Читать книгу Жаба душит. Сатирический роман в трех частях. Часть вторая - Василий Варга - Страница 9

Дмитрий Алексеевич так расстроился исчезновением морской царевны, что у него сердце начало побаливать, и непонятный страх невесть откуда взялся и стал привязываться. Жизненный опыт подсказывал, что в этих случаях надо принять горизонтальное положение, сосредоточиться, на чем-нибудь хорошем, крепко закрыть глаза, чтоб никого и ничего не видеть и можно успокоиться. Он так и сделал, но для очистки совести, решил собрать все вещи незнакомки и положить под голову. Мало ли, что с ними может случиться?

Всякий раз, когда Дмитрий Алексеевич расстраивался, его клонило ко сну, и это было великое благо для его здоровья. Его психика в возрасте сорока восьми лет напоминала психику бегемота. Стоило ему положить кулак под голову, как он погружался в сон, и храпел, как слон. И сейчас он, куда—то провалился.

Кто-то стал вытаскивать из-под его головы пакет с тряпками, а когда голова ударилась о камень, у него открылись глаза.

– Караул! Убивают! Спасите! Мавзолей Ревдитович!

– Бог с вами! Никто вас убивать не собирается. Никому вы, такой бирюк, не нужны, а мне тем более, – сказала « утопленница» и расхохоталась.

Дима вскочил на ноги, вылупил глаза и дико заорал:

– Вы?! Откуда вы взялись, с того света что ли? Дык вы же утопли. Господи спаси и помилуй! А я весь извелся, сердце у меня стало колотиться, чуть не умер от стресса.

– Я вижу. Так расстроился, что лег спать и захрапел, как слон, – сказала незнакомка.

– Ладно, шутки в сторону. Давайте, наконец, познакомимся и подружимся. Вы больше не оставляйте меня одного на берегу, мало ли, что со мной может случиться, я человек государственный и представляю собой некоторую ценность. Я звучу гордо, как говаривал Горько—пешко.

– Я Зоя Соколова из Красной Пресни, а ты… давай я тебя буду звать медведь лопоухий. Не будешь обижаться?

– Вообще—то я Дмитрий Алексеевич Дискалюк, что значит диск, положенный в люк. Прошу любить и жаловать, госпожа Соколова из Красной песни.

– Пресни. Вы глухой?

– А где эта Красная Пресня, далеко от Киева, или она здесь в Крыму?

– Это в Москве, в малом кольце. Вы никогда в Москве не были?

– Не приходилось. Теперь, ежели вы пригласите меня в гости, я сяду на транспорт, и поеду. Долго ехать—то?

– Если автобусом – недельки две, не меньше.

– Ого! Лучше дома сидеть.

– Ну, я пошла.

– Куда?

– Куда мне надо, туда и пошла.

– А как же я?

– Никак.

Зоя надела на себя легкое платьице, набросила соломенную шляпку на золотистые волосы и сделала движение, чтобы уйти. Дискалюк нахмурился, сжал кулаки на обеих руках и, грядя прямо в лицо Зое, такое насмешливое и такое прекрасное, что у него в глазах стало мутиться, все же набрался храбрости и твердым тоном сказал:

– Я как представитель президента в Руховском районе повелеваю вам оставаться на месте до тех пор, пока вам не разрешат двигаться в каком—либо направлении.

– Ха—ха—ха—ха! Вот это да! Это мне уже нравится. В вас просыпается мужчина. Оказывается и медведь может рычать. Это интересно, весьма интересно.

– Так вот, я как представитель президента…, —Дискалюк так разволновался, что начал заикаться. – Я приказыва—а—ю, н—нет, ппро—шшу о—отоо—бедать со мммной в ре—есторане се—егодня веч—чером.

– Хорошо, только упокойся, представитель президента, а то совсем съедешь, и дома не узнают тебя. В семь часов вечера встречаемся у входа в ресторан « Ласточкино гнездо». Только брюки отгладь и туфли поменяй, – наставляла Зоя.

– В нашем синатории нет утюга, – уже членораздельно сказал Дискалюк.

– Ох, и беда мне с такими кавалерами. Показывай, где живешь, я сама приведу тебя в порядок.

– А где ты возьмешь утюг.

– Я тобой буду гладить. Ты сам как утюг, – сказала Зоя и снова рассмеялась. Дмитрий Алексеевич не обижался, потому что голос у Зои был нежнее звоночка на шее овец, пасущихся на полонинах Руховщины.

«Эх, если бы Зою сманить туда на эти полонины, повести ее на самую вершину и попросить, чтоб она там захихикала, вот был бы резонанс. А я надел бы кожушок и суконную шляпу, стал бы рядом, высоко поднял голову, так чтоб глаза в небо. А художник наш Сисько внизу патрет бы рисовал: я и Зоя. После нас осталась бы картина – выдающееся произведение искусства… всех времен и народов».

– Госпожа Зоя! поедем со мной на Руховщину. У меня там полонины в моем распоряжении, я прикажу художнику, и он патрет твой нарисует, и этот патрет мы во Францию пошлем… на Лондонскую выставку.

– Лондон в Англии, грамотей.

– Какая разница, где, был бы патрет.