Читать книгу Недосягаемые - Ольга Слюсаренко - Страница 5

В Мариинском-2 давали балет «Щелкунчик». В конце первого акта публика взорвалась аплодисментами, потревожив девушку, которая дремала в седьмом ряду партера. Это была Мэри, все та же златовласка, одетая в длинное черное прямое платье с кружевной накидкой. Она хотела одеться скромнее, но мама напутственно сказала ей: «Ты должна быть самой прекрасной русской принцессой для своего повелителя». Мэри едва не возразила ей, что никакой он не повелитель, а просто друг, но решила не спорить с мамой, которая насмотрелась восточных сериалов вроде «Великолепного века». «Не забудь, – твердила мама, провожая ее, – сказать ему „о повелитель моего сердца“ и вообще называй его красиво, это нравится восточным мужчинам». Мэри только вздохнула и выбежала во двор, где ее ждал «повелитель» на беленькой BMW.

– Мне кажется, ты сегодня уставшая, жемчужинка, – прошептал Амин, заказывая в буфете два бокала шампанского, бутерброд с красной рыбой и ягодную корзинку. – Ты уверена, что выдержишь спектакль?

– Тяжелый рабочий день, плохая погода… А так все просто великолепно… – Она натянуто улыбнулась, взяла бокал с пирожным и последовала за Амином к столику.

– Может, тебя пофотографировать? – предложил он. – Нужно запечатлеть такую красавицу. Украсишь свой «Инстаграм». Ты же любишь фоткаться?

Он лепетал какую-то чепуху на русском с легким арабским акцентом, а Мэри глядела, как пузырьки шампанского беспомощно лопаются в ее бокале. Они познакомились в Эрмитаже, куда Мэри пришла провести экскурсию для группы арабских бизнесменов, которые приехали по деловым вопросам в Петербург. Она работала экскурсоводом в турфирме: водила арабских туристов по городу, посещала с ними музеи, картинные галереи, показывала им исторические места и значимые городские объекты. Он, невысокий молодой мужчина тридцати с небольшим лет, одетый в строгий черный костюм, не знал, как выделиться из группы коллег, чтобы обратить на себя внимание девушки, которая с серьезным видом рассказывала об экспонатах Рыцарского зала. Он спросил у нее, какая точная дата написания картины Моне «Впечатление. Восходящее солнце», учитывая то, что на полотне стоит 1872 год, а художник был в Гавре, гавань которого изображена на картине, только в 1873 году. Мэри замялась, но потом с легкостью отмахнулась от любопытного араба, сказав, что для точного ответа нужно съездить в Париж, где хранится картина, и провести экспертизу работы. Экскурсанты посмотрели на нее с уважением и выразили желание познакомиться с работами импрессионистов. А предприимчивый араб не собирался на этом останавливаться: в тот же вечер Амин повел ее в ресторан под предлогом, что он просто обязан поведать ей тайну картины Моне.

Поначалу он очаровывал ее своими познаниями в искусстве, галантностью, необычными комплиментами, но уже во время третьей встречи, которая произошла в музее Фаберже, она поняла, что все темы для разговоров исчерпаны и ей просто хочется раствориться в бокале вина, когда он в сотый раз за вечер называет ее жемчужинкой, русской принцессой, петербургским сокровищем. Все эти комплименты засахаренными фруктами застревали у нее в горле и вызывали изжогу. Амин придерживался стереотипа, что девушки любят ушами, и старался засыпать ее комплиментами. Когда он пел ей, что она была послана ему судьбой, что теперь никто и никогда не сможет их разлучить, и беспрестанно повторял, что это «очень замечательно», она старалась перевести разговор на другую тему. В такие минуты Мэри чувствовала себя героиней мыльной оперы и хотела поскорее завершить съемки очередной серии.

Она знала, что Амин работает в финансовой компании, но он никогда не рассказывал ей всех подробностей. В Россию он приезжал по работе и заодно навестить свою мать, которая была русской. Когда речь зашла о его семье, он только сказал, что родители развелись, когда ему было пятнадцать, и он остался с отцом. Каждый раз, когда она затрагивала какую-то не очень приятную ему тему, он замолкал, брал ее за руку и начинал вымаливать хоть один поцелуй, сначала шепотом, потом чуть громче, потом настойчиво приговаривая: «Ну как же это так – любовь без поцелуев?», «Сегодня пятое свидание, а ты со мной как испуганная лань», «Ты красавица, а я кто – чудовище?» Мэри то ссылалась на усталость, то говорила, что недоступность – редкое в наше время качество, которое мужчина должен ценить.

В конце концов она решила поиграть в русскую Шахерезаду, рассказывая ему выдуманную историю из своего детства. Она пообещала Амину, что поцелуй он получит лишь в конце истории, когда сам угадает развязку. Каждый раз она запутывала сюжет настолько, что Амин нередко забывал имена героев, не помнил, кто что и кому сказал, поэтому Мэри приходилось возвращаться назад, придумывая все новые и новые коллизии. Но как бы она ни старалась продлить игру, он все равно пытался приблизиться к ней и украсть ее поцелуй. Когда его щетинистое круглое лицо с черными миндалевидными глазами оказывалось на расстоянии нескольких сантиметров от ее лица, перед ее внутренним взором возникал другой образ: лучистые сапфировые глаза, бархатные губы, гладкие впалые щеки, к которым так и хотелось прикоснуться… Амин тоже тянулся к ней, вытягивая шею, но это был не беспомощный утенок, а хитрый ворон, высмотревший добычу. Мэри вжималась в кресло, наигранно чихала, кашляла, прикрыв рукой рот, или делала вид, что ей попала в глаз соринка. Амин кусал губы, сжимал ладони в кулаки, потом обреченно вздыхал, посылал ей взгляд, полный отчаяния, смешанного со злобой, и отворачивался. Через несколько минут он успокаивался и вел себя как ни в чем не бывало. Но Мэри не забывала этот взгляд проигравшего борца на ринге. И не могла ничего поделать со своим упрямством и нежеланием ему принадлежать.

– Жемчужинка, ты слышала, чтó я только что сказал? – спросил Амин, испуганно заглянув ей в глаза, когда заметил, что она, засмотревшись на рояль, совсем потеряла нить разговора.

– Я сегодня мечтательная… – протянула Мэри. – Наверное, шампанское настроило меня на романтичный лад.

– Это очень замечательно, – довольно кивнул он. – Но все же, думаю, моя идея гениальная. Давай сбежим!

– Куда? – испуганно спросила Мэри, представляя, как он крадет ее ночью и увозит в Дубай. – Ты же не хочешь сказать, что…

– Я забронировал столик в одном очень замечательном ресторане здесь рядом, на проспекте Римского-Корсакова. И будет очень замечательно, если мы прямо сейчас туда пойдем.

Мэри направилась к гардеробу, надеясь хоть пару минут, пока они спускаются по лестнице, отдохнуть от его «очень замечательных» слов. Амин, довольный собой, последовал за ней.

В ресторане их посадили за лучший столик рядом с огромной пушистой елкой, сиявшей тысячами разноцветных огней. Пианист вдохновенно играл «К Элизе», мечтательно закрыв глаза. Официанты в белых рубашках бегали с серебряными подносами. За соседними столами восседали одни пожилые иностранцы, вереща на английском, немецком и испанском языках. Смесь разных языков, неуклюже ложившаяся на фортепианную музыку, эхом звучала в ушах Мэри, мешая ей сосредоточиться на изучении замысловатого меню. Амин старательно размазывал белый, салатовый и бледно-оранжевый шарики масла по куску хлеба. Мэри ковыряла вилкой комплимент от шеф-повара в виде какой-то непонятной кашицы со вкусом хлеба и фисташек. Она даже не заметила, как официант принес бутылку дорогого красного вина десятилетней выдержки и наполнил их бокалы.

– В общем… – неуверенно начал Амин, поднимая бокал, – я хочу выпить за этот очень замечательный вечер и за нас, таких же очень замечательных. А главное – за нашу любовь.

– А я просто выпью за приятные моменты, – произнесла Мэри.

Прищурив глаза, он стал изучать ее лицо, пытаясь понять, о каких моментах она говорит. А потом, видимо, решив, что эти моменты связаны с ним, подмигнул ей, засунул руку в карман пиджака и вынул красную бархатную коробочку. Мэри нервно сглотнула и подумала, что сегодня, в седьмой серии мыльной оперы «Как влюбить в себя араба за семь свиданий», кажется, случится кульминация. Она подумала, что самым интригующим поворотом сюжета была бы ситуация, когда в коробочке вместо кольца лежала бы бумажка с надписью: «Только после поцелуя». Она посмеялась над своей фантазией, а Амин, видимо, принял ее смешок за радость.

– Вот, жемчужинка, гляди. – Амин открыл коробочку, где лежали сережки с жемчужинами.

Мэри улыбнулась, но вздоха восхищения не последовало. Амин вытащил одну сережку и протянул ей. Мэри не выпустила приборов из рук. Он вздохнул и спокойно, но твердо проговорил:

– Одну возьми за наш первый поцелуй. Сегодняшний поцелуй. После поцелуя наденешь вторую. После ночи со мной куплю шубу. После орального секса поедем ко мне в Дубай. После тантрического проси все, что душе угодно…

Мэри с минуту молчала, непонимающе глядя на него. Потом до нее наконец дошло, чтó он ей предлагал. Она расхохоталась так громко, что люди за соседними столиками недоуменно уставились на них: мужчину, который, вытаращив глаза, сжимал в одной руке жемчужную сережку, в другой – бархатную коробочку, и девушку в длинном черном платье, хохотавшую до слез. Музыкант замер, подняв руки над клавиатурой. Отсмеявшись, Мэри порывисто вытащила кошелек из сумки, отсчитала несколько купюр и бросила их на стол.

– На вот, за ужин, за шампанское с пирожным и за билет в театр. А то еще скажешь, что если не соглашусь вытворять с тобой «Камасутру», то должна буду вернуть деньги, потраченные на меня.

Амин взял ее за руку, но она отстранилась. Подбежала к фортепиано и обратилась к пианисту:

– Ну что же вы молчите? Вечер продолжается! Давайте что-нибудь не из классики! Можете «Выхода нет»?

Музыкант недоуменно смотрел то на нее, то на клавиатуру. Мэри запела: «…Скоро рассвет, / Выхода нет, / Ключ поверни и полетели./ Нужно вписать / В чью-то тетрадь / Кровью, как в метрополитене:/Выхода нет»…» Выбежав из ресторана, она окунулась в зимние сумерки. Мокрый снег, такой редкий гость в Петербурге в этом декабре, слепил ей глаза. Год назад они бежали к метро, держась за руки: он, отчаянный мальчишка, без пяти минут выпускник, которому город был готов открыть все двери, и она, мечтательная златовласка, сжимающая самый дорогой момент в ладони, хранящая их маленькую тайну в своих сияющих глазах. Самонадеянный снег, объединяясь с бесшабашным дождем, вмешивался в их поцелуи: устраивал мокрые танцы на их лицах, рисовал ее тушью нелепые кляксы на ее щеках, оставлял черные отпечатки на его веках, скулах… Прохожие бросали на них недоуменные взгляды. Вот глупые: без шапок, без перчаток, без зонтов. Вот смешные: cтоят под дождем со снегом, прижавшись друг к другу, целую вечность у входа в метро. «Мне пора…» – бормотал он и крепче обнимал дрожащую девчонку с мокрыми распущенными волосами. «Конечно, иди…» – отзывалась она, обвивая холодными руками его шею. И они не могли проститься, словно Петербург не желал ставить многоточие в конце этого маленького отрывка их истории… «Мне пора… Я позвоню обязательно, позвоню завтра…» Ветер подхватывал его слова и уносил их в неизвестном направлении, куда-то на окраину вечно простуженного города… И есть ли где-то этот ключ, который нужно повернуть, чтобы полететь встречать рассвет загаданных желаний?..

Она лежала в постели и разглядывала его новую фотографию в «Инстаграме». Он стоял у елки на главной площади Берлина в большой компании ребят. Задор, самоуверенность, бесстрашие читались на их лицах. Под фотографией была подпись: «Free Minds unite all the people». Мэри решила, что Кир поехал преподавать английский или русский участникам программы языкового обмена. Наверное, это временная работа. Но вполне возможно, что он планирует задержаться в Германии. Она сама несколько раз порывалась пройти стажировку в зарубежных организациях, но все сомневалась и в итоге решила начать карьеру в родном городе. Будучи студенткой, она стремилась уехать за границу, но потом поняла, что не может даже ненадолго покинуть Петербург. Разве можно расстаться с тем, кто столько лет хранит ее секреты и переживания, разделяет с ней ее радости и печали, говорит с ней на одном языке и понимает ее с полуслова? Мэри прикоснулась кончиками пальцев к фотографии, погладила Кира по щеке и мысленно пожелала ему удачи в его новой деятельности. Пусть на его профессиональном пути не будет никаких препятствийи все стремления приведут его к успешным результатам. Она думала, что он сосредоточен только на карьере и саморазвитии. И надеялась, что иногда, перед сном, он вспоминает одну девушку с востфака, которая верит в него. Спокойной ночи, милый. Пусть сны твои будут теплыми и шелковыми, как первые лучи летнего рассветного солнца…