Читать книгу И все небо для нас - Юлия Лим - Страница 2

Приглядываюсь к Тихону. Сходство колоссальное. Будто мамино лицо, только в мужском варианте: те же ярко-голубые глаза, нос с легкой горбинкой, широкие плоские губы, короткие темно-каштановые волосы. Даже ДНК-тест делать не надо, и так очевидно, что мы кровные родственники.

– И как ты собираешься забрать нас с Милой? – перевожу взгляд с дяди на соцработницу и обратно. – Разве документы на опеку не оформляются месяцами?

Тихон скидывает лямку рюкзака на локоть, достает полупрозрачную голубую папку с бумагами и протягивает мне.

– Я оформил документы заранее.

Хмурюсь, изучая строчку за строчкой. Теперь он наш опекун, деваться некуда. Кладу бумаги обратно в папку и отдаю:

– Дома обсудим.

Раз уж мама ему звонила, да еще и оставила голосовые сообщения, если верить его словам… Лучше рискнуть. Глупо отказываться от крыши над головой, пусть и в таких сомнительных обстоятельствах. Да и Миле сейчас нужны уход, забота и новые друзья. И новое место.

Дядя пропускает соцработницу в автобус. Заходим следом, занимаем места и молчим до самого дома.

Под пытливыми взглядами взрослых вдавливаю кнопку звонка. За дверью слышится топот, но открывает соседка. Из-за нее выглядывает сестра.

– Вела, ну наконец-то! – она выскакивает на лестничную площадку в тапочках и обнимает меня. – Почему так долго?

– Так вышло, – треплю Милу по волосам.

Облегченно выдыхаю. Я приняла правильное решение, когда не взяла ее с собой.

– А это кто? – сестра с любопытством разглядывает взрослых.

– Проходите, – предлагает соседка.

– Здесь я вас оставлю, – соцработница жмет руку Тихону, а потом протягивает мне. – Желаю удачи, Вера.

– Ага, – сухо сжимаю пальцы и тут же разжимаю. Перестук каблуков эхом отдается в подъезде.

Дядя присаживается на корточки перед сестрой:

– Привет, Мила.

Она с любопытством смотрит на него, потом на меня. Рассеянно качаю головой.

– Очень плиятно, – пока размышляю, можно ли ему довериться, Мила жмет Тихону руку.

Они улыбаются друг другу, и теперь видно их отдаленное сходство.

– И все же я тебе не верю, – говорю. – Извините, мы пойдем к себе. Спасибо, что присмотрели за Милой.

– Пустяки, – улыбается соседка, – твоя сестричка скрасила старческое одиночество, – ненадолго исчезнув в квартире, она появляется с чем-то, накрытым полотенцем. – Вот, помяните маму пирожками.

– Спасибо. Отдайте ему, пожалуйста, – киваю на дядю.

Он поднимается, поправляет рюкзак и берет блюдо.

– Спасибо, – говорит соседке.

Достаю ключи и открываю дверь квартиры. Соседка все еще присматривает за нами на случай, если понадобится помощь. Когда Мила и Тихон заходят внутрь, смотрю на нее через плечо и киваю. Грустно улыбнувшись, соседка закрывает дверь.

Захожу внутрь:

– Назови хоть одну причину, почему я должна тебе поверить?

– Ну, у тебя нет выбора. Или приют, или я.

Молчу. Напряжение ползет от лопаток к плечам. Его невидимые пальцы вот-вот вцепятся в шею. Слова Тихона жестокие, но скажи он что другое, и я в тот же миг вытолкала бы его за дверь.

# # #

Дома в молчании пьем чай с мясными пирожками. Мила нетерпеливо поглядывает на шкаф, намекая дать ей последнюю шоколадку, но я качаю головой. Лучше возьму лакомство с собой и подниму ей настроение потом. Вдруг не предоставится случай купить еще?..

– Можно я пойду в комнату? – дуется сестра.

– Иди, – даю ей отмашку, и она убегает.

Облокачиваюсь на стол. Теперь мы можем поговорить как взрослые люди.

– Скажи правду, – требую я.

– Какую?

– Почему ты оформил опеку над нами? У тебя есть какой-то мотив, да? Ты хочешь получить мамино наследство? Или ты продашь нас с сестрой в рабство? Или мы будем горбатиться на твоем дачном участке, чтобы тебе самому не пришлось собирать картошку? Иначе зачем тебе тащиться сюда, да еще и пешком?

Варианты сыпятся пулеметной очередью. Смех Тихона вводит меня в ступор.

– Что смешного?!

– Что Надя тебе обо мне рассказывала?

Кошусь на дверь, потом прикрываю ее, чтобы сестра не услышала, и возвращаюсь. На самом деле мама мне ничего о нем не говорила, но он-то об этом не знает.

– Она говорила, что ты уголовник.

Дядя качает головой.

– Что, разве это не так? – указываю на его руки.

На костяшках и тыльных сторонах ладоней набиты татуировки. Может, у него плечи и предплечья ими покрыты, только из-за длинных рукавов не рассмотреть.

– Татуировки это всего лишь украшение, – отвечает дядя.

Поджимаю губы.

– У тебя что, нет машины? – пытаюсь перевести тему.

– Есть.

– Тогда почему ты сюда пришел пешком?

– Потому что походы закаляют дух.

Прищуриваюсь, скрещиваю руки на груди. Мы с ним сейчас как два ковбоя: каждый подгадывает момент, когда лучше выхватить ствол из кобуры и пальнуть в противника.

– Ты что… из какой-то секты? – продолжаю допытываться.

Дядя улыбается одними глазами.

– Мама рассказывала, что ты в школе многих ребят подначивал делать всякие плохие вещи…

– Твоя мама была моей старшей сестрой. Может, с ее точки зрения все так и было, но она никогда не хотела взглянуть под другим углом.

Невольно кошусь на дверь.

– Я не знаю, каково это – быть младшей в семье, зато знаю, что такое ответственность. И, судя по рассказам мамы, ей приходилось за тебя отдуваться, – выкладываю я главный козырь, откидываюсь на спинку стула и самодовольно улыбаюсь.

Дядя достает из кармана штанов телефон и кладет передо мной. На экране раскрытый чат в мессенджере. Ни одной буквы, только голосовые сообщения. На аватарках собеседников он… и мама.

– Надень, чтобы Мила не услышала, – Тихон прикладывает наушники.

Засовываю вкладыши в уши. Амбушюры неприятно шуршат. Руки дрожат, сердцебиение ускорилось.

– Начинай отсюда, – дядя включает запись.

Голос мамы звучит болезненно. Так, как последние полгода.

Мама: Девочки останутся совсем одни… Ты должен забрать их.

Слышу кашель и жмурюсь, чтобы не расплакаться. У нас не хватало денег на обезболивающие, а в больницу она не хотела. Ее увезли туда, когда мама была в критическом состоянии, и только тогда ей стало немного легче. Но за отсутствие боли она расплачивалась сонливостью и вялостью.

Тихон: Может, еще есть шансы? Я приеду и помогу те…

Мама: Нет, это конец. Разве ты не слышишь? Я умираю. Пообещай, что заберешь девочек. Что не… бросишь их одних.

Тихон: Я обещаю.

Мама: Спасибо.

Слушаю сообщение за сообщением. Слезы текут, нос забился. Шмыгаю им, прикрыв рот рукой. Я уже забыла про дядю на кухне, не вспоминаю про сестру, что в любой момент может сюда зайти. Я просто хочу слышать мамин голос. Хочу, чтобы он не обрывался.

Когда слезы высыхают, а салфетки превращаются в горку скомканных бумажек, чувствую себя опустошенной. Вздохнув и набравшись мужества, запускаю последние сообщения.

Мама: …передай девочкам, что я их люблю.

Мама: И скажи Вере, что она умница.

Мама: Я так много упустила из-за болезни.

Слышатся всхлипывания. Мама дышит медленно, с болезненным свистом. Значит, конец был уже близок.

Мама: Вера будет сомневаться, что ты… тебе можно верить.

Мама: Вера… Ничего не бойся. Бери Милу, и идите с Тихоном.

Мама: Все будет хорошо.

– Хватит, – говорю сипло.

Дядя наливает мне в кружку воды, и я жадно выпиваю ее.

– Мы пойдем с тобой… раз мама этого хотела.