Читать книгу И все небо для нас - Юлия Лим - Страница 7

Когда дядя будит меня, на часах чуть больше пяти утра. Подскакиваю довольно бодро, если не считать чувства, будто моргнула, а не спала. Бессонные ночи оставляют тяжелый след не только в душе, но и в теле. Усталость после вчерашнего знойного дня и непринятый на ночь душ злорадно смеются надо мной.

– Позавтракаем и будем ловить грузовик, – говорит Тихон.

– А почему нельзя было сделать это еще вчера? Для чего вся эта бессмысленная ходьба под палящим солнцем? – возмущаюсь, намазывая масло на хлеб для Милы.

Многие вещи по хозяйству настолько укоренились в моем сознании, что я их не замечаю. Просто делаю так же привычно, как дышу.

– Как я уже говорил, прогулка разгружает сознание.

– Ты что-то другое говорил…

Дядя улыбается и откусывает свой тост. Понятия не имею, где он достал тосты в такую рань, но спрашивать не буду.

– Доверься мне.

Он кидает на меня взгляд полный надежды, а я лишь кривлю лицо и посматриваю на удивительно молчаливую сегодня сестру. Она сонно и редко моргает, потягивается, но не капризничает и завтракает. Значит, не заболела, а просто не в настроении.

Мы переодеваемся, дядя сдает ключи на ресепшене и мы выходим в утреннюю прохладу.

# # #

Думаю о кошмаре, приснившемся Миле, и беру сестру за руку. Она должна чувствовать себя защищенной, чтобы ей стало легче. Вспоминаю о своем козыре и решаю предложить его сестре.

– Милка, хочешь «Милку»?

Она поднимает на меня печальные глаза и чуть оживляется.

– Хочу.

Протягиваю Миле шоколадку. Она еще холодная, правда, внутри наверняка не похожа на привычную плитку после вчерашнего путешествия в рюкзаке.

– Только если она будет на вкус плохая, не ешь, – предупреждаю сестру.

Она кивает и понемногу откусывает шоколад.

– Вы неплохо ладите, – замечает дядя.

– Ну да, вроде того.

– А мы с Надей постоянно дрались.

Хмыкаю.

– Что? – Тихон смотрит на меня, щурясь.

– Неудивительно. Ты такой занудный.

Он смеется, а мы с Милой переглядываемся.

– Ей со мной было несладко. Меня часто оставляли под ее присмотром.

– Как я тебя понимаю, – встревает сестра. Ее рот весь в шоколаде, даже кончик носа теперь коричневый.

– Молчи, хрюшка, – достаю салфетку и начинаю вытирать ей лицо.

Мила вырывается, выхватывает салфетку и с жаром заявляет, от переизбытка чувств оплевав меня сладкими слюнями:

– Я сама могу!

Вытираю свое лицо салфеткой и качаю головой.

– Решила быть самостоятельной?

– Да!

– Ну, хорошо. Тогда следующую шоколадку покупай на свои деньги, – разворачиваюсь и иду дальше.

Плохо, очень плохо манипулировать ребенком. Да еще и такими словами, как «шоколадка» и «деньги».

– Какая же ты плотивная, Вела! – пищит позади сестра. – Злючка!

Не оборачиваюсь. Часто говорю что-нибудь не то и тут же хочу извиниться, но гордость наступает на горло и запрещает поддаваться мягкосердечию. Приходится быть жесткой «злючкой».

– Не обижайся на сестру, – говорит дядя. – У нее сейчас трудный период.

– Ты пло месячные? – как можно громче спрашивает сестра.

Краснею. Нельзя же вот так спокойно говорить о таких вещах!.. или можно?

– Нет. На плечах Веры лежит большая ответственность. Она отвечает не только за себя, но и за тебя.

– Так она это и ланьше делала…

– Раньше все было по-другому.

Ускоряю шаг, чтобы не слушать, что Тихон наплетет сестре. Глаза щиплет, ветер сдувает редкие слезинки, размазывая влагу по щекам. Да, раньше все было по-другому. Раньше с нами была мама. Неважно, что она не могла о нас позаботиться; мы все равно были ее детьми. А теперь над нами всюду только бескрайнее пустое небо, и неизвестно, как сложится наша дальнейшая судьба.

Запрокидываю голову, чтобы солнечные лучи высушили непрошеные слезы. Я не позволяю себе плакать при сестре. Даже сейчас, когда душа истерзана и вывернута наизнанку, слезные железы едва выдавливают из себя крошечные слезинки. Есть что-то такое в моей голове, что не дает расклеиться. Какой-то внутренний держатель баланса.

# # #

Спустя несколько часов непрерывной ходьбы мы наконец делаем перерыв и прячемся под навесом остановки. За последние тридцать минут здесь не проехал ни один автобус, зато пролетают легковые автомобили и кроссоверы. В белом роскошном автомобиле замечаю семью, и мне становится завидно. Наверняка они сидят в своей коробке на колесиках, обдуваемые кондиционером, и не обливаются потом, как мы.

– Девочки, сейчас самое время сходить по делам, – говорит дядя.

– По каким делам? – невинно интересуется Мила.

Хватаю ее за руку и отвожу в сторону. Она не сопротивляется, но несколько раз повторяет вопрос. Когда спускаемся, показываю ей на кусты.

– А-а-а, так вот, что за дела.

Мы возвращаемся под навес. Дядя стоит у дороги с вытянутым пальцем.

– А что он делает? – спрашивает Мила.

– Голосует.

– Но он же молчит? – ее лицо становится изумленным. Прыскаю. – Что смешного? – в шутку обижается сестра.

– Ну, это так называется.

– А можно мне тоже так сделать?

Задумчиво кошусь на дорогу. Машин поблизости нет, людей тоже. Мы одни на обочине шоссе… жуть.

– Ладно. Только не отпускай мою руку, поняла?

– Холошо.

За что люблю сестру, так это за ее отходчивость. Она никогда долго не сердится, только в самых редких случаях. Пожалуй, если бы у детей был конкурс «красоты души», она бы там победила. Не зря мама звала ее ангелочком. Видимо, что-то знала…

– Вон глузовик! – Мила тычет рукой вдаль.

Вывожу сестру к дороге. Она с энтузиазмом вытягивает палец и подпрыгивает от волнения. Крепко держу ее за руку. Не хватало еще, чтобы она выбежала на дорогу в приступе счастья.

Гудение грузовика все ближе. Клубы пыли взмываются в воздух. Сейчас нам всем не помешала бы маска с фильтрами. Ненавижу вдыхать всякую гадость.

– Девочки, осторожнее, – кричит дядя.

Грузовик тормозит. Шины трутся о дорогу. В какой-то момент мне кажется, что прицеп заносит, и я оттягиваю сестру назад, но все это оказывается лишь моим разыгравшимся воображением.

Фура останавливается, и дверца кабины распахивается напротив Милы, гордо выставившей палец. Дальнобойщик, улыбаясь, опускает солнечные очки на переносицу и спрашивает:

– Эй, малышка, зачем ты меня остановила?

В нем нет ничего особенного. Обычный дяденька. Но волнение противным клубком сжимается внутри. Пячусь, нога соскальзывает в овраг. Тихон ловит меня за предплечье и рывком ставит обратно.

– Ты в порядке? – дядя смотрит мне в глаза, а я почему-то цепенею. Язык не шевелится, только и могу, что кивнуть. – Хорошо.

Дядя подходит к грузовику:

– Нам бы немного сократить путь до города.

– Увы, мне до него нужно повернуть, но до ближайшего поста ДПС могу доставить, – отвечает дальнобойщик.

– Сколько возьмешь?

– Дочки? – кивает в нашу сторону.

– Племянницы.

– За бесплатно подвезу. Только места в кабине маловато, придется малой сидеть у кого-то на коленках. Полезайте, – водитель пригибает сиденье.

Забираюсь первой, дядя поднимает Милу и помогает ей сесть ко мне. Дальнобойщик возвращает кресло на место и Тихон садится на него. Мы трогаемся. Окна открыты, ветерок освежает разгоряченную кожу, приятно холодит лицо.

Водитель протягивает дяде руку:

– Валерий.

– Тихон.

– Как вас-то зовут, принцессы?

Держу рот на замке, а Мила выдает наши имена восторженным голосом.

– Рад с вами познакомиться, – Валерий подмигивает нам в зеркало заднего вида.

Никакой он не маньяк. Просто водитель, неравнодушный к опаленным солнцем путникам. Мила елозит у меня на коленках, подается вперед и хватается за спинки сидений. Держу ее за талию, плотно сцепив руки в замок на ее животе.

Все трое бурно разговаривают, смеются. Тихон рассказывает про последнюю волю мамы и удочерение. Как бы ни было больно, жизнь продолжается.