Читать книгу Безумная беллетристика - Стивен Ликок - Страница 5

Некоторые люди, к коим мы с вами не относимся – ведь мы исключительно хорошо владеем собой, – так вот, некоторым людям, нанося кому-либо визит, чрезвычайно трудно попрощаться с хозяевами. Минута эта приближается неотвратимо, и вот посетитель уже чувствует, что пора откланяться. Он встает и отрывисто бросает:

– Что ж, думаю, мне…

На что хозяева немедленно возражают:

– Ах, неужто вы уходите! Ведь еще совсем не поздно!

И борьба эта продолжается до бесконечности.

Пожалуй, самый прискорбный случай такого рода произошел с моим несчастным приятелем Мельпоменусом Джонсом – помощником священника. А какой это был прелестный молодой человек! И подумать только – ему было всего двадцать три! Джонс совсем не умел уходить из гостей. Благонравие не позволяло ему врать, а намеренно обидеть кого-либо он не мог из религиозных убеждений. Однажды, в первый день отпуска, он отправился с визитом к своим знакомым – ведь следующие шесть недель были в полнейшем его распоряжении. Он немного поболтал о том о сем, выпил две чашки чая, собрался с духом и внезапно объявил:

– Что ж, думаю, мне…

Однако хозяйка немедленно его перебила:

– Нет-нет, мистер Джонс! Разве не можете вы посидеть еще немного?

Джонс всегда говорил только правду.

– Да, пожалуй, я… м-м… могу еще немного посидеть.

– Тогда прошу вас, не уходите!

Он остался и выпил еще одиннадцать чашек чая. Стемнело. Он снова поднялся.

– Что ж, теперь мне точно…

– Как! Уже уходите? – вежливо осведомилась хозяйка. – А я думала, вы останетесь с нами поужинать…

– Ах, в таком случае я могу задержаться, – заявил Джонс. – Если только…

– Прошу вас, останьтесь! Уверена, муж будет в восторге.

– Хорошо, – вяло согласился Джонс. – Я останусь.

С этими словами, полный чая и тоски, он опустился обратно в кресло.

Вернулся отец семейства, уселись за стол. Во время ужина Джонс думал только о том, как ему откланяться в половине девятого. Вся семья гадала, был ли он глуп и чем-то расстроен или же только глуп.

После ужина хозяйка решилась прибегнуть к проверенному методу, чтобы выкурить гостя, и достала семейный альбом. То был целый музей! Рассказывая Джонсу семейную историю, она демонстрировала десятки изображений: вот дядя мужа с женой; а вот ее собственный брат со своим малышом; вот невероятно захватывающая фотография приятеля дяди мужа в бенгальском мундире; а вот замечательная карточка мужа в костюме дьявола во время бала-маскарада. К половине девятого Джонс изучил уже семьдесят одну фотографию – осталось еще около шестидесяти девяти. Джонс поднялся.

– Я должен откланяться, – с мольбой в голосе произнес он.

– Откланяться? Ведь всего только половина девятого! Или у вас есть какие-то неотложные дела?

– Нет, – признался Джонс и, горько рассмеявшись, пробормотал, что следующие шесть недель совершенно свободен.

Тут оказалось, что один из детей, всеобщий любимец и премилый шалун, спрятал куда-то шляпу мистера Джонса, на что отец семейства заявил, что Джонс должен остаться, и пригласил его выкурить трубку за приятной беседой. Вот он уже выкурил трубку и развлек Джонса приятной беседой, а тот все не уходил. Каждую секунду он готовился вот-вот решиться на страшный шаг и не мог. Хозяин уже стал заметно тяготиться присутствием Джонса: немного поерзав, он иронично предложил Джонсу переночевать, чтобы его, чего доброго, не обчистили по дороге. Тот принял предложение со слезами благодарности, и хозяин, от души проклиная Джонса, велел постелить ему в комнате для гостей.

На следующее утро, позавтракав, хозяин отправился по делам в Сити, а несчастный Джонс остался играть с детьми. Всяческое самообладание покинуло его. Весь день он набирался духу уйти, но так и не смог. Вернувшись вечером домой, отец семейства, к вящему своему удивлению и расстройству, обнаружил, что Джонс никуда не делся. Желая хоть как-то уже избавиться от гостя, он высказался в том духе, что, возможно (ха-ха!), придется брать с него плату за постой, на что несчастный молодой человек, дико вытаращив глаза на хозяина, выдал ему деньги за месяц вперед, после чего повалился на пол и зарыдал как дитя.

В последующие дни он был угрюм и неразговорчив. Обитал он, конечно же, в гостиной, и отсутствие свежего воздуха и физических упражнений пагубно сказывалось на его здоровье. Во все это время его единственным занятием было пить чай и изучать альбомы. Часами мог разглядывать он фотокарточку приятеля дяди мужа в бенгальском мундире – разговаривать с ним, даже осыпать проклятиями. Очевидно, разум его помутился.

Наконец, организм Джонса не выдержал. Несчастного отнесли в верхние покои в бреду и лихорадке. Поразившая его болезнь была страшна. Он не узнавал никого, даже приятеля дяди мужа в бенгальском мундире. Временами он вскакивал с воплем: «Что ж, думаю, мне…» – и с душераздирающим хохотом вновь падал на подушки. Потом вскидывался и кричал: «Еще чашечку и несколько фотографий! Больше фотографий! А-ха-ха!»

Через месяц агонии, в последний день своего отпуска, Джонс скончался. Говорят, перед самым концом он сел, опираясь на подушки, и на лице его заиграла блаженная, полная уверенности улыбка.

– Что ж, ангелы призывают меня. Боюсь, теперь мне точно пора. Всего доброго!

Истерзанный дух покинул темницу плоти быстрее, чем кошка скрывается от преследующих ее собак за соседским забором.