Читать книгу Миров двух между - Павел Трушников - Страница 7

Дома меня ожидал еще один сюрприз. Буквально за несколько часов до моего освобождения у меня в квартире побывала многочисленная оперативно-следственная группа с обыском. Постановление суда на проведение обыска, как и протокол его проведения, я увидел только спустя восемь лет в материалах дела ^[3].

При обыске дома присутствовала только моя супруга с четырехлетней дочерью и как-то противостоять такому количеству народа, внезапно появившемуся в квартире, она просто не могла. Да и конечно была в состоянии шока от всего происходящего. Ей просто внаглую отказали в копиях постановления и протокола, но в то же время угрозами заставляли расписываться об ознакомлении с ними.

Впоследствии, обнаруживая дома нехватку какой-либо вещи, я даже не знал точно, изъята она по протоколу или просто похищена. Со слов жены вся эта многочисленная орава в погонах вела себя просто бесцеремонно. Соседям-понятым напрямую заявили, что я причастен к бомбе, обнаруженной неделю назад. Найдя простую оконную замазку, перед понятыми ее позиционировали как «очень похоже на пластид». Дима Билан забрал мою банковскую карточку, объявив, что, скорее всего, она чужая, хотя рядом с карточкой находился договор об ее обслуживании на мое имя. Сережа Новоселов забрал из дома все блокноты и записные книжки, которые не были внесены в протокол, то есть просто украл их.

Также без протокола, якобы на время, изымались какие-то фотографии, которые также никто не вернул. Исчезло множество документов коммерческого характера. Изъяли всю оргтехнику и электронику, включая нерабочую.

Само прохождение обыска, как описывала его Марина, и то в каких местах осуществлялись поиски, обоснованно наводило меня на мысль, что еще до обыска, на предмет что и где искать, оперативников явно консультировала моя бывшая супруга, ныне гражданка Лариса Ярина. Но с того момента, как она потеряла статус супруги и покинула эту квартиру, прошло более семи лет и практически все в ней изменилось.

Под конец обыска, не найдя ничего напрямую интересного для дела, оперативники стали требовать от моей жены, чтобы она выдала то, что по их мнению она успела спрятать или унести из дома после моего задержания. Это требование послужило предлогом для того, чтобы фактически незаконно задержать Марину после проведения обыска. Непосредственно Сергей Новоселов увез ее вместе с ребенком в ОБОП, где буквально требовал дать показания, что ее муж организовал вымогательство у своего бывшего тестя, угрожая задержать официально и отправить в камеру. Лишь приезд в ОБОП и вмешательство моих родственников, которым Марина успела позвонить перед выездом из дома, избавили ее от продолжения этих противоправных действий. Вот такими неожиданными подарками одарила жизнь мою семью с подачи бывших родственников буквально за два дня. Но главный сюрприз был еще впереди.

На следующий день после освобождения и официального снятия подозрений я направился в прокуратуру к Курмаеву с требованием вернуть все изъятое при обыске. На что он с ехидством ответил отказом, сказав, что все изъятое приобщено к уголовному делу в качестве вещественных доказательств и будет возвращено тогда, когда решит следствие. То, что я уже не являюсь подозреваемым по делу, а значит и мои вещи, именно по мнению следствия, уже не имеют отношения к делу, Курмаев просто проигнорировал. Для этого мальчика-карьериста закон показательно вообще не имел никакого значения. Вернуть мне вещи – означало признать, что для обыска оснований не было, и значит его действия, как следователя, были полностью незаконны и необоснованны – вот что хорошо понимал Женя Курмаев. Я сейчас удивляюсь, как он не инициировал тогда мой арест следом за задержанием. Видимо опасался, что после этого родственники отреагируют так, что это приведет к неблагоприятным для него последствиям. Тем не менее, после его отказа возвратить изъятое, я написал жалобы на действия следователя Курмаева как прокурору города, так и в областную прокуратуру. После этого я связался с адвокатом Геннадием Владимировичем Кучинским, ввел его в курс всего происходящего и попросил содействия. Доверительного впечатления адвокат Рахимов на меня не произвел, хотя еще в ИВС говорил, что мне надо держаться именно его как защитника, потому что дело серьезное, и он в случае чего сможет помочь. А после моего освобождения по телефону он пытался вымогать деньги у моей матери, как аванс за его последующую работу.

После общения Кучинского с Курмаевым мне был возвращен только мобильный телефон. А чуть позже от прокурора города Романа Тютюнника (ныне первый заместитель прокурора области) по моей жалобе пришел ответ, что действия следователя законны, изъятые вещи приобщены к делу и направлены на экспертизу, а в отношении подозреваемого Трушникова ведется следствие. Это беспрецедентное хамство было уже от лица прокурора города. Он в открытую называл меня подозреваемым по делу, хотя никто не привлекал меня в этом качестве. Данную бумагу я вновь обжаловал в областную прокуратуру. Налицо образовалось противостояние между мной и прокуратурой города, которые не желали признавать, что действия следователя Курмаева в отношении меня были противоправными. Адвокат Кучинский тоже разводил руками, осуждая действия прокуратуры и обнадеживая, что Курмаев все вернет чуть позже, когда ажиотаж вокруг дела чуть поутихнет.

Восьмого августа во второй половине дня ко мне домой пожаловал оперативник угрозыска Эдуард Рыжов с двумя сотрудниками. На руках у него имелось постановление о производстве безотлагательного обыска в моей квартире, вынесенное Женей Курмаевым. Я их встретил само собой очень неприветливо и оставил подождать в подъезде пока не уточню правомерность намечаемых действий. Во-первых, для проведения обыска, не терпящего отлагательства, нужны веские причины, а во-вторых, обыск обычно проводится представителем следственного органа, но никак не оперативником. Поэтому я позвонил адвокату Кучинскому и обрисовал ситуацию. Он сказал, что сейчас свяжется с Курмаевым, все выяснит и перезвонит. Минут через пять последовал звонок и Кучинский сказал мне, чтобы я не препятствовал оперативникам, ничего серьезного в происходящем нет. После этого я пропустил Рыжова с коллегами в квартиру, он начал составлять протокол обыска, а его ребятки прошлись по соседям и привели понятых. Было видно, что Рыжову самому этот процесс не доставлял удовольствия. С Эдиком мы были знакомы задолго до этого момента и находились в хороших отношениях. Гораздо позже, в июне 2012 года Эдуард Рыжов будет возглавлять Тобольский ОБОП и с пренебрежением отнесется ко мне, не удосужив даже вниманием, когда я буду там находиться. Обыск, можно сказать, провели поверхностно, пройдясь по шкафам. После этого Рыжов позвонил по телефону, коротко с кем-то пообщался, сказав, что ничего не нашли, и вместе с коллегами покинул квартиру, извинившись за причиненные неудобства.

Возмущению моему просто не было предела. На следующий день я вновь отправил жалобу в областную прокуратуру на действия Курмаева. Адвокат Кучинский прокомментировал происходящее, как ответные действия на мои жалобы, советовал лучше выждать время. Но как было просто сидеть и наблюдать, что в отношении меня проводят незаконные действия, причем служащие того органа, который должен защищать законные интересы граждан и чтить закон.

И вот после этого последнего обыска началось самое интересное. Сначала я узнал, что сотрудники ОБОП задержали Сергея Игнатова, моего знакомого, который проживал в коттедже другого моего знакомого Александра Авдеева, помогая последнему по хозяйству. Сразу после этого в коттедже Авдеева с санкции все того же Жени Курмаева оперативники провели обыск. Самого Сашу Авдеева принудительно увезли в ОБОП. В этот же день, опять по постановлению следователя Курмаева, провели обыск по адресу проживания родственников моей жены Марины. После обыска принудительно забрали с собой ее младшего брата Александра Попова. Только через сутки незаконного задержания Авдеева с Поповым отпустили, и от них я узнал, что именно там происходило.

Основное, что они рассказали, это то, что Сережу Игнатова обвиняют в вымогательстве у Голандо и передаче взрывного устройства его дочери. А самое главное то, что делал он это все якобы совместно со мной. С Сашей Авдеевым, как с человеком постарше, вели себя довольно обходительно. Но в то же время навязывали массу показаний и о моей большой дружбе с Игнатовым, и о моей якобы явной неприязни к членам семьи Голандо, и много чего еще. Но Саша был человеком непоколебимых убеждений, тем более он прекрасно знал, как и почему Игнатов оказался у него в коттедже, видел мои с ним реальные отношения, которые ничуть не внушали мысли, что у нас с Игнатовым вообще могут быть общие дела. Из угроз в адрес Авдеева озвучивалась лишь вероятность привлечения его к уголовной ответственности за сокрытие преступления и укрывательство преступника. А вот Саше Попову повезло гораздо меньше. Его несколько часов продержали в кабинете абсолютно голым и при этом многократно угрожали применить насилие сексуального характера при помощи резиновой дубинки. И Саше оперативники уготовили роль непосредственного участника преступления, раз он близко со мной общался и не мог не знать о моей преступной деятельности.

С младшим братом моей жены, то есть с шурином, мы действительно общались очень близко. Можно сказать, что на протяжении нескольких лет он был моим помощником в делах и большую часть времени проводил рядом со мной. Это знают все, кто со мной по тем или иным причинам поддерживал отношения, потому что Сашу видели со мной рядом практически постоянно. И уж если бы я действительно делал то, что мне инкриминировали, то он просто не мог об этом не знать. Но вот с Игнатовым они были знакомы не более чем визуально, и сделать из двух практически незнакомых людей сообщников у оперативников навряд ли бы получилось. Это обстоятельство, думаю, сыграло решающее значение, что от ранее уготованной для Александра роли в преступлении Новоселову, Радиону и всей их компании пришлось отказаться.