Читать книгу И все небо для нас - Юлия Лим - Страница 11

После сытного перекуса мы с Милой отходим за деревья, чтобы она переоделась в чистое белье. Прикрываю ее широким пледом, раскинув руки. Дядя убирает следы нашего пребывания: складывает остатки кукурузы в мешок, туда же отправляются ее листья и объедки. Он никогда не мусорит, всегда выглядит опрятно. Только сейчас замечаю, что в доме он побрился, и на его лице нет щетины.

– Всё! – довольно заявляет Мила.

В этот раз она надела желтое платье – наверняка вечером будет смотреть «Красавицу и чудовище».

– Далеко до лодки? – складываю плед в рюкзак.

– Полчаса ходьбы.

– Так ведь солнце вовсю жарит? не напечет?

– По прогнозу обещали облачность. Посмотрим, когда доберемся до места.

Мила скачет кузнечиком, напевает какую-то песню и успевает полюбоваться полевыми цветами. Неподалеку кружат насекомые.

– Мила, осторожнее, там шмель летает, – кричу я.

– Ага, – равнодушно отвечает сестра, и чуть ли не вплотную разглядывает насекомое.

– Она бесстрашная, – замечает дядя.

Мила держит ладошку рядом с цветком, а по ней ползает шмель. Она улыбается и не шевелится.

– Щекотно, – говорит сестра, когда мы приближаемся.

Наконец она пересаживает шмеля на цветок и уносится вперед.

– Да, в этом вся проблема, – вытираю пот со лба и опускаю козырек кепки пониже.

– В чем именно?

– Она слишком храбрая. Когда-нибудь ей за это достанется.

– Уже были проблемы в школе?

– Откуда ты это знаешь?

– Я же оформлял опеку, – поясняет он, – и документы из школы тоже забрал.

Только сейчас понимаю, что больше не увижусь ни с прежним классом, ни с теми девчонками, которых долгие годы называла подругами. И, самое смешное, что я ничего не чувствую. Ни легкости, ни грусти. Мне все равно.

– Тогда ты и про проблемы должен знать.

– Мне вскользь упомянули про них, но подробности опустили. Расскажешь? Я должен знать, к чему готовить Милу. Ей ведь тоже придется пойти в новую школу. И ей может быть сложнее адаптироваться, чем тебе.

Об этом я забыла. Все, что было важно, это просто идти, присматривать за сестрой и соблюдать режим. Давно живу как робот.

– Я сама толком не в курсе. В школе сказали, что она побила какого-то мальчика, а сестра – что наваляла ему за дело. Он обижал нескольких одноклассниц, и она решила вступиться за них. Выговор почему-то сделали ей, а не тому задире.

Дядя улыбается. Его взгляд грустный, но из-за морщинок у глаз кажется, что это добрая грусть. Если брать вкусы, то я бы описала это как соленую карамель.

– Потому что миром правят стереотипы, Вера, – замечает Тихон. Соглашаюсь кивком. – Общество так натренировали. Если мальчики дергают девочек за косички и заглядывают им под юбки, то это якобы нормальный процесс взросления. На самом же деле взрослые сами поощряют в сыновьях склонности к насилию и нарушению чужих границ. Интимная жизнь должна быть неприкосновенной, и я сейчас говорю не о сексе.

Такого от него я уж точно не ждала. Бывало, что я обсуждала с подругами тупые вопросы или шутки, связанные с половым созреванием, но не с мамой. А тут не только мужчина, но еще и родственник, не стесняясь говорит о таких вещах.

– Я тебя смутил?

Отворачиваюсь.

– Извини, если затронул чувствительную для тебя тему, – он недолго молчит, а потом доверительным тоном добавляет: – Помни, табу – те же стереотипы. По-настоящему свободной ты станешь тогда, когда они перестанут тебя волновать. Только проявляй осторожность, потому что свобода от ограничений разума и вседозволенность – разные вещи.

После долгой паузы выдаю:

– Ты странный.

– Я знаю, – добродушно смеется он.

# # #

Когда мы подходим к небольшому ангару, на небе стягиваются облака и заслоняют собой солнце. Ветерок становится прохладнее. Мила, напрыгавшись, устало бредет рядом. Раньше она часто хватала меня за руку, но за последние дни в пути отдалилась.

– О, Тихон! Давно ты к нам не заходил! – нас встречает крупный крепкий мужчина.

– Добрый день, Вано, – дядя пожимает тому руку.

Судя по имени и внешности он грузин. Вано смотрит на нас и широко улыбается.

– Это те девочки, о которых ты говорил? Племяшки твои?

– Да. Вера и Мила.

– Плиятно познакомиться! – влезает сестра и тянет огромному, по сравнению с ней, Вано маленькую ручонку.

Он склоняется, аккуратно пожимает ее руку:

– Добро пожаловать, принцесса, – и подмигивает.

– Погода сейчас что надо. Возьмите с собой чего-нибудь покушать и плывите с богом, – Вано поворачивается ко мне. – Ты чего такая надутая, Верочка?

– Лицо у меня такое, – колко отвечаю я, и тут же жалею об этом.

Вано усмехается и качает головой, потом кидает взгляд на Тихона.

– У меня сын тоже иногда бунтует. Все подростки особенные, верно?

Они с Тихоном обмениваются парой фраз, а я наблюдаю за Вано. Каждый раз, когда он говорит о сыне, его глаза искрятся гордостью и заботой. У мамы тоже когда-то так блестели глаза…

Сглатываю ком, хватаю сестру за руку и веду к ангару. Мужчины догоняют нас, и спускают лодку на воду.

– Держите, девочки, – Вано протягивает сначала небольшой мешочек Миле, а потом мешок чуть побольше мне. – Это када2, – заметив наше недоумение, он добавляет: – Домашнее печенье с орешками. У вас ведь нет аллергии?

Мы с сестрой одновременно качаем головами.

– Вот и хорошо. А это вдогонку, – Вано протягивает один средний пакет мне, а другой, побольше, дяде. – Чурчхела3 и минералка в подарок. Передай Ирмочке немного сладостей. Ей они сейчас в самый раз.

– Хорошо. Спасибо, – обещает дядя.

Мы с Милой садимся в лодку, Тихон заводит мотор и мы отплываем.

– Пока, удачи! – кричит Вано вслед.

Мила вдруг подскакивает и кричит, сложив руки рупором:

– Пока, дядя Вано!

Сквозь шум мотора мы слышим отдаляющийся добродушный смех.

# # #

Когда мы отплываем достаточно далеко, спрашиваю:

– Кто такая Ирмочка?

– Моя жена.

Спешно присматриваюсь к рукам Тихона, вдруг не заметила кольцо в прошлый раз, но его нет.

– Вы что, официально не женаты?

– Женаты.

– Тогда почему…

– Почему нет кольца? Я ношу его вот здесь, – дядя достает из-за пазухи цепочку с кольцом.

Замечательно. Оказывается в доме дяди есть еще один посторонний человек. И не просто кто-то там, а его жена.

– Перекусите, нам еще долго плыть.

Он специально перевел тему, чтобы не обсуждать жену?

# # #

– Подожди, – достаю печенье из своего пакета, обнюхиваю и осторожно пробую. Минуту спустя, когда со мной ничего не случается, разрешаю: – Можно.

Мила вгрызается в угощение. Печенье рассыпается прямо над ее мешочком. Нежный вкус выпечки в сочетании с грецким орехом радует желудок. Мы запиваем печенье каждая из своей стеклянной бутылки. Вокруг вода, красивая природа, а мы едим грузинские сладости в моторной лодке. Хорошо-то как.

– Хотите попробовать? – дядя открывает мешок с чурчхелой. – Выбирайте.

– А твоя Ирмочка не будет возмущаться, что мы ее сладости берем? – не упускаю случая подколоть его.

– Она у меня не жадная.

Не сработало.

– Мне класную, – Мила тычет пальцем в красную чурчхелу. Выбираю зеленую, и мы съедаем их так быстро, что почти не замечаем хруста орехов. – О-ой, я объелась! – сестра съезжает в кресле, расслабив руки и ноги.

Через мгновение она уже спит с приоткрытым ртом и лицом, преисполненным блаженства.

– Вот, про кого на самом деле писал Грибоедов, – хмыкаю я. – «Счастливые часов не наблюдают»4 вовсе не про влюбленных.

– Интересное наблюдение, – поддакивает дядя.

Облокачиваюсь на край лодки. Вода настолько чистая, что видны маленькие рыбки. Опускаю пальцы и смотрю, как, топорщась, разбивается о них озёрная гладь.

Вокруг потихоньку темнеет. Начинают стрекотать кузнечики и цикады.

– Почему ты сразу не сказал про жену? – говорю тихо, чтобы не разбудить сестру.

– Не хотел вас беспокоить.

– По-твоему, если бы мы вошли в дом, где живет еще один незнакомый человек, это бы нас избавило беспокойства?

– Ладно, ты победила, – Тихон вздыхает, – просто я старался не думать о ней, пока занимался удочерением и другими документами, потому что когда я далеко, то безумно по ней скучаю.

В его голосе звучит неподдельная тоска. Она прокрадывается внутрь меня и касается сердца. Настраиваюсь на волну дяди и таким же тоном замечаю:

– Похоже, ты ее сильно любишь.

– Верно. Очень сильно.

– Она хороший человек?

– Это была ее идея. Удочерить вас.

– Значит, ты сам не очень-то этого хотел?

– Я сомневался, потому что только что создал собственную семью.

А ты эгоист, дядя. Впрочем, чего я ожидала, если моя мама из-за своей раненой гордости отреклась от семьи? Если ее родители отреклись от нее и нас с Милой? Похоже, отрекаться от всего подряд у нас семейное.

Мы подплываем к причалу в тишине наступающей ночи. Дядя глушит мотор и пришвартовывает лодку. Мы рассовываем мешки Вано по рюкзакам, насколько это возможно, и одновременно поворачиваемся к спящей Миле. Она так устала, что до сих пор не проснулась.

– Я могу понести ее, – предлагает дядя, но я опережаю его и поднимаю сестру на руки.

Мне безумно тяжело вылезать из лодки. Спотыкаюсь о бортик и едва не падаю вместе с Милой. Тихон вовремя подстраховывает меня. Опять. Невольно закатываю глаза и благодарю его.

И вот мы снова идем. Кажется, у меня скоро откажут и спина и ноги. Глаза слипаются. Когда это уже закончится?

Луна освещает путь. Дядя сворачивает с заасфальтированной дороги в высокую траву. У меня нет сил разглядывать очередное дикое поле, и я просто плетусь за ним.

За высокими ростками наконец проглядывают очертания дома. Мы выходим к нему и мне приходится крепко зажмуриться – так ярко бьет свет. На крыльце стоит женщина. Заметив нас, она поднимает руку и машет. Тихон машет в ответ.

– Неужели дошли?

– Да. Идем, Вера. Осталось совсем немного.

Чем ближе мы подходим, тем лучше видно женщину. Свет больше не бьет в глаза, а ее халат не оказывается безразмерным. Она обнимает дядю, целует, а затем отступает, чтобы встретить нас.

– Вера, добро пожаловать! – чирикает Ирма, а я могу смотреть только на ее живот.

Она беременна! Срок большой.

Вот, для чего они нас удочерили. Я снова стану нянькой, только теперь не для одного ребенка, а сразу для двоих.

Опускаюсь на колени, держа Милу. Дядя с тетей что-то говорят, но их голоса размазываются по ушным каналам и исчезают, так и не донеся до мозга никакого смысла. Кто-то забирает сестру.

Заваливаюсь набок, чувствую прикосновение земли к щеке и закрываю глаза.