Читать книгу Жаба душит. Сатирический роман в трех частях. Часть вторая - Василий Варга - Страница 19

Скоропалительные друзья обнялись и расцеловались. Дмитрий Алексеевич попытался, в знак особой благодарности, сделать более затяжной поцелуй, но тот почувствовал, что его слюнявят и усмотрел в этом некий недобрый знак, будто перед ним был не обыкновенный продавец леса, а случайный голубчик, точнее голубой и резко отскочил в сторону.

– Вы знаете, я мужские поцелуи не воспринимаю. Я попал однажды в ситуацию, будучи за границей. Это был ужас. Как вспомню – так вздрогну.

– Ну что вы? я не голубой, – испугался Дискалюк, – это я так, от избытка большой любви. А так, поцелуи как таковые меня перестали волновать лет двадцать назад. Жена давно на меня фыркает, а я ничего не могу с собой поделать. Я, правда, недавно вернулся из Крыма, так там… были одни губки, к которым я готов был прилипнуть, но дама унесла их, короче, она от меня сбежала, не оглядываясь. А теперь я думаю так: все что ни делается, делается к лучшему. Ибо, ежели бы, к примеру, она, эта женщина, не сбежала, мы бы с вами сейчас здесь не разговаривали и большое государственное дело, которое может принять международный размах, не смогло бы совершиться. Правильно я рассуждаю или неправильно? Если неправильно, вы меня поправьте.

– Вы рассуждаете логично, но в принципе неправильно.

– Да? тогда я исправлюсь, даю слово. Вы только скажите.

– Каждого мужчину можно, нет, следует разделить, нет, разрубить пополам…

– Разрубить?! О Боже! Пополам?

– Вы слушайте, не перебивайте. Так вот, каждого мужчину надо оценивать по двум позициям. Это как он ведет дела, сколько у него денег на счетах в банке и в иностранных банках, – это во—первых, а во—вторых, насколько быстро он покоряет женщин. И какое количество женщин он может покорить и обработать. Допустим, у вас миллион долларов в кармане, но ни одна женщина, не захочет, чтобы вы ее подержали за ручку, поцеловали в щечку, взяли на руки, как маленького ребенка и отнесли в укромное место, где она вместе с вами могла бы испытать блаженство. Зачем тогда этот миллион нужен, зачем вы тогда по этой грешной земле ходите и воздух …портите? Простите за грубое последнее слово.

– Да, да! С вами нельзя не согласиться. Доказательством тому является поведение Недосягайко. Она чуть не убила меня. И это было буквально на днях.

– Вот, вот, значит, вы что—то еще значите. Когда она смотрит на вас, она видит не только денежный мешок, но и что—то другое, правда? И вот это—то, другое вы берегите, цените его, с врачами связь поддерживайте. А то придет такое время, когда никто не поможет, никакой врач, даже домкрат, понимаете?

– Ах ты, Боже мой! Оказывается, надо спешить жить, потому что жись так коротка. Вы меня расстроили. Почти убили, особенно домкратом. Уж если домкрат не сможет поднять эту штуку на женщину – грош нам, мужчинам, цена. Пойдем лучше перекусим, в ресторане «Говерла» должно быть все уже готово.

В приемной толпились замы и помы. Замы поближе, помы по скромности и дозволению, подальше. Дурнишак в черном платье и черной суконной шляпе с цветочками на боку расхаживала, не отрывая взгляда от двери кабинета, и когда дверь открылась, она на радостях бросилась в раскрытую дверь, и столкнулась с Жардицким, стукнув его лбом в подбородок.

– Ой, Боже мой, что я наделала! прошу пердон! Звиняйте, тысячу звинений и столько же пардонов, – лепетала она.

– Вы так хорошо знаете французский язык, просто поразительно, – сказал Жардицкий, массируя подбородок.

– Так я же институт закончила, у меня диплом есть.

– Можете выбросить его в мусорное ведро.

– Как вы непочтительны, молодой человек. Сразу видно: киевлянин, столичный житель, – упрекала Дурнишак, но Дискалюк посмотрел на нее осуждающе и не отводил взгляда до тех пор, пока она не втянула голову в плечи. Потом он приложил палец к губам, и все поняли, что надо держать язык за зубами. Мавзолей достал платок и стал выдувать нос, помощник Дундуков уткнулся в бумаги.

– Леся, скажи, если будут звонить из Ужгорода, что я уехал на перевал уточнять границу с коллегами из соседней области, – сказал Дискалюк секретарю.

– Вы будете еще сегодня, или вас не ждать?

– Обстоятельства покажут, – неопределенно ответил Дискалюк.

У входа в Белый дом толпились посетители. Никого не пускали, как раньше. Проводился эксперимент. Все вопросы должны решаться на местах, а посетители осаждали кабинеты многочисленных отделов, стучали в дверь, мешали сотрудникам обмениваться последними новостями, вести споры о будущем. Часть сотрудников Осиного гнезда придерживалась мнения, что Украине не следовало отделяться от России своей старшей сестры, другая часть утверждала, что так и надо делать. Где вы видели, чтобы родные сестры, выйдя замуж, жили в одном доме, вели совместное хозяйство? Они могут дружить, ходить друг к другу в гости, но жить должны врозь, чем дальше, тем роднее. И вокруг этого разгорались споры чаще всего и жарче всего. А посетители, отягченные своими проблемами, отвлекали, мешали, а иногда и требовали удовлетворить просьбу, не выказывая при этом даже попытки благодарности. Эта благодарность, требующая раскошеливаться, постепенно смещалась вправо, то есть переходила на места и оседала в карманах председателей сельских советов.

Какой смысл выслушивать просителей, особенно типа Марии Кургановой, которая может потребовать невозможного, да еще вооружившись плакатом – «мать одно ночка?» Кроме того, существует и письменная форма обращения граждан. Вы пишете жалобу, выражаете свою просьбу и даже требования, мы получаем вашу бумагу, читаем, регистрируем, посылаем на место, а там товарищи на месте решат, как быть, что делать. Нечего оббивать пороги Белого дома по пустякам.

– Почему так много народу? – спросил Жардицкий. – Разве сегодня приема нет?

– Прием есть, но мои сотрудники решили провести эксперимент. Белый дом будет принимать только тех, кого сочтет нужным, особенно тех, кто свой вопрос не сможет решить на месте, по месту жительства. Потом, многие ходят, чтобы решить один и тот же вопрос. Заявляют: повысьте мне пенсию, выделите мне помощь, привезите дрова на зиму, помогите отремонтировать дом. И все такое, как было при социализме.

– Да, народ отучился от самостоятельности, это жалко. А прошло всего лишь сорок лет так называемой самостоятельности в этих краях. Социализм развратил всех донельзя. Ни у кого никакой самостоятельности. На востоке Украины еще хуже. Никто не берется обрабатывать землю, никому это не нужно. А вот продавцов всяких тряпок, всевозможной мелкоты, начиная от иголки и заканчивая домашней посудой, на каждом шагу. Иностранного товара у нас полно, а вот своего ничего нет.