал с концертом в Боготу. Да, я тогда еще выступал перед латиноамериканцами: элементы из паркура показывал. Но ты меня не слушаешь, Мари…

– Что-то случилось? – отозвалась она.

Стена ливня обрушилась на Александровскую колонну, крупные капли отбивали драм-н-бэйс по крышам Эрмитажа. В акварельном, размазанном на стекле оттиске города Мэри пыталась рассмотреть лето, но видела привычный мокрый пейзаж.

– У нее скоро отпуск, а она сидит, как сестрица Аленушка. Забудь уже о своих туристах. Через недельку сама будешь туристкой.

– Что-что? – Мэри непонимающе посмотрела на него.

– А поехали куда-нибудь вместе? На Кипр, скажем. Или в Испанию. Или в Грецию.

– Но… – хотела возразить Мэри, но он перебил ее:

– Да кто я – дурак, что ли, не понимаю, чего ты тут пальцем на стекле рисуешь! Да вот только ничего не изменится, если ты ему не нужна…

Мэри ничего не ответила, понимая, что перечить ему бесполезно. Тони, не глядя на нее, стал уплетать стейк. Мэри пододвинула к себе чашку с остывшим кофе. На молочной пене ее капучино бариста нарисовал сердечко. Одна его половинка уже растворилась, вторая еще белела на карамельно-коричневой поверхности. Это была половинка ее сердца, плавающая в сомнениях и страхах, а вторая, украденная мальчишкой из ее прошлого, грелась под его рубашкой в ту ночь и была брошена им под утро дождю…

– Давай так, – после некоторой паузы сказал Тони, – дружеская поездка: достопримечательности, болтовня и ничего более. Как в Питере.

Мэри представила их отдых вдвоем: прогулки по каким-нибудь греческим руинам, посиделки в кафешках, жаркий полдень на пляже… Раскаленный песок обжигает их ступни, молочные волны манят за собой. Им придется сбросить одежду. И Мэри обхватит себя руками, надеясь защититься от его взгляда. Но мужской взгляд проберется во все уголки ее тела, пройдется по ее изгибам и холмам… Она спрячется от него в волнах, будет долго плескаться в теплом море. Но день подойдет к концу, песнями уличных музыкантов вечер ворвется в курортный городок и быстро покинет его, оставив их наедине друг с другом в ночи… Глядя на него, уверенного в себе денди, который с нетерпением ожидал ее согласия на совместное путешествие, Мэри читала в его блестящих оливковых глазах только одну фразу: «Я увезу тебя из промокшего Петербурга в жаркую страну, полную интересных диковинок и неразгаданных тайн, и там ты станешь моей…»

– Тони, я… Я уже еду, да, еду в отпуск, – ответила Мэри. – С мамой…

– Интересно… – Он недоверчиво посмотрел ей в глаза. – И куда же?

– В… – запнулась она, перебирая в голове страны, – в Италию.

– Хорошо, – вздохнул он. – Но в ближайшие-то дни ты в городе, надеюсь?

Мэри не успела ничего ответить, так как ей пришло сообщение в WhatsApp. Она сделала кислую гримасу, словно недозрелое яблоко набило ей оскомину. Тони спросил, что случилось, но она отмахнулась от него, сказав, что устала от всех этих мессенджеров и социальных сетей. Амин напомнил о себе странным сообщением: «Очень скоро, жемчужинка, мы встретимся очень скоро…» Сколько раз во сне она видела пугающую сцену: он заползает по дереву к ней на балкон, проникает в ее комнату и крадет ее сонную. Просыпаясь от собственного крика, она вскакивала с постели и убирала на дальние полки все книги и путеводители по Востоку, который еще недавно манил ее своим ослепительным солнечным блеском и жаром золотистого песка… А дождь все стучал и стучал, переходя от драм-н-бэйса к каким-то шаманским ритмам, словно насмехаясь над ее вроде бы абсолютно беспричинными страхами…

Она лежала в постели и рассматривала новые фотографии того, кто не заглядывал в ее «Инстаграм» и не прочитывал ее сообщения. Вот он, гордый и независимый, гуляет по вечерней Москве. Вот здоровается за руку с каким-то мужчиной в черном костюме. А вот стоит на крыше спиной к фолловерам, сжав руки в кулаки, и встречает рассвет над маленьким немецким городком, словно съежившимся под его подошвами… Он как будто бежал марафон по выбранному маршруту, покоряя все города, которые встречались на его пути, очаровывая каждую незнакомку, притягивая самые яркие эпизоды в свою жизнь, отражавшиеся на всех его отфильтрованных фотографиях. Его бесчисленными «лайкателями» были преимущественно девушки, и невозможно было догадаться, которой из них он отдал свое сердце. Мэри представляла ее длинноногой моделью с фигурой Венеры, купавшейся в океане фолловеров. Однако эти фантазии не приносили ей облегчения, не давали ответов на беспокоившие ее вопросы, поэтому она старалась как можно реже заглядывать в его виртуальные миры.

А что если Тони прав, и ей не хватает глотка нового воздуха, не хватает одного шага из привычной реальности в нетривиальную атмосферу, не хватает одного солнечного луча, скользящего по ее коже и навевающего на нее светлые мысли? Кир, время от времени совершавший побеги из обыденности в города, полные новых возможностей, неожиданно стал для нее примером. А фантастические рассказы Тони о его приключениях в латиноамериканских странах вдохновили ее на встречу с чем-то новым, непредсказуемым, но притягательным… Мэри взяла телефон и набрала сообщение, но не Тони, а совсем другому человеку…