Читать книгу Недосягаемые - Ольга Слюсаренко - Страница 3

Около полугода ему удавалось скрываться от нее. Когда в университетских коридорах мелькала знакомая золотая коса, Кир забегал в любую аудиторию, прятался за спинами однокурсников, отворачивался к окну, нырял под лестницу… Воспоминания о том вечере в кафе не давали ему покоя, приходили к нему во сне нескромными фантазиями, шелковыми лентами оплетали его тело, когда он сидел до утра за компьютером и пытался сосредоточиться на каком-нибудь тексте. Он исписал весь блокнот бессвязными образами, плачущими рифмами, а однажды вечером, когда завис в сложных переводах и не смог справиться с упражнением по английской грамматике, вырвал и уничтожил все страницы, покрытые поцелуями рифм. Он твердо решил, что еще не время, что он завоюет ее, когда его оружием станет головокружительный карьерный рост. А пока нужно переболеть этим наваждением, побороть непростительную слабость. Чтобы она не обижалась, он «залайкивал» все ее фотографии в социальных сетях и несколько раз, в начале весны, в ответ на ее сообщения с предложениями встретиться черкнул ей, что очень скучает, но не может «вырваться из цепких объятий учебы». Она внушала себе, что после летней сессии все изменится, и упорно грызла гранит науки.

В один из теплых июньских вечеров Мэри подскочила к нему сама, когда он выходил из университета, сдав последний экзамен и закрыв сессию. Она подскочила бесцеремонно и задержала его у двери. Ее глаза потемнели, как будто над озерами нависли тучи, изменившие цвет воды с лазурного на глубокий индиго. Кир от неожиданности едва не выронил мобильный из рук.

– Отстрелялся? – вызывающе проговорила она, взмахнув тонкими ветками рук.

– Мэри… – только и мог произнести он.

– Мария, – строго поправила его она. – Что так рассматриваешь? Забыл, как я выгляжу?

– Что-то не так? – проговорил он, разглядывая ее торчащие ключицы.

Даже свободная блузка не могла скрыть ее болезненной худобы. На ее осунувшемся лице играла насмешливая улыбка. Но это была все та же Мэри: нежная, светлая, сияющая…

– У меня все так. Сессия на «отлично», – гордо заявила она. – Девушек нужно провожать, а не пугать подозрительными взглядами.

– Хорошо, пойдем, – вздохнул он и пропустил ее вперед.

Они решили дойти пешком до Невского. Она как ни в чем не бывало болтала с ним о том о сем, словно они расстались только вчера, а сегодня встретились вновь, и не было этой затяжной мокрой осени, которая длилась полгода. Кир ловил прекрасное мгновение, наслаждаясь теплым вечером, радуясь тому, что очередная страничка его зачетной книжки заполнена «пятерками»… Он любовался очаровательной златовлаской, которая казалась такой счастливой и беззаботной. Но, наблюдая за ней, он замечал, как ее шаги, робкие у университета, мягкие на набережной, задорные на мосту, становились все шире и решительнее при приближении к метро. Как будто она подходила к моменту, когда собиралась спросить у него то, что ее волновало. В ее глазах погасли задорные искорки, а в ее голосе зазвучали какие-то заунывные нотки, словно она не болтала с ним об учебе, а читала наизусть «Сжала руки под темной вуалью…». Кир рассказал ей пару остросюжетных историй об экзаменах, о том, как один парень ухитрился вытянуть шпору из ботинка, а девчонка, которую он не замечал, сдала его преподу. Он надеялся отвлечь Мэри от ее размышлений, но она теряла нить разговора, отвечала ему невпопад и шагала все быстрее и быстрее… У входа в метро они остановились.

– Кир, я… – начала она, но он перебил ее:

– Представляешь, он выучил только один вопрос из пятидесяти. И попался ему именно этот вопрос. Думаешь, это случайность? – Он чуть было не рассмеялся, но, бросив взгляд на притихшую Мэри, которая ковыряла носком туфли асфальт, осекся и взял ее за руку.

– Поздравляю с окончанием сессии и началом каникул, – печально проговорила она, не глядя на него.

Он хотел в шутку процитировать Ахматову: «Отчего ты сегодня бледна?» – и послушать, что она ему ответит. Но не решился.

– И я тебя поздравляю, – рассеянно пробормотал он, неловко наклонился к ней и чмокнул ее в щеку, едва коснувшись губами ее кожи.

– Мне подарили два билета на импрессионистов, – сказала она после продолжительной паузы. – Ты говорил, что тебе нравится Моне…

– Сходим! Я тебе напишу, – выпалил он, быстро поцеловал ее прямо в губы и, махнув ей рукой, побежал к автобусной остановке.

Мэри долго стояла на том же самом месте, пытаясь поверить в неожиданный успех ее идеи пригласить Кира на выставку. Его последние сказанные слова эхом звучали в ее голове, а губы все еще горели от его молниеносного, дерзкого поцелуя. Бессонная ночь, финальный экзамен, заветное «отлично» – все растворилось в ее радости от встречи с Киром. Казалось, этот июньский вечер, ложась белыми сумерками на плечи города, шептал ей многообещающе: «Сходим! Я тебе напишу».

В июле в Петербурге похолодало настолько, будто пришла осень, то пассивная, засыпающая на ходу, то порывистая, бесшабашная и отчаянная. Она лунатиком бродила по потускневшим проспектам и дождем размывала все надежды жителей на золотистый загар, солнечные объятия и отдых на пляже у залива. Для Мэри такая «осень» стала символом невыполненного обещания: Кир так и не написал ей и не ответил на ее письмо, когда она робко напомнила ему о том, что период выставки подходит к концу. Потом он уехал отдыхать в Швецию и постил в социальных сетях меланхоличные пейзажи скандинавской страны и свои селфи, от которых веяло беззаботностью и бахвальством. Она вглядывалась в его улыбающееся лицо на селфи и пыталась в его фотовзгляде найти ответ на вопрос, который беспокоил ее не только в реальности, но и во сне. Ей снилась чашка, наполненная темной, дикой водой. Он сидел напротив, ухмыляясь, а она мыла этой грязной водой руки, рисовала тонкой струйкой на белой скатерти бессмысленные узоры и писала темной водой, превратившейся в чернила, только один вопрос: «Да или нет?» Она просыпалась в тот момент, когда он открывал рот, чтобы дать ей ответ.

К концу лета у него было четыре достижения – тысяча фолловеров в «Инстаграме», тысяча друзей во «ВКонтакте», полторы тысячи – в «Фейсбуке» и свежесозданный аккаунт в «Твиттере», где он под занавес августа сделал только одну запись: «Farewell to this unforgettable summer. Hope to see you again soon» («Прощай, это незабываемое лето. Надеюсь, мы скоро встретимся». – Пер. с англ.). Мэри расценила эти фразы как метафоричное обращение к девушке. У нее был только один повод для гордости: она поработала переводчиком на временной выставке живописи арабских художников. Какие бы переживания ни переполняли ее, она делала бодрые и уверенные шаги в последний учебный год.