Читать книгу Семя Пунии. Ад Дахиль - Вагиз Азатзаде - Страница 16

В Дура-Эвропусе был устроен праздник в честь победителей. Крики радости, словно возносясь до небес, огласили всю округу. Хушар стал героем дня. Народ шумно приветствовал его. А юноша обратился к Мустафе и всем собравшимся с просьбой милостиво отнестись к пленным.

Мустафа задумался. Потом поднял руку и сказал, обращаясь ко всем:

– Нашими врагами оказались единоверцы. Мы не делаем рабами тех, кто одной с нами веры, но совершенные преступления исключают этих людей из числа наших единоверцев, ибо они из корысти и жадности собирались напасть на тех, кто готов был проявить к ним милость, принял бы на ночь, дал бы и кров, и корм их лошадям. А неблагодарность худшее из дел пред лицом Творца.

Народ, негодуя на сирийцев, поддержал слова Мустафы.

– Поэтому, – заключил он, – те трое, которым была обещана свобода, могут покинуть наш лагерь, остальные же будут переданы на суд халифа, да продлятся его дни.

Народ радостно приветствовал мудрое решение караван-баши.

Хушар поднял руку, прося слова. Мустафа бросил в его сторону недовольный взгляд: для него молодой военачальник, снискавший лавры победителя, оставался все тем же мальчуганом из Мидии, которого он когда-то выкупил у работорговцев и который уже много лет преданно служил ему. Он любил его как сына. Семьи у него не было, и мальчишки, отданные ему на воспитание Аль Барраком, заменяли ему собственных детей.

– Ну, что еще ты хочешь нам сказать? – спросил он Хушара.

– Я бы проявил непростительную неблагодарность, если бы не отметил, что одержанной победой мы в значительной степени обязаны Ад Дахилю.

Толпа дружно стала скандировать:

– Ад Да-хиль! Ад Да-хиль! Ад Да-хиль!..

Мустафа и сам уже во всех подробностях знал о том, как проходило сражение с сирийцами, но чтобы не породить между старшим и младшим товарищами чувство соперничества, мудрый караван-баши не стал ничего говорить о заслугах Ад Дахиля, предоставив Хушару самому проявить благородство.

Мустафа с улыбкой вызвал к себе юного героя и пригласил сесть с ним рядом на диван, что вызвало бурную радость народа.

– Как вы думаете – чему радуются все эти люди? – спросил Мустафа у обоих своих питомцев, сидящих по правую и по левую руку от него.

– Конечно, нашей победе, – не задумываясь ответил Хушар.

Но Ад Дахиль дал другой ответ:

– Я думаю, прежде всего тому, что остались в живых после того как заглянули в глаза смерти. Испытанный ими страх теперь выходит наружу смехом.

– Вы оба правы, – согласился Мустафа. – В этом мире столько несправедливости и зла, что, когда удается победить зло, в сердцах людей зажигается надежда. Надежда на то, что если они будут на стороне добра, то добро их защитит; надежда на то, что добро все же сильнее зла; надежда на то, что возмездие если и промедлит, то все же будет неотвратимым. И на этой неотвратимости наказания держатся закон и власть. Случается, правда, что правители сами дают повод не уважать закон, и это подрывает устои их власти.

Мустафа глотнул из чаши прохладительного питья и посмотрел поочередно на каждого из юношей, давая понять, что и они могут высказаться.

– Скажи, господин, – начал Хушар, – если правитель написал закон, которого вчера еще не было, разве он тоже должен подчиняться закону?

– А ты как считаешь, Ад Дахиль?

– Боюсь показаться глупым, но я плохо себе представляю, что именно называется законом?

Его слова удивили Мустафу и Хушара.

Мустафа поднял правую руку к небу и изрек:

– Закон – это договор… – он сделал многозначительную паузу.

– Как между Всевышним и людьми? – задал уточняющий вопрос Ад Дахиль, как бы желая проявить свою осведомленность.

Мустафа не любил, когда его перебивают. Он недовольно поморщился и повторил:

– Закон – это договор, а кто как не мы, купцы, знаем, что слово, произнесенное пред лицом неба, незыблемо.

– Значит, тот, кто предлагает заключить договор, тот должен первым и выполнять его, а если договор не соблюдается, то он недействителен? – спросил Ад Дахиль.

– Верно, мой мальчик, – одобрительно кивнул караван-баши.

Вечер прошел весело. Когда прозвучал сигнал, весь народ стал на вечернюю молитву. А затем лагерь, расположенный в стенах разрушенного города, погрузился в сон. Чистое небо сверкало звездами, будто красавица перебирала драгоценности. Тишину нарушали только шум ветра и реки, изредка слышалось фырканье лошадей и храп верблюдов.

Ранним утром Мустафа в сопровождении Багатура и других старшин каравана, а также Хушара и остальных подростков выехали за стены города. Среди прочих была и Хатун.

Дул приятный прохладный ветер, играя тканями всадников и заставляя лошадей отворачивать морды. Вскоре появились еще трое всадников и несколько верблюдов. То были пленные сирийские разведчики во главе с Хасаном ибн Али аль-Амридом. Он выехал вперед, чтобы приветствовать караван-баши.

– Я сдержал свое слово, – сказал он Мустафе. – Вижу, что и ты, господин, хозяин своего.

Мустафа приложил ладонь к груди:

– Идите с миром, – сказал он. – Я не отвечаю за то, что может случиться в пути, но от меня вы уходите не с пустыми руками: верблюды, еда и питье – всё у вас есть. Если Аллах будет милостив к вам, то через десять дней вы прибудете в Дамаск. Знает ли кто там о том, что тут произошло, известно только Всеведущему.

Разведчики отвесили поклон и медленно двинулись по дороге на Дамаск.

Когда они скрылись за грядой холмов, Мустафа повернул свой отряд к городским стенам. Неожиданно для всех Хатун хлестнула своего коня и поскакала за сирийцами. Увидев это, Ад Дахиль бросился вдогонку. Хушар хотел было последовать за ними, но Мустафа удержал его:

– Останься! Это ее дело, – пояснил караван-баши. – Мы не отвечаем за то, что может случиться в пути. А судьбы Ад Дахиля и Хатун тесно связаны, и никто не может разорвать эту связь.

Хатун с ранних лет научилась стрельбе из лука. Лук у степняков отличался жесткостью, так что тот, кто не упражнялся постоянно в стрельбе, быстро терял сноровку. Она гнала своего коня во весь опор и вскоре стала настигать путников. Те, услышав топот копыт, заторопились. Хатун, отпустив поводья, вынула лук, вложила стрелу и натянула тетиву. Одна за другой стрелы понеслись вперед и сразили всадников вместе с конями. Несчастные животные лежали на земле, дергая конечностями. Хатун не стала подъезжать близко, а на всем ходу развернула коня и поскакала в город. Ад Дахиль поразился силе характера и решимости этой девочки, которые превосходили его собственные.

На площади за воротами их ждал Хушар. Он молча посмотрел на каждого и понял всё без слов. Они поставили коней в стойла и направились в шатер Мустафы.

Ад Дахиль ждал очередного выговора, но караван-баши радушно принял посетителей и особо почтил Хатун. Тут мальчик впервые за многие месяцы вновь ощутил себя чужаком, правила и поступки этих людей порой были ему непонятны. Хатун убила тех, кто обеспечил им победу, а Мустафа дал слово сохранить им жизнь. Конечно, в пути с ними могло бы произойти что угодно, но он ничего не знал бы об этом, а тут…

Хатун с улыбкой смотрела, как переживает случившееся ее друг. Хлопнув его по колену, она нарочито грубым голосом сказала:

– Можно ли рассчитывать на верность живых друзей, если не отомстишь за убитых? Страх возмездия и верность друзей остужают пыл врагов.

Мустафа одобрительно захлопал в ладоши.

– Да, она вполне может стать каганом! – воскликнул он. – Верно, Хатун?

– Хоть Вирхобир и не был мне другом, но люди, которые нас не знают, могли бы сказать, что я дала уйти его убийцам живым.

– Как ты стала таким искусным воином? – поинтересовался караван-баши.

– Я росла со степняками, которые приняли наш клан после смерти моего отца. Они мастера держаться в седле и стрелять из лука. Правда, их луки намного туже хазарских или чьих-либо еще, да и бьют они дальше. Стрела, пущенная из такого лука, убивает коня наповал. Не воюй степняки друг с другом, а соберись вместе, никакая сила их бы не остановила. Память об Аттиле еще жива. Он даже ромеев обуздал, но против интриг и яда армия не спасет. И когда-нибудь я омою свои руки в крови предателей, – заключила Хатун.

Ад Дахиль смотрел и удивлялся: как эта добрая девочка, его подруга, умеющая быть и ласковой и нежной, может проявлять такую кровожадность? Наверно, она притворяется, наверно, так принято здесь себя вести, думал он. Но ведь только что на его глазах она расправилась с теми тремя…

– Да, счастлив будет тот, кто найдет в тебе друга, и горе оскорбившему тебя, – заключил Мустафа.

С восхищением отнеслись к поступку Хатун и все ребята, и несколько командиров. А Багатур выразил ей свое почтение, да и ее друга тоже почтил. Конечно, все эти люди понимали, что победу им обеспечила его стратегическая хитрость, но то, что сделала Хатун, ценилось у них выше. С честью умереть было для них большей доблестью, чем хитростью победить. Он запомнил это на всю жизнь.