Читать книгу Однажды в старые добрые времена. Книга вторая - Ирина Лем - Страница 12

Радость в ее глазах потухла, как если бы она ожидала в гости веселого эльфа, а пришел злой тролль. Эдварда резануло – незваный гость. В собственном доме.

– Добрый вечер, мисс Джоан, можно войти? – спросил он и, не дожидаясь ответа, по-хозяйски прошел в спальню гувернантки. Огляделся. Празднично тут – свечи горят. Девушка только что пела, он слышал из коридора. И улыбалась – до того, как открыла дверь. От чего радость? Вероятно, она что-то веселое читала. Книжки не видно. Что-то веселое думала? Хотелось бы знать… – Хотел посмотреть, как вы устроились.

– Моя комната просторнее и комфортабельнее, чем в Даунхилле, спасибо, – ответила Джоан нейтральным голосом. Она все еще держалась за ручку двери, рассчитывая, что Эдвард исполнит формальность, поинтересуется про ее новое жилье и уйдет. Она тут же захлопнет дверь и запрет на ключ.

Он остановился посередине, взглянул сбоку на нее. Смотреть в пол стало ее дурной привычкой. Зачем он пришел? Портить себе настроение? Или ей?

Обоим. Но пусть. Она только что веселилась. Без него. Пусть теперь погрустит. С ним. Чтобы не забывала.

– Но там вам нравилось больше, судя по вашему тону.

Пререкаться с хозяином Джоан не имела ни сил, ни желаний. Сегодня был длинный день, она устала, как устает вечно странствующий пилигрим, не имеющий собственного дома. Ее приютили и накормили – спасибо новому прибежищу. Оно такое же временное, как и все предыдущие, где ей довелось долго или коротко жить. Она благодарна за еду и кров, остальное сегодня неважно, а завтра забудется.

Вечер – не время для споров. Когда тихо потрескивают свечи, не хочется войны.

Объявить перемирие? Джоан наполовину прикрыла дверь и подошла к Эдварду на расстояние, которое сочла безопасным. До сего момента он не сделал ничего такого, что могло быть расценено как попытка покушения на ее репутацию. Зачем она ему все время дерзит?

– Простите, сэр, – сказала Джоан с извиняющейся интонацией и взглядом, устремленным в его грудь. – Я не хотела сказать, что здесь плохо. Здесь все другое. Слишком другое. Я пока не знаю, что сказать. Устала за сегодня. Столько новых впечатлений в один день… – сказала и уставилась на разделявший их кусок ковра, будто страшно заинтересовалась его узором.

– Вы привыкнете, – холодно сказал Эдвард.

Он пытался поймать ее взгляд, но тщетно. Она неисправима. Но, черт возьми, тысячу раз права. Если он увидит ее морские глаза – сейчас, при свечах, он утонет. Потеряет ощущение реальности. Сойдет с ума. Она это знает. Ведьма. Нет, святая… Да нет же. Она живая, но не для него. Нет, именно для него. Но не сейчас… Уходить! Немедленно…

Невозможно. Хорошо, что она смотрит в пол, иначе увидела бы его замешательство, подняла бы на смех. Нет. Сделала бы вид, что не заметила. Она слишком хитра, с ней требуется осторожность. И холодность. Но невозможно оставаться холодным, когда внутри огонь…

– Завтра вы отдохнете и займетесь обычными делами. – Голос звучал глухо, Эдвард сам его не узнал. – Советую больше гулять. Общение с природой улучшает настроение. Надеюсь, вы полюбите Милтонхолл. Здесь несравнимо больше возможностей, чем в уединенном коттедже – для развлечений, игр, самообразования. Вы не находите?

– Да, сэр, – коротко ответила Джоан. Лучше не вступать в дискуссию с хозяином, чтобы не затягивать его присутствие. Пусть он объяснит, для чего явился, и уйдет.

Короткие ответы означают нежелание поддерживать беседу. Она резанула его во второй раз. Она раздражает его, как раздражает коня колючка, прицепившаяся под живот. От нее не избавиться, к ней не привыкнуть. Когда Эдвард сегодня вечером, совершенно трезвый – в отличие от Дермота, направлялся к Джоан, в глубине надеялся на нечто большее, чем официальный разговор хозяина с подчиненной. Кстати, Дермот отговаривал, предлагал не спешить. Но как не спешить, когда цель совсем рядом…

Зря Эдвард его не полушал. Спешка с Джоан работает наоборот – не приближает к ней, а удаляет. Неужели она никогда не расслабляется? Не забывает думать о репутации? Не оттаивает – хотя бы вечером от близости свечей… И молодого джентльмена, не скрывающего симпатий.

Нет, по всей видимости, его присутствие раздражает ее не меньше, чем его ее холодность.

Собираясь прийти, он ожидал увидеть в ее глазах, если не любовь – так далеко он не заходил даже в фантазиях, то хотя бы искру симпатии, интереса к нему, как к мужчине.

Оказалось – напрасно ожидал.

«Прощай, красавица моя,

Я пью твое здоровье.

Надоедать не стану я

Тебе своей любовью».

Но как уйти оттуда, куда привела мечта? Как усмирить желание, которое уже выпустило бутон и приготовилось расцвести? В природе обратный процесс невозможен. Нет, возможен, если бутон убить.

Эдвард сделал шаг к ее кровати, обхватил рукой столб, который поддерживал балдахин. Он хотел быть на его месте – чтобы защищать ее от ночных призраков. Он хотел быть ее одеялом – чтобы делиться с ней теплом. Он хотел быть ее подушкой – чтобы смотреть сны вместе…

Он сжал кулак и спрятал в него все желания. Не поворачиваясь, сказал:

– Завтра дворецкий Бенджамин и миссис Клинтон отправляются в Даунхилл за вещами – вашими и девочек…

– Я могла бы с ними поехать, – предложила Джоан. – Помочь с упаковкой и тому подобное.

– Вы забываете, что не можете покидать Милтонхолл.

– Но почему? – чуть не крикнула она.

Эдвард повернулся – резко, будто она его ударила. Она еще спрашивает – почему? Потому что строптивая. Потому что не догадывается. Потому что он не хочет терять ее из виду. Потому что хочет, чтобы она была здесь, а не там.

– Вы еще спрашиваете – почему?

– Не понимаю, зачем такие строгости! – сказала Джоан приглушенным голосом. Он дрожал и прерывался. Она говорила полушепотом, чтобы не выдать волнения и не сорваться на крик. Он испортил ей утро, она потратила целый день, чтобы забыть. Он испортил ей вечер, и придется потратить ночь. Он намерен все время ее мучить?

Впервые она подняла глаза на Эдварда – значит, тема была для нее важна.

«Ледышка дала трещину, – почти со злорадством подумал он. – Ограничение свободы тебя задевает? Именно в этом поблажек не жди. Буду с тобой так же строг, как ты со мной».

– Для вашей же безопасности, – расплывчато объяснил Эдвард. Он не доверял гувернантке, и вскоре убедился, что не зря. – Считаете, я слишком строг с вами – ограничиваю в передвижении, ставлю бессмысленные условия, заставляю подчиняться моим приказам?

– Да, – смело ответила Джоан.

На прямые вопросы следует так же прямо отвечать. Увиливания или недосказанность бесполезны, иначе завтра он придет опять, чтобы поговорить на ту же тему. Хозяин хочет от нее откровенности? Получит. Сейчас хороший момент – для претензий, которые она накопила, и условий, которые собиралась выставить.

– Вы пользуетесь тем, что я неопытна. Контракт на двадцать один год! В то время, как с миссис Аргус мы договаривались на год. Запрет выходить за пределы усадьбы. Хорошо. Согласна. Буду выполнять. Но уроки французского по вечерам – это слишком! Никак не могу согласиться…

– Но почему? Объясните внятно. За дополнительные занятия получите прибавку к жалованью. Или хотите больше привилений?

– Не хочу… Не могу… – проговорила Джоан и замолкла. Волнение не давало соображать. Она теребила пальцы, поправляла рукава, терла ладони. Ну почему он не понимает простых вещей – она боится оставаться с ним наедине, вечером, в его доме, для занятий, которые кажутся ей только предлогом. Как же сказать, но завуалировать, но чтобы ясно…

– К вечеру я устаю. Я люблю Кэти и Молли, занимаюсь с ними с удовольствием. Но вечерами позвольте мне заниматься собой. Посвящать время моим увлечениям. В Даунхилле я их немного забросила и хотела бы возобновить.

Это была не ложь и не правда. Это было совсем не то, что она чувствовала. Ей было неуютно в Милтонхолле, он ей не подходил. Слишком много всего – комнат, людей, волнений, запретов, страхов, условий. Спрятаться бы от них подальше, в норку, в Даунхилл, там было тихо и понятно, а здесь…

Здесь ей ничего не надо и ничего не хочется.

Эдвард не понял.

«Хочет иметь по вечерам свободное время? Только и всего? Забавно, что она волнуется по такому ничтожному поводу. Нет, она что-то задумала. Слишком нервничает. Быстрый взгляд в окно. Собралась выпрыгнуть? Знает ли, что третий этаж?».

– Ну хорошо. Готов выслушать ваше мнение. – «Выслушать и не принимать во внимание». – Что же вы предлагаете?

Эдвард нарочно смягчил тон. Мягкость голоса избавляет собеседника от напряжения и дает надежду, что требования или пожелания его будут учтены. Твердый тон – как твердая стена, предложения другой стороны от нее отскакивают, переговоры заходят в тупик. В дипломатических беседах рекомендована вкрадчивость. Она обманет Джоан. Ну, что ж. Девочка вздумала играть по-взрослому, пусть будет готова проиграть.

Его мягкая интонация придала Джоан уверенности. Она перестала теребить оборку на конце рукава. Она забыла страх, возмущение, обиду, которые только что вывели ее из равновесия, и возлелеяла сумасшедшую надежду. Она обратила на Эдварда умоляющие глаза и высказала просьбу, которую подспудно вынашивала целый день. Исполнение стало бы ее спасением:

– Позвольте мне навсегда уйти отсюда. Сегодня. Сейчас. Я исчезну, и вы меня больше никогда не увидите. Не надо мне ни удобных апартаментов, ни повышенного жалованья. Мне свобода дороже. И покой.

Такого Эдвард не ожидал.

И не воспринял всерьез. Да он ее и не слушал совсем. Когда она стоит рядом и смотрит прямо – ничего в мире неважно. Кроме ее глаз. В которых буря и пламя. Буря закружит, увлечет в бездну. Пламя опалит, погубит или… даст надежду. Джоан открыла свой секрет: она – не ледышка, а только хочет казаться ею. Она – огонь, который полыхает за маской холодности. Его невозможно скрыть, как невозможно удержать в руках. Он все равно вырвется на волю и выдаст ее.

«Боже, какая она сейчас красавица – щеки разрумянились, глаза горят, губы подрагивают. Внутри ее кипят страсти. Честно сказать, не ожидал. Пламенные натуры мне нравятся».

От пламени, которое рядом, невозможно не воспламениться, достаточно одной искры. Не слова ее, но жар, с которым она их произнесла, проник в Эдварда. Во рту пересохло, хотелось пить, но не воду, а девушку. Ее губы утолили бы его жажду, ее тело утолило бы его страсть.

Она раскрыла свой секрет, но не стоило этого делать именно сейчас. Против ее красоты нет защиты. Перед ее огнем не устоял бы и камень. Эдвард не камень, он человек. Мужчина. Или она забыла? Кто рассыпает искры, пусть не жалуется на пожар.

В пожаре сгорают приличные манеры, хорошее воспитание, забота о репутации. Эдвард почти не владел собой. Он раздевал вглядом девушку и бесстыдно ею любовался.

«Как она сложена – с ума сойти! Нарочно зажгла свечи, чтобы заметны были ее прелестные формы? Угораздило же меня заполучить в гувернантки Венеру Милосскую. О чем она меня просит? Отпустить ее? Невозможно. Только сумасшедший выпустит из рук богиню по доброй воле…

А не сумасшедший ли я – желая оставить ее здесь?

Ее пребывание в Милтонхолле станет испытанием для нас обоих. Знать, что она рядом, видеть и не сметь прикоснуться – станет для меня каждодневной пыткой. И ей не видать покоя, которого она так жаждет. Придется ей жить в напряжении и каждую минуту быть готовой дать отпор. Если хоть на мгновение проявит слабость, прощай, репутация!

Может, действительно, не мучить ни себя, ни ее? Отправить девушку с глаз долой, обратно в Даунхилл? И забыть навечно. Да. Переменю обстановку. Перееду в Лондон, заведу любовницу. Женюсь, в конце концов… Нет. От себя не убежать. От нее тоже. Разве смогу забыть эти лучистые глаза? Шелковистые волосы? Взволновано вздымающуюся грудь? Сочащиеся медом губы?

К ним хочется прильнуть…

А что мне, собственно, мешает? Нас никто не видит. Ее репутация не пострадает, если я воспользуюсь моментом. Она близка – протянуть руку, сорвать эти серые тряпки и насладиться юным телом. До конца. До утра. Или до вечера. Не выпускать ее из рук, пить ее сок, до одури, до смерти…»

Сознание затуманилось. Эдвард будто находился в бреду, или во хмелю, не выпив ни капли алкоголя. Не мигая, глядел он на Джоан. Качнулся в ее сторону. Сделал шаг.

Его странный, остекленевший взгляд насторожил ее, его приближение напугало. Она отступила и выставила руки вперед, как бы защищаясь.

Он не остановился…

– Граф Торнтон! – крикнула Джоан.

Его имя резко прозвучало в тишине комнаты. Эдвард сморгнул, остановился. Его будто окатили ледяной водой, он протрезвел, хотя и не был пьян. Он освободился от колдовского огня, которым она его опалила. Отвернуться, остыть. Он прикрыл глаза рукой, отошел к окну. Отодвинул штору, посмотрел наружу. Что он ожидал увидеть – костер инквизиции, на котором сжигали его смущенную душу, забывшую предписания? Увидел в стекле собственный черный силуэт. Она выжгла его изнутри. Она помутила его рассудок. Справится ли он с собой в следующий раз? Справится ли он с ней когда-нибудь?

Если не справится, убьет.

Эдвард вдруг понял, что назад пути нет. Эта женщина или сведет его с ума или станет его женой. Не сейчас, так позже. Не добром, так обманом. А если Джоан за него не выйдет, не выйдет ни за кого. Об этом он позаботится, вплоть до…

Эдвард полностью пришел в себя. Задернул штору, отвернулся от окна.

– Послушайте, мисс Джоан. – От его голоса веяло таким холодом, что ближайшая свеча, висевшая на стене, погасла. – Забудьте о том, что вы сейчас сказали и не тешьте себя бесплодными надеждами. Я не собираюсь идти на поводу у ваших капризов или потакать необдуманным желаниям. Не понимаю, чего вам не хватает? Получили гарантированную работу, хорошее жилье, двойное жалованье. Не будьте неблагодарной. Научитесь подчиняться людям, от которых зависите. Разве я прошу слишком много?

Джоан стало неловко. Если здраво рассудить, у нее нет причин жаловаться. Но настроение протестовать не покидает в одну секунду, почему бы не попытаться выторговать хотя бы одну поблажку?

– Хорошо. Согласна. Простите. Готова выполнить все ваши условия. Только разрешите нам с девочками вернуться обратно в Даунхилл. Мне там спокойнее…

– А мне спокойнее, когда вы здесь! И хватит об этом. Прекратите хвататься за соломинку. Вам меня не переупрямить. Я здесь хозяин. И вы будете делать то, что я говорю. Иначе получите наказание. Не хочу пугать, но предупреждаю. У меня имеются средства превращать строптивых работников в послушных. Когда ляжете спать, подумайте об этом.

Джоан не ответила. В школе для гувернанток наказывали розгами, а злостных нарушителей сажали в карцер. Здесь наверняка имеется нечто подобное, подвал, например. Однажды она испытала его «прелести» на себе. И не хочет испытать еще раз. Джоан опустила голову, приложила ледяные ладони к горящим щекам и отвернулась.

Давно бы так. Эдвард выиграл первый раунд, но какой ценой! Приручить эту девушку будет сложнее, чем арабского скакуна.

– Так-то лучше, – сказал он чуть смягчившимся тоном. – Вместо того, чтобы расстраиваться из-за пустяков, лучше вспомните о преимуществах вашего положения. Настроение улучшится само собой. Еще раз напоминаю: научитесь подчиняться, мисс Джоан. Проявлять лояльность удобнее, чем постоянно находиться в оппозиции.

– Простите, сэр. Я все поняла. В мои намерения не входило вам противоречить. Понимаю, что зашла слишком далеко. Просто разволновалась. Переезд, новая обстановка, новые люди и прочее.

– Вы получите время привыкнуть – ко мне и ко всему остальному, – пообещал Эдвард. – В качестве жеста доброй воли частично удовлетворю вашу просьбу – насчет уроков французского. Займемся ими позже. Скажем, через месяц. И не смотрите на дела слишком пессимистично. Все образуется, обещаю вам.

Джоан молчала. Она стояла, потупив взор, опустив плечи. Ему было ее жалко. Он бы забыл ее сопротивление и напускную холодность, он с удовольствием привлек бы ее к себе – чтобы утешить.

Но. Не нуждается в утешении неприступная скала, даже когда плачет водопадом.

Он постоял, вроде – что-то обдумывал или ожидал чего-то от нее. Молчание повисло. На сегодня они сказали друг другу все. Значит, пора прощаться.

– У вас есть рекомендации для дворецкого по перевозке вещей? – задал он последний вопрос.

Джоан подняла голову. В глазах – уставшие волны.

– Да. Я хотела бы с ним поговорить до того, как он уедет.

– Хорошо. Я его предупрежу. Доброй ночи, мисс Джоан.

– Доброй ночи, сэр.