Читать книгу И все небо для нас - Юлия Лим - Страница 4

Некоторые люди почему-то считают, что им все можно. Например, взрослые. Мама полагала, что может распоряжаться моим временем в пользу Милы, дядя думает, что мы с сестрой вот так просто примем его. Ну уж нет, я не для того шестнадцать лет жила в этом мире.

На горизонте появляется заправка. Можно перевести дух, перекусить и спрятаться от жары.

– Я хочу пи́сать, – заявляет сестра, глядя на дядю.

– Лучше сходи с Верой, – говорит он, протягивая мне руку Милы.

Перехватываю ее:

– Пойдем.

Считаю шаги, когда в голове щелкает напоминание. Оборачиваюсь в момент, когда дядя открывает дверь заправки и звенят колокольчики.

– Ничего без нас не покупай! – кричу я.

Тихон кивает.

– И чего ты все влемя лезешь? – сестра пытается выкрутить руку, но я крепко держу ее. – Ты мне надоела…

– Помнишь, что мама говорила про незнакомцев?

– Но дядя не незнакомец…

– А кто он? Ты с ним знакома пару часов. Думаешь, всё, ему можно доверять? Как бы не так.

Мила поджимает пухлые губы и опускает взгляд. Совесть колет сердце иголочками. Обычно сестра манипулирует мной, но иногда и мне приходится это делать. Вот только она за собой вины не чувствует, а я потом убеждаю себя, что поступила правильно. Не представляю, что творится в головах матерей, когда они проворачивают подобное с детьми.

– Почему? – спрашивает Мила.

– Что почему?

– Почему ему нельзя довелять? Он же холоший.

– Часто плохие люди кажутся хорошими.

– Но он не плохой. Он не выкинул мою одежду, а вот ты хотела ее выкинуть, – Мила щиплет меня за бедро.

Ойкаю и отпускаю ее. Она скрывается в туалете и закрывается изнутри. Одна. Это впервые, когда в общественном туалете без моей помощи. Мне бы порадоваться, но в душе пустота. Старшая сестра ей больше не нужна. У нее теперь есть дядя и незачем слушаться меня.

# # #

Мы сидим за столиком на заправке. Кондиционеры остужают наши разгоряченные тела. Тихон купил под моим присмотром воду и еду, и после моего одобрения Мила начинает есть. Вспоминаю о шоколадке в рюкзаке и морщусь. Наверное, от нее уже ничего, кроме подтопленного месива, не осталось.

– Ты не ешь, – замечает дядя, пока я верчу пакетик с чипсами.

Снэки, казалось бы, мечта любого подростка. Жуй, хрусти, ни в чем себе не отказывай. Но я не могу. Кусок в горло не лезет.

– Я веган.

– Тогда тебе у нас понравится, – улыбается дядя. – У меня свой сад, теплицы и фрукты с овощами.

– А фто такофе тефлифа? – чавкает сестра.

Обычно я ругаю ее за подобное свинство, но сейчас не хочется. Пусть Тихон видит, с чем ему придется мириться до ее совершеннолетия.

Пока дядя завуалированно объясняет Миле, что мы будем его картофельными рабами, облокачиваюсь на стул и поглядываю в широкие прозрачные окна заправки. По дороге проносятся машины, колокольчик на дверце почти непрерывно позвякивает, знаменуя непрерывную вереницу водителей, покупающих бензин.

Все так обыденно… Мир не замечает потери одного человека, он просто живет дальше точно так же, как вчера, позавчера и десять тысяч лет назад.

Смахиваю слезу и смотрю на сладости на столике. Мила вовсю уплетает сосиску в тесте, посмеиваясь над рассказами дяди. Похоже, теперь он для нее куда бóльший авторитет, чем я.

И тут дядя говорит:

– Когда мы придем домой, вам больше не захочется есть такую пищу.

– Какую такую? – Мила морщит лоб.

– Химическую. Она вредна для организма.

Раскрываю пачку и ем чипсину за чипсиной, неотрывно глядя Тихону в глаза. Он вслушивается в хруст.

– Вела, ты что, не слышала? – Мила дергает меня за джеггинсы. – Это вледная пища.

– Я знаю.

– Тогда почему ты ее ешь?

– Потому что могу! – набираю в рот горстку чипсов и наслаждаюсь хрустящей симфонией.

Вкус лука со сметаной постепенно размачивается слюной и исчезает. Удовольствие от такого перекуса мимолетное, зато калорийное. Заедаю чипсы шоколадным батончиком.

– Ты так похожа на свою маму, – дядя улыбается уголками глаз.

Поперхнувшись, прокашливаюсь и отпиваю воду.

– Вот обязательно такое говорить, когда я ем? – ворчу, закручивая крышку на бутылке.

– Дядя, а ласскажи нам больше о маме, – просит вдруг Мила.

Мы одновременно затихаем, глядя на него. Он смотрит на нас с хитринкой, и когда я уже собираюсь поторопить его, наконец говорит:

– Она была очень правильной. Слушалась маму и папу, не ругалась, дотемна не задерживалась, забирала меня из детского сада и школы, пока я был маленьким. Но когда я просил ее чего-нибудь не делать, она всегда делала это мне назло. Поначалу я злился, даже плакал, но потом… Мила, понимаешь?

– М-м-м, – сестра мычит, вцепившись ладонями в стул. – Ты… сделал так, чтобы она… делала то, что тебе нужно?

– Да, именно, – дядя смеется и поглаживает ее по голове. – Ты такая умница!

Лицо Милы разглаживается и сияет. Меня накрывает волна белой зависти. Ее кожа такая чистая, невинная, не то, что моя – жирная с периодически выскакивающими прыщами. Во всем виноваты гормоны и стресс.

– Через десять минут пойдем дальше, – говорит Тихон.

Натягиваю кепку на голову и опускаю козырек пониже. Съезжаю на стуле и скрещиваю руки на груди:

– Посплю немного. Разбудить не забудьте.

Конечно, спать я не собираюсь, как и оставлять Милу одну с Тихоном. Что бы он ни говорил, какие бы слова ни подбирал, не успокоюсь, пока он не убедит меня, что я ошибаюсь. А ошибаюсь я редко.

Из-под козырька наблюдаю за ногами и руками Милы. Она часто стучит локтями по столу, притопывает по полу.

– А где мы будем спать вечелом? – спрашивает Мила.

– Мы снимем номер в отеле.

– Ого! А что это?

– Это временное пристанище для путешественников и деловых людей.

– Здолово! А мы сможем остаться там навсегда?

– Нет, потому что за каждый день придется платить деньги. Лучше уж мы дойдем до моего дома, где можно жить бесплатно.

Мила шуршит фантиком. Маленькая обжорка. И чем не хоббит? Они тоже постоянно едят.

– Мила, можешь рассказать о Вере?

– А чего о ней лассказывать? Она же не интелесная.

С трудом сдерживаю усмешку. Интересно, что она про меня наплетет?

– Как же так? Я уверен, если спросить у нее, то она расскажет о тебе много хорошего.

– Нет.

– Почему ты так думаешь?

– Она меня не любит, – голос сестры дрожит, – она обо мне заботилась только из-за мамы. А тепель мамы н-нет. И она блосит меня и убежит.

Сестра громко шмыгает носом и выдыхает.

– Она уже убегала и оставляла меня одну.

В горле першит. Только бы не закряхтеть.

– Ваша мама мне об этом не рассказывала.

– Ну… когда мне было четыле годика, Вела оставила меня во дволе на качелях и ушла. А я ее ждала до самого вечела. Потом плишла мама и увела меня домой, а Велу мы искали целый день вместе с… людьми. Которые сами… помогают.

– С волонтерами, – подсказывает дядя.

– Да! И какой-то человек нашел ее на вокзале. Она там ночевала и хотела уехать в длугой голод. Мама плакала и обнимала ее, а потом дома так кличала… Мне было очень стлашно.

Дыхание сестры учащается.

– Посмотри на меня, малышка, – дядя вдыхает, поднимая руки вверх, и выдыхает, опуская их. – Повторяй за мной.

Мила жестикулирует руками и дышит, шмыгая. Понемногу она приходит в себя, а я размышляю, что всего два года назад поступила как неразумный ребенок, и вскоре после этого заболела мама…

Не хватает воздуха. Беру со стола пакетик сока и выхожу на улицу. Гневно вставляю трубочку, гневно всасываю содержимое. Яблочный вкус задевает язык и исчезает в пищеводе. Слишком быстро выпила, даже удовольствия не получила.

Я думала, что сестра этого не помнит. Тогда прошел всего день, с Милой ничего не случилось. Я хотела избавиться от прицепа, с которым изо дня в день возилась четыре года подряд, будто сама была молодой матерью. Эгоистично, но у детских нервов тоже есть свои пределы.

Сминаю пачку сока, выкидываю в урну и возвращаюсь. В кошельке осталась мелочь, на карточке в скором времени баланс достигнет нуля. Теперь мы с Милой нищие сироты.

– Вела! – кричит сестра на всю заправку.

Оборачиваюсь. Она радостно машет, а на голове у нее розовая шляпка.

– Смотли, что мне дядя Тиша купил!

Как же хорошо быть ребенком. Никаких дилемм, только счастье и подарки.

– Хочешь, куплю и тебе что-нибудь?

– Нет уж, спасибо. У меня кепка есть, – с вызовом поправляю козырек и иду к столику. Подхватываю рюкзак, наскоро смахиваю туда оставшиеся пакетики с чипсами и орешками. Надолго не хватит, но будет, чем перекусить, если Хоббит проголодается.

– Не хочешь поговорить о побеге? – тихо спрашивает дядя.

– Нет, – отмахиваюсь и выхожу на улицу.