Читать книгу Тридцать три ненастья - Татьяна Брыксина - Страница 5

Наш новый день
И я решилась!

Оглавление

С трах перед чистым листом бумаги – не просто оборот речи и, конечно же не кокетство сочинителя перед читателем. Автор словно бы приходит на исповедь к священнику. Солжёшь – такова тебе цена. Скажешь правду – и Бог тебя простит, и сам окрепнешь духом. Я не раз испытывала страх перед чистым листом. Сколько их, даже не ставших полноценными черновиками, отправилось в мусорную корзину! Жалко напрасно испорченной безгрешной бумаги, жалко опрометчиво спиленных живых деревьев, пошедших на её изготовление. Но и души жалко со всеми её высокими порывами, рухнувшими в ту же корзину.

Моя знакомая критикесса Татьяна Кузьмина много раз сетовала, прочитав бездарную книгу: «Напрасно загубленный лес! Рос бы себе и рос, а из него сотворили эту графоманскую бессмыслицу!»

Именно ей я посвятила стихотворение «К чистому листу».

Вот и всё, вот и всё,

И душа на ветру…

Что сказать на дорожку?

Бытовые картинки судьбы перетру,

Соберу под обложку.


Перечитывать их мне уже ни к чему,

Песня спета как спета…

И окно забывает безлунную тьму

Ради чистого света!


Я уже никому ничего не должна,

И не царское дело —

Объяснять,

Выраженьем ночного окна

Что сказать я хотела.


Но спросите,

Что завтра сказать захочу,

И поверьте – не знаю.

Вы читайте пока, я пока помолчу,

Над листом повздыхаю.


Он прохладен и чист, но тугие края

Помнят: лист был овален,

Зелен, горек…

И знающий больше, чем я, —

Тем он и гениален.


Больше десяти лет я мечтала написать именно эту прозаическую книжку, но не только страх перед чистым листом бумаги останавливал меня. Боязнь собственной правды и собственной жизни была ещё сильнее.

Если кто помнит, моя книга «Трава под снегом и другие истории» завершается событиями 1980 года, когда мне исполнилось 31. И вот прожиты ещё 35. Много чего в судьбе произошло и в душе накопилось. В последние три десятилетия я бывала одинока, но не была одна. Рядом по жизненной дороге шёл он – муж, друг, поэт Василий Макеев. Поэтому книга не сплошь обо мне, она о нас. И рассказывать об этом очень трудно. В который уже раз молюсь о людском понимании. Самой-то мне отчаянности хватило бы – исповедоваться без оглядки. За Василия говорить с той же уверенностью не могу, не имею права, но иду на риск.

Мы оба словно бы в полёт отправляемся, заранее не зная ни точного маршрута, ни пассажиров-попутчиков, готовых следовать рядом с нами до конца или хотя бы до определённой точки – кто как захочет, кто на что решится. Кстати, полететь можно и инкогнито. Посадка перед вылетом, чтобы вы знали, в последних числах декабря 1980 года по адресу: г. Волжский, ул. Карбышева, 59. Ждём!


И я достала стопку чистых листов бумаги, старые черновики, больше десятка простеньких авторучек. Меньшим количеством точно не обойдёшься! На четвёртый день января 2016 года положила перед собой первый чистый лист, вся обмирая от страха… Поехали!


Тем, кто меня не любит, эту книгу лучше не читать. Зачем им переживать тридцать три ненастья чужой судьбы? Они могут огорчить, раздосадовать, тем более, если кого-то не окажется на этих страницах, а хотелось бы… Да и я не могу рассчитывать на объективность не любящих меня. Откуда она возьмётся, коли они заранее знают ответы на все вопросы, которые я задаю сама себе? Не им, заметьте, но себе!

Зато друзьям и всем доброжелательным людям, берущим мою книгу в руки, мы с Василием будем рады. Но не обижайтесь, что именно Макеев в этом повествовании – лучший из лучших для меня. Было бы странно, если бы было по-другому.

Тридцать три ненастья

Подняться наверх