Читать книгу И все небо для нас - Юлия Лим - Страница 3

Дядя будит меня в половину пятого и говорит, что у нас мало времени на сборы. Обычно собираюсь заранее, но вчера после аудиозаписей я была слишком разбита. Поэтому я с ним не спорю и умываюсь. Он предупредил, что важно принять душ, потому как мы будем в пути несколько дней.

– Мила, вставай, – легонько трясу сестру за плечо. Она ворочается и что-то бубнит.

Повторяю попытки. Когда Мила обхватывает меня руками за шею, поднимаю ее и несу в ванную комнату. Ставлю на пол. Она широко и громко зевает, потирает глаза. Тянется за зубной щеткой и вялыми движениями чистит зубы.

Кое-как заставляю ее принять душ. Мила слишком сонная, чтобы сопротивляться. Обычно она часами нежится в ванне, распевая песни и играя с пеной.

И все же ей везет: она маленькая, от нее не будет вонять как от взрослого, пока мы будем в пути. Ей не нужно думать, куда и как идти, что делать, чем платить за еду и жилье.

Чем больше думаю об этом, тем сильнее мечтаю, чтобы мама была с нами и мы жили, как раньше. Я готова отдать свое свободное время, страдать из-за хотелок сестры, если это вернет маму и нашу прежнюю жизнь.

# # #

В комнате Милы сталкиваюсь с новой проблемой. Как быть с ее одеждой? Она обожает свои наряды и вряд ли позволит что-либо из этого выкинуть. Потираю виски и глаза – еще одна головная боль в копилку.

– Мила, – открываю дверцы шкафа и указываю взглядом внутрь, – выбери самую любимую одежду. Остальную мы оставим здесь.

– Что-о? – глаза сестры округляются. – Это моя одежда! Мне ее мама купила! Я хочу взять с собой все!

Мои футболки, рубашки и две пары сносных джинсов давно лежат в рюкзаке, больше мне нечего брать. Ну, или я не так повернута на внешнем виде, как младшая сестренка. Когда-нибудь у меня сдадут нервы от ее капризов.

– Выбери три самых любимых, – требую я.

– Нет! Я! Хочу! Все! – Мила забирается на разобранную кровать и начинает прыгать на ней. Ее светло-русые волосы мечутся вверх-вниз.

В такие моменты вспоминаю, что она родная мне только наполовину. Характером она угодила не в маму, а в своего отца, которого ни я, ни она никогда не видели.

– Если ты не выберешь одежду, я это сама сделаю, – хватаю вешалки, и платья одно за другим летят на пол, разметавшись кружевами и блестками: розовыми, голубыми, зелеными.

– Нет! Ты злая! – хнычет сестра, но не плачет. Она кидается ко мне, вырывает вешалку с белым платьем и шлепается попой на одежду на полу. – Это все мое.

Вылитый Смауг 1на горе золота, не иначе.

Дверь позади скрипит. Дядя заглядывает в комнату:

– Что-то случилось?

– Она хочет отоблать у меня вещи! – ябедничает сестра, тыча в меня пальцем.

– Мы не можем взять все это с собой. Или ты сама потащишь баулы с кучей одежды? – сверлю Милу взглядом.

– Да!

Иногда мне кажется, что она родилась специально для того, чтобы противостоять мне. Ей нравится то, что я ненавижу, а не нравится то, что всем сердцем люблю. Мы сходимся только в одном: обе любим маму, хоть она и воспитывала нас совершенно по-разному.

– Давайте отправим вещи почтой, – предлагает дядя.

– А так можно? – глаза сестры сияют. Он кивает в ответ. – Ула!

Шумно выдыхаю, показывая недовольство. Еще чуть-чуть, и я бы вскипела как чайник на плите, только свистульки на носу не хватает.

– У вас есть какие-нибудь пакеты? – спрашивает дядя.

Ухожу и возвращаюсь с рулоном мусорных пакетов и вручаю ему. Одарив меня благодарной улыбкой, он подходит к Миле и показывает, как свернуть одежду, чтобы она занимала меньше места. Она улыбается ему и во всем слушается. Незнакомца! Он с нами первый день, а я с ней всю ее недолгую жизнь!

Выхожу из комнаты и беру из холодильника пачку жвачки. Яростно разжевываю подушечки. Рот наполняется морозно-освежающим вкусом мяты. Достаю последнюю шоколадку из шкафа и закидываю в рюкзак. Как бы я ни злилась на сестру, она просто маленькая избалованная девчонка. Возможно, жизнь у дяди ее исправит… если не испортит еще сильнее.

# # #

И вот мы на почте отправляем посылку с одеждой сестры. Больше нее она, пожалуй, ничего не любит: книги оставила дома, про детскую косметику даже не вспомнила.

Взяв самое нужное, разбавляю это томиком «Хоббит, или Туда и обратно». Я читала эту книгу до того, как родилась сестра, перечитывала ее после. Когда Мила лежала в люльке, я проверяла ее ножки, надеясь, что на них вырастут волосы, и что она не моя сестра, а хоббит. Поначалу я так ее и звала, но потом мама разъяснила ей, кто это, и сестра стала дуться. Пришлось отучаться.

Карандаши, альбомы и прочие инструменты оставляю в шкафу. Может, хозяйка квартиры кому-нибудь их отдаст… А если она их выкинет, я этого не увижу и не буду жалеть.

Выходим из здания почты. Улицы заполнены людьми, спешащими на работу. Прохожие косятся на нас и посмеиваются. С рюкзаками за спинами наша троица выглядит как пришельцы, или как народ, проживший долгие годы в лесу, но внезапно решивший покорить технологичный город.

Мила все утро дуется. Она идет рядом с дядей держа его за руку.

– А долго нам идти? – спрашивает она.

– Неделю.

– Что? Реально? – неприятно удивляюсь я.

Хорошо, что у нас с Милой удобная обувь.

– Если повезет, автостопом доберемся за пару-тройку дней.

– То есть… Погоди, – верчу головой. – Ты все эти годы жил… относительно недалеко от нас, но ни разу не пытался помириться с мамой?

Тихон пожимает плечами, чем злит меня еще сильнее.

– Не зря она столько лет таила на тебя обиду, – ускоряю шаг.

Голоса за спиной отдаляются:

– Вера всегда такая серьезная?

– Да! Она жу-у-ткая зануда.

Хочется обернуться и злобно зыркнуть на сестру, но убеждаю себя не делать этого. Я должна быть выше мелких склок и обид.

# # #

К обеду жара куполом накрывает город. Удушающе влажный воздух словно стягивает легкие, дышать тяжело, по шее течет пот. Мы вышли за пределы центра, и бредем мимо промзоны: длиннющие трубы, потрескавшиеся бетонные стены и ржавые покосившиеся ворота. Серость и уныние скрашивает Мила, сверкая оттенками розового в любимом платье. Ради красоты она готова терпеть даже такую жару.

– Я хочу кушать, – заявляет сестра, дергая дядю за руку.

– Потерпи, малышка. Скоро дойдем до заправки и там поедим.

Оглядываюсь и вижу у Тихона настоящую карту. В то время, как все нормальные люди пользуются картами в смартфонах, он развернул огромный кусок бумаги и даже умудряется в нем ориентироваться.

– Разве эти карты не устарели? – спрашиваю, невзначай поравнявшись с ними.

Пара часов впереди помогли мне остыть и о многом подумать. Когда я на что-то злилась, мама говорила: «Подумай о тех, кому пришлось гораздо хуже». Эти слова никогда не успокаивали, только преумножали чувство вины за свой эгоизм. Пока я была подростком, пока должна была присматривать то за мамой, то за сестрой. Обстоятельства лупили по мне со всей силы, но у меня чудесным образом хватало терпения держаться.

И тут вдруг появляется дядя, и рука сестры несколько часов стискивает его пальцы, а не мои. И это он возится с ней, а не я. Наконец-то можно отдохнуть.

– Многое в этом мире устарело, но нельзя же совсем все выбрасывать, – отвечает дядя.

– А я считаю, что можно. Ты же выбросишь заплесневелый хлеб?

– Пожалуй, да.

Хмыкаю. Взрослые никогда со мной не соглашаются. Обычно они считают себя умнее и настаивают, что дети «слишком неопытны», чтобы понять их. Проблемные взрослые вырастают из проблемных детей, но почему-то всегда забывают об этом, и шпыняют уже собственных отпрысков, образуя порочный круг психологического насилия. Зато им так родители говорили, значит, они были правы.

– Далеко еще? – брови Милы жалобно вскинуты, губы выпячены, будто вот-вот расплачется.

– Минут тридцать.

– О-о-о, – стонет сестра. Ее плечи сникают, она плетется, с трудом переставляя ноги. – Я пить хочу…

Тихон лезет в рюкзак и достает бутылку с водой:

– Вот.

Когда он откручивает крышку и протягивает Миле бутылку, выхватываю ее и с подозрением нюхаю. Пахнет как обычная вода.

– Вела плохая, – сердится сестра.

– Здесь точно обычная вода? – строго спрашиваю.

Тихон удивленно качает головой:

– Конечно, обычная.

Выливаю содержимое бутылки на траву.

– Вдруг ты туда какой-нибудь клофелин замешал? Извини, пробовать напитки из рук чужака явно плохая идея. К тому же тут везде промзона, и если с нами что-то случится, помощи ждать неоткуда.

Дядя ничего не говорит в свое оправдание. Странно, я ожидала, что он начнет яростно защищать свою честь.

– Понимаю твои опасения, – наконец произносит он.

Достаю из рюкзака бутылку с водой и протягиваю сестре. Она жадно выпивает половину.

– Мы купим воду на заправке, – предлагаю компромисс, – тогда мне будет спокойнее.