Читать книгу Миров двух между - Павел Трушников - Страница 25

18 декабря 2011 года супруга попросила меня отвезти ее машину на автомойку. Бывает так иногда, что и новогоднюю елку под Первомай выносят, и автомобиль после летней грязи моют только в декабре. И как бы ни было, после полной мойки в мороз машину надобно еще хорошо просушить при работающих двигателе и печке, чтобы избавиться от всей оставшейся влаги.

Впустую кататься по городу не хотелось, время было в районе обеда, и проезжая по улице Знаменского меня посетила мысль заехать к семейству Бересток на кружку чая. Проживали они, как я уже говорил, в деревянной двухэтажке по улице Знаменского, и удобство для меня в тот момент заключалось в том, что можно было безбоязненно оставить машину с работающим двигателем под окнами. День был выходной, поэтому я закономерно рассчитывал, что и глава семейства, скорее всего, дома.

И я оказался прав, Славу я застал в компании его тестя. Галя была на работе, в то время она работала продавцом в небольшом магазине. На момент моего прихода Слава с Рифкатом мирно выпивали по поводу завершения сделанной совместно работы по замене электрики в квартире.

Накануне, в подъезде их дома произошел пожар, в результате которого пострадала электропроводка, и Рифкат, будучи электриком, помог зятю ее восстановить. Ну а то, что подобное совместное предприятие по окончанию должно быть «обмыто», следовало у них как закономерное продолжение. Пивко во время работы для поддержания энтузиазма, ну а водочка, уже после этого, способствовала снятию трудового напряжения.

Когда я появился, они уже успели выпить с две трети полулитровой бутылки водки, прихорашивая ее оставшимся пивом. Слава как обычно укорил меня, что я за рулем и не могу составить им компанию.

В отсутствии хозяйки дома я не стал утруждать Славу проявлением гостеприимства, заварил сам себе чая и присоединился к их еще не слишком пьяным великосветским беседам.

Рифкат моему приходу, можно сказать, обрадовался. С ним я не виделся очень продолжительное время, и ему было интересно вспомнить какие-то моменты из прошлой жизни, когда мы встречались ранее. Вспоминали какие-то интересные моменты, людей с которыми совместно пересекались, так же Рифкат интересовался как я живу сейчас.

Так за беседами пролетело часа два, я успел еще раз или два попить чая, а тесть с зятем допили бутылку, за которой я их застал, и еще половинку из холодильника, видимо оставшуюся от какого-то застолья. За это время Рифкату несколько раз звонила супруга, коей он постоянно отвечал, что уже собирается идти домой. План по мойке и просушке машины я считал выполненным, и можно было ехать домой. Но когда я засобирался Слава очень расстроился и затянул «старую песню» о том, что вечно так происходит, что не посидеть со мной «по-человечески» и так далее. Как дополнительный аргумент он привел, что Рифкат сейчас уйдет домой, Галя на работе, а Славе сидеть одному и скучать.

Сейчас уже трудно вспомнить, почему я согласился, да и какой-то конкретной причины наверняка не было, просто какие-либо планы на вечер отсутствовали, и, скорее всего, предполагалось тоже страдать бездельем. Поэтому я сказал Славе, что отгоню машину домой и вернусь к нему. Тот, в свою очередь, сказал, что пока сходит в магазин и возьмет для нас что-нибудь питейного, а потом мало-мальски соберет на стол. На этом мы со Славой и порешили продолжить вечер. Я предложил Рифкату по пути подкинуть его до дома, но он отказался, сославшись на то, что еще недолго посидит с внуком за компьютером и потом дойдет пешком.

Вышли из дома мы со Славой вместе. Перед тем как разойтись я поинтересовался, что именно он собирается покупать. Тот ответил, что чтобы не смешивать напитки возьмет то же самое, что они пили с Рифкатом. Сейчас уже не вспомню, что за дешевая водка была у них на столе, но этот выбор мне в корне не нравился. Поэтому я тут же, чтобы не напрягать Славу в финансовом плане своими причудами, дал ему несколько сотен рублей и попросил купить для себя другое, перечислив несколько марок на выбор по наличию. Возражений он само собой не высказал и мы разошлись.

Вернулся я буквально минут через пятнадцать. Еще в пути, встав на светофоре, я набрал номер такси и заказал машину к своему подъезду. Припарковав машину возле дома, я поднялся к себе, отдал жене ключи и документы, тут же вышел и сел в уже поджидающее такси. К моему удивлению Рифкат никуда не ушел, а сидел так же на кухне, ожидая пока Слава управится с приготовлением закуски. Я еще подумал про себя, насколько у человека присутствует тяга к халявной выпивке. Но на тот момент какого-либо дискомфорта от его присутствия я не испытывал.

Заносить Рифката начало сразу же, как началось общее застолье. Вообще, кто со мной близко общается, знают, что я не приверженец стереотипов коллективной пьянки. Такая уж жизненная привычка – пью то, что хочу и когда хочу, наливаю себе сам, сколько и когда считаю нужным, и выпиваю соответственно. А Славиного тестя изначально уже зацепил момент, что я собираюсь в отличие от них пить другую водку, которая лучше. Далее уже зацепы шли один за другим, что я и пью неправильно и компанию не уважаю. И чем больше было его опьянение, тем заносило его больше. Следом он опять же начал вспоминать какие-то моменты из прошлого, которые, по всей видимости, тоже зацепляли его в свое время. Время от времени у него звонил телефон, но он вообще перестал реагировать на звонки жены. Когда Рифкат выходил по нужде с кухни, я вежливо намекал Славе на то, что пора бы его тестю уже домой, тем более теща его явно заждалась. Славе, конечно, тоже не нравилось поведение тестя, но на мои слова он пожимал плечами: «Ну не выгоню же я его» и «сейчас он уже скоро уйдет».

Но Рифкат явно никуда не торопился. Состояние опьянения было у него уже очень сильным, но по виду для него это был самый пик застолья. В таком состоянии трудно человека куда-то спровадить. Бутылку водки они со Славой опорожнили довольно быстро – тесть постоянно подгонял зятя не тянуть время и наливать. Потом они переключились уже на ту водку, которую Слава покупал для меня, а я решил сделать паузу и снова заварил себе чай. Опустошение второй бутылки тоже не заставило себя ждать.

Доза влитого в себя у Славы и Рифката была уже довольно большая, но последнему явно было мало и он начал недвусмысленно намекать зятю, что нужно еще сходить в магазин. Слава ответил ему, что денег у него больше нет, хотя думаю, это было сказано лишь с целью таким образом побыстрее спровадить тестя. Недовольство у Рифката было явным, тут он помалу уже начал грубить и Славе, что тот не уважает тестя, который приходит и помогает во всем, а зять не проявляет должной заботы.

Чтобы ускорить процесс выпроваживания тестя, я предложил Славе выйти на улицу прогуляться. Публичный подтекст был такой, что застолье окончено, а мы решили выпить по бутылочке пива на улице перед тем как разойтись. В той ситуации именно я позвал Славу, поэтому напрашиваться Рифкату с нами было неактуально. После этого мы оделись и вышли на улицу, оставив Славиного тестя на кухне в одиночестве.

Отсутствовали мы минут сорок. Зайдя в магазин, Слава высказал сначала сожаление, что нам не удалось с ним посидеть вдвоем, и тут же надежду на то, что может мы продолжим сейчас, когда Рифкат уйдет. Расходиться со мной Славе не хотелось, а тесть надоел ему самому. Я ответил, что мы продолжим, но зайдем лучше к Славиному соседу, нашему общему знакомому, которого мы видели в подъезде, когда выходили из дома. Слава ничего не имел против, поэтому уже я сам взял еще одну полулитровую бутылку водки и мы отправились обратно.

Но Александр, сосед Славы, нашу идею не поддержал. В тот день он приобрел что-то из мебели и был идейно озадачен ее сборкой. Поэтому было ясно, что компании он нам не составит, и нам пришлось возвратиться обратно в квартиру Бересток.

Несмотря на то, что отсутствовали мы довольно долго, я нисколько не удивился, увидев поджидающего нас и ожидающего продолжения банкета Рифката. Поняв, что мы решили продолжить, он как по команде занял свое место за столом.

Здесь я посчитал, что назойливость этого человека уже перешла все границы, и взял застольную инициативу в свои руки. Абсолютно не обращая внимания на Рифката, я открыл бутылку и наполнил только две рюмки, свою и Славину. Тут же от Славы последовал вопрос, мол, почему я обошел вниманием его тестя. На что я опять же, игнорируя присутствие Рифката, ответил Славе шутя и серьезно одновременно, что его тесть, скорее всего, «или не хочет, или просто не будет, но одно из двух – это точно». Тут Рифкат возмутился в мой адрес в крик, мол, чего это я начал решать за него и вообще раскомандовался в чужом доме. И уже повернувшись лицом к Рифкату, я вполне спокойно ему сказал, что если он хочет выпить, то пусть идет в магазин и возьмет себе что-то на свое усмотрение, а то, что стоит на столе, куплено мной, поэтому я буду решать с кем мне этим делиться, а с кем нет. На этом я посчитал разговор с Рифкатом законченным, а его самого не стоящим своего дальнейшего внимания, и повернулся к Славе.

Мой аргумент само собой был железным, и даже ради приличия Славе в поддержку тестя при всем желании сказать было бы нечего. Чабаров наверняка это тоже понимал, но пьяное нутро не желало с этим соглашаться. Он замолчал, но я ощущал со стороны, что внутри он вскипает.

Рифкат сидел на табурете слева от меня, его я наблюдал лишь краем бокового зрения, поэтому я не видел конкретно, в чем заключались его намерения. Лишь уловив сбоку резкое движение, я среагировал, чуть отклонившись в сторону, и тело Чабарова, пролетев мимо, рухнуло на пол между плитой и столом. Это произошло так быстро, что Слава сразу не понял что к чему, потом уже оживился и начал поднимать тестя. И Рифкат не ожидал такого поворота событий. Пока он вставал, я нравоучительно ему сказал, что не стоит крушить мебель на чужой кухне, а если он желает как-то выразить мне претензии, то может пригласить меня выйти в подъезд. Тут Чабаров оживился, вскочил и закричал: «Пошли!», потом первым вышел из кухни.

Из квартиры он тоже вышел первым, прошел пару шагов и резко развернулся ко мне. Здесь даже долго просчитывать все возможные варианты его дальнейших действий было не нужно, тем более мне не хотелось вообще занимать время его персоной. За этот вечер он уже порядочно надоел, здесь моему терпению можно было завидовать, сколько всего я от него спокойно выслушал за вечер. Несильный удар в голову, Рифкат не упал, но потерял координацию и привалился к стене. И я здесь не пытаюсь приукрасить проявленную лояльность – человек пятидесяти килограмм веса после трех бутылок водки пополам устоял после удара на ногах – это уже само за себя говорит о силе удара. Какой-то реакции или слов у меня ждать намерения не было, поэтому я сразу зашел в квартиру и вернулся на кухню к Славе. Тот у меня поинтересовался где тесть, я ответил, что он остался размышлять над своим поведением. Настроение пошло в минус, но все было еще впереди.

Чабарова не было минут десять. Даже не берусь предполагать, что он все это время делал и был в подъезде или в квартире, ибо, зайдя на кухню, дверь я закрыл. И вдруг дверь резко распахнулась, он буквально влетел и бросился на меня. Я в этот момент стоял практически у окна, лицом к нему, но я не уловил момента, когда Чабаров мимоходом схватил со стола нож. Лишь потом, когда он повторил свое предыдущее падение на пол, рядом сбрякал нож, который ранее лежал на столе, а на руке у меня был неглубокий порез. Поднявшись, он опять кинулся и с моей помощью снова отлетел в другой конец кухни.

Эти прыжки продолжались минут пять и сопровождались его криками, в основном нецензурного содержания. Слава, то ли сидел как изначально, то ли стоял возле стола. Я видел лишь, что он поднял нож с пола, собрал вилки со стола и закинул все это в шкаф. В очередной из бросков Рифката на меня, я буквально за шкирку выбросил его из кухни. Не давая ему встать, я просто прижал его ногой к полу в коридоре, но успокаиваться он не собирался. Мне эти обезьяньи прыжки уже порядком надоели, тем более Чабаров реально в одно из своих падений, видимо, расшиб себе бровь, уже успел сам перемазаться в крови и норовил то же самое сделать с моей белой рубашкой. В момент этого пассивного противоборства в коридоре из своей комнаты выглянул младший Славин сын Максим и что-то закричал. С одной стороны я его понимаю, он не видел всего, что было до этого момента, и когда выглянул из комнаты перед ним предстала картина, где его дедушка лежит на полу, брыкается и орет матом, а дядя Паша удерживает его ногой и не дает встать. Но ведь потом же этот маленький отщепенец Чабаровых-Бересток будет в своих показаниях утверждать, что я на его глазах запинывал дедушку ногами, а тот лишь молча закрывался от моих ударов. Но как бы ни было, крик сына видимо чуть отрезвил Славу, он подошел ко мне и попросил отпустить тестя, мол, он сам его успокоит. Чабаров видимо тоже среагировал на появление Максима и, встав, больше попыток на меня броситься не предпринимал, а только продолжал поливать меня матом.

Я зашел в кухню и закрыл за собой дверь. Через несколько минут пришел Слава и сказал, что сводил тестя в ванную и теперь тот сидит в зальной комнате смотрит телевизор, и что сюда он больше не зайдет. Сев за стол, Слава, как оправдываясь, начал говорить, что подобное поведение тестя он видит впервые, и сколько он его знает, ничего даже подобного не было.

Но это было далеко не все. Минут через десять, мы услышали через закрытую дверь, что Рифкат в коридоре натягивает ботинки. В тот момент мысли у нас со Славой наверняка были похожие, что наконец-то его тесть нас покинет. Потом по звуку открылась входная дверь, но закрываться она не спешила. Было ощущение, что Чабаров раздумывает там, идти ему или нет. А спустя минуту раздался его крик: «Люди! Помогите! Убивают!», дверь с силой захлопнулась, был слышен сначала его топот по лестнице и все это время он орал, повторяя выше обозначенное. Потом уже мы эти крики слышали через открытое окно с улицы. Славин тесть явно бежал от дома и кричал не переставая: «Люди! Помогите! Убивают!». Вот тут уже у Славы даже рот от удивления открылся, он смотрел на меня с недоуменным видом, но видимо даже слов не находилось что-то сказать.

Буквально за пять минут до этого я уже собирался покинуть Славу, так как вечер не задался и интересной застольной беседы у нас уже бы не получилось. Но финальный выход Чабарова заставил меня остаться еще на какое-то время. Я так и сказал, мол, этот дурак сейчас по дороге наткнется на машину ППС, наплетет невесть что и приведет их сюда. Слава хоть и соображал, но все же был изрядно пьян, так что оставлять его с такой перспективой было бы нехорошо.

Но Чабаров, по всей видимости, уже минут через пятнадцать добрался домой, потому что Славе на мобильный позвонила теща. Что она ему говорила я не слышал, он пытался ей что-то объяснить, насколько позволяло его состояние, но она похоже не давала ему и слова сказать, а потом сама оборвала разговор. Еще через какое-то время Славе позвонила Галя. Вероятно, после короткого разговора с зятем Наталья позвонила дочери и изложила ей какую-то версию произошедшего. Опять же Слава начал несвязно объяснять что-то, но тут уже я взял у него телефон и рассказал Гале, как происходили события. Выслушав меня, она не проявила ни капли недоверия, а наоборот высказалась негативно в адрес отчима, мол, обычно нехорошо он себя ведет когда пьяный.

После этих телефонных звонков поводов оставаться в доме Бересток уже не было, тем более Слава начал раскисать окончательно. На прощание он как мог высказался, что сожалеет, что так все вышло. На этом мы и расстались.

– 2 —

История получила свое продолжение через три недели. В аккурат на Рождество ближе к вечеру мне позвонил Слава и начал мне что-то несвязно говорить. Я лишь понял, что речь идет о его тесте и о каких-то проблемах. Уточнив, что он находится дома, я сказал, что подъеду к нему через часок, поскольку сейчас немного занят.

В дом Бересток после декабрьских событий меня нисколько не тянуло. Поэтому я на подъезде к Славе позвонил ему и попросил выйти на улицу. Ждать он себя не заставил, я подъехал, он сел ко мне в машину и начал, как я позже понял, заготовленный монолог.

Уже минуты через три его рассказа я начал невольно улыбаться. Поведал он мне замечательную историю о том, что оказывается после того декабрьского вечера у его тестя тяжкие телесные повреждения: проломлен череп, сломаны ребра, повреждены хрусталики глаз, отбиты почки и что-то еще, сейчас уже весь тот мнимый диагноз не упомню. Заключил Слава свой рассказ умозаключением, что что-то надо делать. Я уже понимал к чему он клонит, а он хоть и был снова пьян, но внимательно смотрел на мою реакцию от услышанного. Мне было реально весело от того, что Слава в самом деле говорил это с видом, будто бы верил во все сам. Наконец я с серьезным сочувственным лицом цинично сказал ему, что очень сочувствую его тестю, но при чем тут собственно я и что Слава хочет от меня. Видимо получилось правдоподобно, потому как Слава даже оживился и изрек: «Как? Ты разве ничего не помнишь? Это же ты так его тогда! Там уже уголовное дело возбудили. Тебя посадят! Надо что-то делать!».

Вот врожденное у меня неприятие, когда чувствую, что из меня пытаются идиота сделать. Потому уже вполне серьезно сказал Славе, что тем вечером пьяных идиотов, которые могут ничего не помнить, было всего двое – это он со своим тестем. И обожрались водки они в большей мере без моего участия. А еще добавил, что понимаю к чему ведет Слава и хочу от него услышать, кто именно придумал всю эту историю с тяжкими телесными повреждениями и отправил его ко мне нагнать всю эту надуманную жуть. Слава лишь ненадолго задумался, он не ожидал такого поворота разговора и сразу «поплыл». Сказал, что сам он ни при чем, это все теща с тестем придумали, и в основном теща, а он с ней ссориться не хочет, потому просто передал мне, что они хотели. Типа тестю стало обидно за тот вечер, и они решили таким образом разжиться на мне деньгами. А Слава с Галей ничего против меня не имеют, им ничего от меня не нужно.

Продолжать разговор, собственно, было не о чем. На прощание я сказал Славе, что поражаюсь откровенной наглости его родственников. Если они что-то хотят от меня, то адрес городского УВД им должен быть известен, вот там и пусть рассказывают свою занимательную историю о тяжких телесных повреждениях. А если уж у наших органов ко мне возникнут вопросы, то я с удовольствием на них отвечу. На этом мы со Славой и разошлись.

– 3 —

Через несколько дней я уже забыл и про Славу, и про его родственников. Озадачиваться его полупьяным рождественским бредом уж точно поводов не было. Но в середине февраля себя неожиданно и, более того, неадекватно начала проявлять себя Галя Бересток.

Формально она у меня значилась в списке «друзей» социальной сети «Одноклассники». Формальный запрос в свое время, формальное добавление в «друзья» и не более того, общения какого-либо там никогда не было. И тут неожиданно я начинаю получать от нее сообщения. Сначала она мне написала что-то типа: «Ну и что ты прячешься?». К подобному вопросу, ввиду его непонимания, я отнесся без эмоций, что ответил я уже не помню, но отреагировал как на шутку, которую не понял. Спустя несколько дней сообщение было уже немного подлиннее, типа: «Милиция тебя уже ищет и рано или поздно найдут!». Тут я уже смекнул, что, похоже, Галя пишет под алкогольным влиянием, иного просто предположить было невозможно. В ответ посоветовал быть разборчивее с курительными смесями.

Ну, а что мне еще думать, если люди, у которых, как мне доподлинно известно, мой номер мобильного забит в телефоне и которые знают адрес моего проживания, пишут мне по Интернету про какие-то поиски.

В последнем сообщении, которое я от нее получил, говорилось, что ее мама собирается обклеить моими фотографиями все автобусные остановки в городе. Тут, кроме предложения выслать фотографию получше, больше ответа не нашлось. При упоминании мамы я вспомнил наш последний разговор со Славой и пришел к выводу, что теперь Галя, видимо по договоренности с мамой, решила как-то меня задеть таким образом. После этого я просто удалил ее контакт из «друзей» и заблокировал. А для себя решил на будущее вообще ни при каких обстоятельствах больше не идти ни на какие контакты с этой семейкой.

– 4 —

В двадцатых числах марта мне позвонил никто иной, как Дима Билан. Я, конечно, был несколько удивлен его услышать, но отвечал на звонок, будучи немного занят, поэтому слишком любезничать времени не было. А вот он как раз как будто растягивал удовольствие, и позитивный настрой в его голосе об этом свидетельствовал.

Сначала он спросил, нахожусь ли я в городе, потом поинтересовался как у меня дела, на что я автоматом ответил, что живу только за счет его молитв. После этого он уже полусмехом сообщил, что, мол, перед ним лежит постановление о моем розыске и он весь в раздумьях, посылать ли ко мне опергруппу по месту жительства или делать что-то еще. Даже не задумываясь, шутит ли он, я тут же поинтересовался кто является инициатором розыска. И тут же удивился по-настоящему – постановление на розыск вынесено мировым судьей Игорем Галютиным.

Галютины были моими соседями по даче, прямо напротив по четной стороне улицы. И общался я с ними довольно близко. Хотя, конечно, основными дачниками были Саша с Натальей, родители Игоря, но и с ним время от времени мы перекидывались кроме приветствия какими-то фразами. То, что единственное чадо моих соседей недавно было назначено мировым судьей, я конечно знал. Но, наблюдая за Игорем в кругу семьи, в которой причем царил матриархат, он не ассоциировался у меня с государственным служащим.

Услышав от Билана фамилию Галютина, как инициатора розыска, я выдал вслух мысль, мол, неужели я Игорю лопату не вернул особо ценную в его семье, что он такими методами со мной контакта ищет. Билан меня сначала не понял, пришлось объяснить ему про дачное соседство, и тут уж он сам удивился.

Зная примерно, что собой представляют подобные постановления, я спросил у Димы, а что еще значится в бумаге, с чем связан розыск. На что он мне ответил, что это какое-то дело в мировом суде, связанное с каким-то избиением, и тут же мне назвал фамилию «Чабаров». Фамилия мне эта опять же ничего не сказала – Рифкат для меня всегда был Витей, а девичья фамилия Гали была другой. Но я уже был почти убежден, что бумага за подписью Галютина была связана именно с семьей Бересток.

Выслушав Билана, я сказал ему, что завтра обязательно навещу Игоря Галютина и уточню у него моменты, почему он сбился с ног, меня разыскивая, хотя, очевидно, что начальнику угрозыска, чтобы меня найти, было достаточно набрать номер. Хотя мою фамилию Игорь мог и не слышать ранее, и с соседями по даче она закономерно могла не ассоциироваться.

Билан пытался мне навязать, что лучше бы было чтобы мы с ним поехали к Галютину вместе, на что я сразу же ответил, что «нафига козе баян», и что похоже разговор с Игорем у нас будет очень интимный, где Билан будет лишним. Нехотя, но возражать Дима не стал, хотя и попросил меня ему позвонить после моего посещения судьи Галютина. На этом мы разговор и закончили.

Отступая от повествования и забегая вперед, скажу, что именно этот самый факт, информация о том, что между мной и Чабаровым существует судебная тяжба, даст Диме Билану повод фантазировать по поводу моей причастности к взрывам и убеждать в этом же свое руководство. Именно Билан, не зная ничего о течении дела в мировом суде, своим поганым языком фактически «назначит» меня обвиняемым по уголовному делу и инициирует самое начало беспредела, который продолжится дальше уже по цепной реакции.

– 5 —

К судье Галютину я поехал на следующее утро после разговора с Биланом. Игорь сначала просто удивился, увидев меня ожидающего его в суде, а когда я назвал свою фамилию и обозначил цель визита, он удивился еще больше. «Что ж, ты Игорь Александрович, через дачный забор мне крикнуть не можешь, что я тебе понадобился? Людей отрываешь от работы, а они мне названивают».

По поводу постановления о розыске и по сути дела Игорь объяснил следующее. Мол, в середине января поступило заявление с просьбой привлечь к уголовной ответственности Трушникова П. В. по факту причинения легкого вреда здоровью гражданину Чабарову. В заявлении был указан адрес и телефон Трушникова, но по ним найти его не удалось, потому то судья Галютин и поручил уголовному розыску найти этого самого Трушникова.

Текущее недоразумение было улажено, Галютин ознакомил меня с правами подсудимого по делу, выдал мне копию заявления Чабарова с приложением ^[24], я оставил свои данные и отправился восвояси ожидать вызова в судебное заседание.

По выходу из здания мирового суда я не забыл позвонить Диме Билану и сообщить, что постановление о моем розыске он может приладить в рамочку и повесить у себя в кабинете для красоты, ибо оно стало сплошь неактуальным. Он порадовался, что все хорошо разрешилось, хотя и думаю, что перезвонил после нашего разговора Галютину для подтверждения моих слов.

В своем заявлении Чабаров указал, что в ходе совместной пьянки и словесной ссоры я нанес ему удары руками, чем причинил легкий вред здоровью. Хотя уже в первом же судебном заседании Чабаров забудет, что он писал в заявлении, и будет утверждать, что я запинывал его и ногами.

А прилагалась к заявлению справка за красивой подписью врача-травматолога Славы Пягая, где он кроме ушибов ставит еще и диагноз «сотрясение мозга». Расширил, однако, Пягай свою квалификацию, ставя такие диагнозы. Также в справке указывалось, что данные были получены в результате посещения Чабаровым городской поликлиники 18 и 19 декабря. Это видать настолько Слава хотел помочь Чабарову, что на ночь глядя в воскресенье пришел на работу принять пациента. Более того, Пягай тут же в справке примерил на себя еще и роль судмедэксперта, заключив со ссылкой на нормативные документы, что пациенту нанесен легкий вред здоровью.

Такие бумаги мне очень понравились, от них за версту пахло «липой», и у меня даже проснулся определенный азарт к этому делу. Уже на том этапе я примерно представлял, как уличить Чабарова во лжи, но особо торопиться было не нужно.

Через пару дней позвонила помощница Галютина и сообщила, что судебное заседание назначено на 17 апреля, и очень желательно, чтобы до этой даты я подъехал и расписался за повестку.

– 6 —

Вспоминая великолепную актерскую работу Чабарова в прошедшем декабре, ожидать от него в суде можно было любых провокаций. Окажись мы с ним один на один, и потом могло оказаться, что я избивал его прямо в здании суда, или того хуже покушался на его жизнь. И, учитывая подобную возможность, я попросил составить мне компанию в суде моего старинного друга Михаила Горскова, которому я сразу объяснил, что в его задачу входит видеть, слышать и запоминать все происходящее в суде. Случись какая-то неординарная ситуация, из него бы получился бы объективный свидетель – все же он преподаватель ВУЗа.

Но вышеуказанные ожидания были напрасными. Чабаров в суд явился в сопровождении почти всей родни – Галей с сыном Максимом и супругой Натальей. На мою дежурную вежливость все, кроме самого частного обвинителя, который демонстративно отворачивался, ответили такой же дежурной вежливостью. Хотя спустя два года Наталья будет говорить, что я в суде вел себя по-хамски, кричал на них и обещал всех посадить. Правда, следом Галя уже эти слова не подтвердит, а опишет нечто близкое к тому, как происходило в действительности.

Но до того как мы обменялись любезностями, когда я только зашел в суд, то увидел вместе с ними одного из тобольских адвокатов Альбину Петрову и сначала сделал вывод, что они решили воспользоваться услугами профессионала, чтобы избежать ошибок. Но, однако, я ошибся, Альбину назначил ко мне в защитники Галютин, о чем она, подойдя, сообщила мне сама.

В услугах адвоката я не нуждался, о чем сказал ей сразу, но коли судья считает необходимым присутствие защитника, то я против не буду, главное, чтобы защитник не создавал помехи. Но первые сомнения в своем адвокатском рвении Альбина Петрова заронила сразу же, начав непринужденно меня убеждать, что лучше уладить конфликт какими-нибудь другими путями, не доводя до приговора, ибо он может быть суров и потом будет поздно жалеть, что дело не решилось иначе. Другими словами как бы предлагала: «А давай дадим Чабарову денег и замнем дело». Выслушал я ее с улыбкой, сказал, что суд покажет, что и как правильно.

В начале судебного заседания Чабаров сразу же заявил гражданский иск на компенсацию морального вреда. Общая сумма иска была двадцать три тысячи рублей, три из которых значились расходами на составление искового заявления. Да чтоб скряга-Чабаров отдал три тысячи за бумажку текстом в пол-листа! Я попросил о возможности ознакомиться с представленными документами, и даже почти не удивился, увидев в адвокатской квитанции за составление искового заявления имя Юли Козыревой, ныне Сеитовой, а в девичестве… Петровой. Родной дочери присутствующей и якобы меня защищающей Альбины Петровой. Теперь расклад, кто на чьей стороне играет, становился ясен. Но какой-либо угрозы от Альбины я не ощущал, потому и не подал виду, что в курсе этой тайной коалиции ^[25].

При даче показаний Чабаров наговорил много лишнего не в свою пользу. Его просто подрывало выставить меня в более негативном плане, а себя в более страдальческом. Так, кроме моментов жестокого избиения ногами, добавилось, что он лечился у врача, посещал процедуры и находился три недели на больничном ^[26].

Я подозревал, что у Чабаровых, по всей видимости, кто-то есть в городской поликлинике, раз у него с легкостью появилась малоадекватная справка за подписью Пягая. И одно дело уличить его во лжи, опровергнув слова (от этого можно как-то отговориться), другое дело – фиктивные документы, представленные в суд. Поэтому я нашел предлог и в следующее судебное заседание, 25 апреля, инициировал судебный запрос дополнительных документов из поликлиники, будучи почти уверен, что и тут хорошие знакомые Чабаровых тоже проявят себя. Ходатайство в этом Галютин удовлетворил. И с затребованными документами я смог ознакомиться уже 16 мая.

Увиденное превзошло все ожидания. Документ из городской поликлиники состоял из двух листов. На первом, бланке городской поликлиники, за подписью главврача сообщалось, что судье Галютину направляется выписка из истории болезни пациента Чабарова. А на втором листе шли различные диагнозы (от ушибов до сотрясения мозга), говорилось о проведенном интенсивном лечении и листке нетрудоспособности ^[27]. Расписано это было так деятельно и убедительно, что сторонний человек навряд ли бы засомневался в правдивости этого документа. Но вот подписана эта выписка была все тем же травматологом Славой Пягаем, как лечащим врачом, и заведующей хирургическим отделением (фамилию упоминать не буду, этот человек может быть и вовсе знать не знал об этом документе). Абсурд заключался в том, что в поликлинике не существует хирургического отделения, а вот лицо, указанное, как его заведующая, существовало реально, только заведовало таким отделением в областной больнице. Ну и, конечно же, бумаги не были заверены, не только канцелярией поликлиники, а вообще никакой печатью. И это заметьте, не бумажка, которую принес Чабаров, а направленная из поликлиники бумага на судебный запрос.

Ознакомившись с документами, я сделал для себя, с учетом вышесказанного, определенные выводы. Далее Галютин назначил судебно-медицинскую экспертизу, при этом Чабаров немного напрягся, но не возражал. Подобная экспертиза в делах о причинении вреда здоровью является обязательной, вред и его степень должны быть установлены судмедэкспертом, и я об этом знал. Но существуют определенные правила и принципы проведения такой экспертизы, про что в силу своей судейской неопытности, по всей видимости, не знал Галютин. Например, о том, что на обследование эксперту обязательно представляется само лицо, в отношении которого проводится экспертиза. Однако же, Галютин отправил экспертам только одни бумаги. А я в свою очередь заявил ходатайство, в котором указал дополнительные вопросы экспертам и заявил о желании участвовать при проведении экспертизы. Данное ходатайство Игорь также удовлетворил.

В принципе, что примерно будет написано в заключении, я знал заранее. Тем более, здесь уже я мог не сомневаться в честности эксперта. Подобными экспертизами занимался судмедэксперт, а по совместительству хирург, Виталий Папинен, человек безупречной репутации. Именно он оперировал меня в начале 2005 года и, скорее всего, я даже обязан ему жизнью.

Но человеческое любопытство все ж не давало покоя, и я попросил кое-кого из знакомых проинформировать меня, когда экспертиза будет проведена. Точнее сказать, когда появится заключение. О том, что меня никто никуда не пригласит, я тоже знал заранее. И уже в первых числах июня я владел информацией о заключении судмедэксперта. «Вред здоровью установить невозможно» – это единственный вывод, который мог сделать эксперт из всего представленного Галютиным. И это уже само по себе исключало то обвинение, которое инициировал в отношении меня Чабаров ^[28].

Я же время даром тоже не терял. Используя различные знакомства и связи, я негласно получил информацию по Чабарову из Медстраха и ФСС.

Это лишь Рифкату и его супруге могло наивно казаться, что достаточно слова любого медика, изложенного на бумаге, и не будет никаких сомнений в том, что человек посещал врача и имеет соответствующие диагнозы. Однако, система медицинского страхования у нас устроена таким образом, что любое соприкосновение человека с медициной отражается в реестре страховой компании. Как и следовало ожидать, Медстрах был только в курсе того, что гражданину Чабарову 18 декабря 2011 года осуществлялся вызов «скорой», он был доставлен в приемное отделение областной больницы и там был проведен первичный осмотр. Более, ничего из того, о чем говорил Чабаров в суде и что было написано в справках травматологом Пягаем, в реестре страховой компании обозначено не было. Даже данных о приеме того самого травматолога. В свою очередь Фонд Социального Страхования не обладал информацией ни о каких больничных листах Чабарова в конце 2011 года.

Вот это уже было что-то. Информацию из таких органов оспорить нереально, и она конкретно подтверждала, что частный обвинитель представляет в суд заведомо ложные сведения и доказательства обвинения. Дело оставалось за малым – запросить в суд эти сведения официально, и я считал, что в подобном ходатайстве Галютин мне не откажет.

– 7 —

Но встретиться с Игорем Галютиным в судебном заседании нам уже было не суждено. Он был назначен судьей по гражданским делам в Тобольский городской суд, а наше дело частного обвинения было передано мировому судье Шишкину. Он лишь недавно начал работать в Тобольске, ранее работал в суде Вагайского района, поэтому я его не знал вообще ни с какой стороны.

Следующее судебное заседание было назначено на 6 июня, о чем за пару дней до этой даты сообщила по телефону помощник мирового судьи. Но, приехав в суд в назначенное время, я узнал, что заседание не состоится, так как с экспертизы не вернулись направленные туда бумаги. Помощник судьи выдала мне повестку на 13 июня. Но и в этот день заседание не состоялось по тем же причинам. Мне это казалось странным, потому что по моим сведениям уголовное дело с заключением эксперта покинуло бюро судмедэкспертизы еще 2 июня, и было непонятно, где оно могло потеряться в одном городе в пути до мирового суда.

Очередной датой заседания было обозначено 19 июня. Но за день до этой даты последовал звонок от помощника мирового судьи, которая сообщила, что заседание снова откладывается, но уже по другой причине. Мол, частный обвинитель заявил ходатайство отложить судебное заседание в связи с неожиданным отъездом. Теперь установленной датой следующего судебного заседания было 5 июля, и помощник судьи просила меня до конца месяца подъехать, чтобы получить повестку.

Но по стечению обстоятельств на 22 июня у того же мирового судьи Шишкина должно было рассматриваться административное дело о якобы совершенном правонарушении моей супругой. Я собирался представлять ее интересы в этом заседании, поэтому специально ехать за повесткой мне бы не пришлось. Я лишь уточнил у помощника судьи, нет ли каких-то изменений в графике судьи Шишкина и состоится ли рассмотрение административного материала по гражданке Трушниковой. Помощник немного удивилась, что мы не просто однофамильцы, да еще, что обвиняемый по уголовному делу собирается участвовать в судебном рассмотрении по делу супруги в качестве защитника, а я еще пошутил, мол, вот такая у нас семья, сплошь одни уголовники.

Почти месяцем ранее доблестные сотрудники ГИБДД вменили моей жене нарушение Правил дорожного движения, наказанием за которое предусматривалось лишение водительских прав на несколько месяцев. Вменили необоснованно, но на месте не захотели признать свою ошибку, составили протокол с последующей его передачей на рассмотрение мировому судье. Административный материал в конечном итоге был передан мировому судье Шишкину. Чтобы облегчить процесс возвращения водительского удостоверения супруга заявила меня своим защитником по делу, как позволяет это сделать закон.

22 июня мы с женой поехали в мировой суд. Так уж сложились последующие события, что мое знакомство с судьей Шишкиным было первой и последней с ним встречей.

После того, как мы закончили общение по административному делу, Шишкин сам, обращаясь ко мне, сказал: «А Вы же у меня обвиняемым по уголовному делу проходите? Останьтесь, пожалуйста, мне нужно с Вами поговорить». Кроме получения повестки изначально никаких планов связанных с делом Чабарова у меня в тот день не было, а тем более я не планировал вне судебного заседания общаться с судьей. Видимо помощник сказала ему о нашем последнем телефонном разговоре, и, может быть, любопытство заставило его инициировать эту неформальную беседу. Супруга моя покинула кабинет Шишкина, а я, как он попросил, остался.

Разговор начал он сам, сказав, что просмотрел недавно уголовное дело, а сегодня увидел меня, и многое ему непонятно. Как я понял, по материалам дела ему представлялся портрет совсем другого обвиняемого. И тут же он проинформировал меня, что дело то можно считать законченным, так как по заключению экспертизы отсутствуют признаки состава преступления по предъявленному Чабаровым обвинению. На что я ответил, что мне не хотелось бы пока заканчивать этот процесс и что очень бы хотелось доказать, что наш частный обвинитель врал в суде и напичкал дело подложными документами. И полагаясь на его судебное самолюбие, я спросил Шишкина, нравится ли ему, когда участники процессов обманывают суд. На это он спросил вполне серьезным тоном, а способен ли я объективно доказать то, о чем говорю. И я ему кратко изложил расклад про информацию из Медстраха и ФСС, а так же то, что я уже знаю, какой будет ответ на запрос в эти органы. Шишкин очень недолго поразмышлял и сказал: «Ну что ж, заявляйте ходатайство, я удовлетворю. А там уже по факту официальных ответов на запросы будем думать, что делать с частным обвинителем». Эти слова привели меня в полнейший восторг. Мнение судьи мне уже было понятно, как и то, что последует в дальнейшем по ходу дела.

На этом мы с судьей Шишкиным закончили беседу, попрощавшись до 5 июля, потом я получил у секретаря ожидаемую повестку и покинул суд. Утро принесло двойной позитив – во-первых, административное дело можно было считать выигранным, а во-вторых, результат дела по лжецу и вымогателю Чабарову уже тоже очень хорошо просматривался.

Объективно и публично (а это значит, что на тот момент это было известно окружающим меня людям, помощнику мирового судьи и самому судье Шишкину) уголовное дело по обвинению меня Чабаровым в причинении легкого вреда здоровью находилось примерно в следующей стадии:

1. Обязательная для обвинения экспертиза была проведена и не подтвердила вреда здоровью, что уже исключало первоначальное обвинение. Правда, Чабаров об этом еще не знал.

2. 18 июня (или ранее) Чабаров заявил ходатайство отложить судебное заседание. Судья Шишкин ходатайство удовлетворил и назначил следующее заседание на 5 июля. Меня об этом проинформировала помощник судьи, а Чабаров не мог об этом не знать, как заявитель ходатайства. И можно считать, что мне было доподлинно известно, что предположительно до 5 июля Чабаров будет отсутствовать в Тобольске.

3. Был конкретный план сделать из частного обвинителя Чабарова обвиняемого, подтвердив документами из Медстраха и ФСС использование им заведомо подложных документов в качестве доказательств по уголовному делу. Судья Шишкин об этих планах знал и негласно заранее был готов удовлетворить ходатайство о запросе этих документов.