Читать книгу И все небо для нас - Юлия Лим - Страница 12

Мам, мне приснился странный сон.

Ты умерла, а нас с Милой удочерил дядя Тихон.

Ты сама передала нас ему и сказала, что сейчас не время для старых обид.

Почему ты так печально улыбаешься?

Разве это не странный сон?

Я бы не хотела, чтобы со мной случилось что-то подобное на самом деле.

# # #

Открываю глаза. Надо мной ярко освещенный потолок мансарды. Свет не искусственный, а дневной. Поворачиваю голову в сторону распахнутого двойного окна, вижу за трепещущими полупрозрачными шторами балкон. С улицы доносится запах свежескошенной травы. Прикрываю веки, вдыхаю. Тело покрывается мурашками.

До того, как под нашим домом спилили все деревья и уничтожили цветущие кусты, у нас тоже косили траву. В утреннее время запах сочной зелени напоминал, что за окном лето, что не надо идти в школу и можно отдыхать.

Мне почти удается расслабиться, когда я слышу звук шагов. Кто-то поднимается по лестнице. Не знаю, зачем, жмурюсь и притворяюсь спящей. Поворачиваюсь на бок лицом к стене, чтобы не выдать своего пробуждения. Шаги приближаются, останавливаются. Под весом гостей поскрипывает пол.

– Она до сих пор не проснулась, – говорит дядя.

– Это от переутомления. Зря ты повел их пешком, – шепчет с упреком Ирма.

– Ее мучила бессонница. Организм перенапрягся, вот она и отсыпается.

– У девочек сейчас очень сложный период, Тиша. Давай дадим им отдохнуть.

Они еще перешептываются, а потом чья-то рука касается моего лба. От неожиданности вздрагиваю и приоткрываю глаза.

– С добрым утром, – улыбается Ирма.

Кошусь на дядю, он тоже улыбается. Какая странная семья, сплошные улыбки.

– Где Мила? – вместо приветствия сажусь на кровати и озираюсь. – Где она?

– Во дворе.

– Как вы могли оставить ее одну? – голос истерично подпрыгивает.

Откидываю одеяло. Срочно нужно выглянуть наружу и увидеть сестру. Прикрывая глаза ладонями от солнца выхожу на балкон. Нагретые половицы обжигают босые ноги. Натыкаюсь взглядом на сестру: сидит в тени яблони и жует крупное спелое яблоко. Тычу пальцем и через плечо спрашиваю у родственников:

– Мытое?

– Она сорвала его с дерева. Не думаю, что… – не успевает договорить дядя, как я его перебиваю: – Там же микробы!

Ирма переглядывается с ним и подступает ко мне. В ее взгляде читается жалость, а в жестах желание успокоить. Но мне не нужна ни она, ни ее показное сочувствие.

– Мила, – кричу, вцепившись в парапет, – не смей это есть!

Пролетаю мимо дяди с тетей и сбегаю по ступенькам. Вырываюсь на свободу, едва не выбив москитную сетку на пути, и в несколько прыжков оказываюсь возле сестры. Она поворачивается ко мне и хмурится, продолжая жевать.

Отдышавшись, протягиваю руку:

– Отдай.

– Нет!

– Отдай, Мила. Это может быть опасно.

– Тетя сказала, что тут все чистое! – и, чтобы позлить меня сильнее, сестра вгрызается в яблоко, силясь откусить кусок побольше.

Все происходит за секунду: взмах, шлепок, тихое оханье и чистое нежное яблоко, упавшее на газон и покатившееся по траве. Земля и листья липнут к нему, муравьи, подсуетившись, подбирают фрукт и куда-то несут.

Мила сжимает кулачки, глядя глазами, полными слез.

– Я тебя ненавижу! – она подскакивает и отпихивает меня в сторону.

Мила убегает в дом. От стыда горят щеки, а от свежего воздуха кружится голова. Прислоняюсь к яблоне и перевожу дух. Что со мной? Когда я успела стать гиперопекуншей?..

# # #

Не обращая внимания на окружающий меня сад, захожу в дом и поднимаюсь. Тетя внизу успокаивает сестру, а дядя стоит на балконе. Повернувшись, он заходит внутрь и смотрит на меня.

– Что?! – взрываюсь я. – Не надо было давать ей всякую немытую гадость!

– Мы ведь не в городе, Вера. Здесь все другое: воздух, экология. К тому же мы с Ирмой сами все выращиваем, ничего вредного не добавляем.

– Ты что, оправдываешься? – останавливаюсь и наконец замечаю, что на мне другая одежда. – Это еще что такое? – показываю на себя.

– Ты упала в обморок вчера вечером. Ирма тебя переодела в чистую одежду.

– Где моя одежда?

– Сушится снаружи.

– Пойду заберу, – разворачиваюсь. Дядя придерживает меня за плечо. – Пусти.

– Ты слишком беспокоишься о Миле. Ей нужно личное пространство.

– Знаешь, может, я бы и послушала тебя, если бы ты был нашим дядей прошлые шестнадцать лет, но сейчас у тебя нет никакого пра…

– Я ваш опекун, – прерывает мой вспыльчивый монолог дядя и отпускает руку. – И я отвечаю за вас не только головой, но и сердцем.

– Прекрасно. Тогда не приставай ко мне. С сестрой я сама разберусь.

Тихон качает головой и подходит к двери. Он оборачивается, сжимая ручку:

– Ты очень похожа на Надю, Вера. Такая же упрямая, дальше своего носа не видишь.

# # #

Отношения с кем-либо всегда были для меня сложной штукой. Первым сложным человеком в моей жизни, естественно, стала мама. Она все время чего-то требовала и огорчалась, когда я этого ей не давала. А я никогда не могла ее понять, почему она хочет, чтобы я что-то делала, когда я этого не хочу, и почему она не радуется, когда у меня получается то, что нравится мне.

Она часто задерживалась на работе, я дожидалась ее дома. Прошло время, и мне стало гораздо интереснее с телефоном, чем с ней. Иногда из-за этого мы ругались: мама упрекала меня в безразличии, а я притворялась, что не замечаю боли в ее голосе.

А потом она сделала самую большую глупость в своей жизни. Ни за что не расскажу Миле, но сама, увы, не смогу избавиться от этого знания. Однажды, поругавшись со мной, мама в очередной раз задержалась на работе. Она пришла, когда я уже спала, и мы увиделись только утром.

Вскоре после этого она обнаружила, что беременна, и через несколько месяцев огорошила меня предстоящим появлением на свет еще одного человека. Не знаю, случайность это, или мама все же хотела другого ребенка. Кого-то доброго, любящего ее, в общем, идеального.

И вот так появилась Мила, дитя света и любви. Мама вложила в нее всю себя, а заодно и меня приставила, чтобы я охраняла ее сокровище. У меня не было времени на ненависть к сестре. Я должна была следить и за ней, и за собой.

И вот теперь, сидя на кровати в мансарде я чувствую опустошение. С появлением дяди и его жены наша связь с Милой порвалась. Она уже не слушается меня, делает все, что ей разрешают другие…

Может, это к лучшему?

Взгляд натыкается на рюкзак на деревянном стуле. Похоже, он сделан кем-то вручную, а не куплен в магазине.

– Вера, спускайся обедать, – зовет снизу дядя.

Отвечаю ему, приоткрыв дверь, что не голодна, и выхожу на балкон. Наша с сестрой одежда висит на веревках и колышется порывами ветра. Нужно как-то забрать одежду. Так, чтобы никто не заметил и не остановил меня.

# # #

Весь день провожу в комнате, изредка выглядывая с балкона. Мила и Ирма постоянно ходят вместе, переговариваются и улыбаются. Хорошо быть ребенком, не нужно решать в уме никакие дилеммы.

Ставлю смартфон на зарядку. В пути он мне точно пригодится. Нарезаю круги по мансарде, отсчитываю время, а оно тянется слишком долго.

Наконец наступает вечер. Прячу телефон в рюкзак и забираюсь в кровать, притворяюсь спящей. Почти засыпаю, когда слышу топот.

Мила врывается в комнату.

– Дядя, а можно мне мультики посмотлеть? – кричит она.

Тихон издает звук: «Ш-ш».

– Можно? – громким шепотом переспрашивает сестра.

– Можно, но внизу. Вере нужен отдых, она очень устала.

– А почему она устала? – голос Милы отдаляется.

Напрягаю слух, чтобы узнать ответ дяди:

– Она была сильной слишком долго.

Когда дверь закрывается, продолжаю лежать. Глаза щиплет, но я не плачу. Дядя правильно сказал, я была сильной слишком долго. Теперь, когда у меня пропал прежний смысл жизни, настала пора выбрать новый.

# # #

Однажды мама взяла меня в поход. Она этого не хотела, просто я закатила истерику с требованием отвести меня в лес. Не знаю, откуда я тогда взяла эту мысль, но почему-то в восемь лет мне казалось, что все нормальные семьи должны раз в неделю отправляться в поход.

Мы собрались, выехали в лес, и прошли совсем немного до того, как я поскользнулась и упала с небольшого склона. Встать не смогла, потому как подвернула ногу. Пока я ревела, мама вызвала скорую помощь, а потом подняла меня на руки и понесла прочь из леса.

Больше мы о походах не разговаривали, но я до сих пор вспоминаю то чувство безопасности на маминых руках.

Теперь ее нет, и я потерялась где-то в глубине себя. Только одно поможет мне выбраться из этого состояния – побег.

Когда в доме всё затихает, выбираюсь из кровати, скручиваю простыни и крепко связываю между собой. Не хочется сломать себе что-нибудь, выбираясь на улицу.

Скидываю хлопковую длинную ночнушку и оказываюсь в нижнем белье. Надеваю рюкзак, привязываю «веревку» к парапету и перебрасываю. Осторожно спускаюсь, вглядываюсь в горящие приглушённым светом окна дома, пригибаюсь и резкими перебежками перемещаюсь к сушилке. Забираю рубашки с джинсами, отползаю в ближайшее темное место и одеваюсь. Сразу становится жарко. Последней забираю кепку и тут же надеваю.

Кидаю прощальный взгляд на дом, закрываю глаза и выдыхаю.

Пусть.

Мила должна знать, что такое нормальное детство, а я уж как-нибудь справлюсь.

Под светом полной луны бреду куда-то вперед, через высокие непроглядные стебли. Иду так долго, что ноги начинают ныть, в горле пересыхает, а желудок урчит. Прижимая руку к животу, понимаю, что не взяла с собой ничего, кроме одежды и телефона. Даже воды не набрала. Обессилев, опускаюсь на колени и поднимаю голову. Небо заволокло, луна больше не светит. Сижу посреди поля и не могу различить, что за растения меня окружают.

Кажется, мой побег не удался.

Ложусь на землю и подкладываю рюкзак под голову. Отдохну и вернусь обратно.

Неудачница.