Читать книгу Однажды в старые добрые времена. Книга вторая - Ирина Лем - Страница 5

– Твоя ль вина, что милый образ твой

Не позволяет мне сомкнуть ресницы

И, стоя у меня над головой,

Тяжелым векам не дает закрыться, – с театральным выражением проговорил Дермот и протянул руку к двери, за которой только что скрылась гувернантка. Он тут же вышел из образа влюбленного поэта и повернулся к Эдварду. – Что это с ней? Убежала и «до свиданья» не сказала. Спешила так, что чуть с ног меня не сбила. Не знаешь – куда?

Эдвард молчал и покачивал ногой.

– Вообще я разочарован, – продолжал Дермот. – Ожидал слез, истерик, угроз убить себя или тебя. Ну, может быть, меня впридачу. А она выслушала приговор с железным спокойствием. Правда, вставала она немножко нервно, стол с раритетами чуть не опрокинула… – Он сделал паузу, ожидая ответной реплики. Через минуту не дождался и вопросил: – Ты что – записался в клуб молчальников?

– Не слишком ли мы на нее надавили? – вопросил Эдвард. —Будет переживать, впадет в тоску. А ей детей воспитывать…

– Не заблуждайся насчет женской психологии. Как доктор говорю – женщины обладают гибкой психической системой и потрясающей приспособляемостью к обстоятельствам. Более того. За свою долгую практику я пришел к одному парадоксальному выводу.

– Какому же?

– Они умнее мужчин.

– Почему это?

– В частности потому, что не кончают жизнь самоубийством из-за несчастной любви. У мужчин я видел немало подобных случаев, у женщин ни одного. Надеюсь, у тебя не зародились суицидальные мысли?

– С какой стати?

– Хорошо. Продолжу. Вдобавок, они отличные актрисы. Джоан, конечно же, не понравилось то, что она услышала. Но виду не подала. Она не посмела высказать недовольство словами, но выразила его поведением. Это ответ на мой вопрос, поставленный выше, который звучал – что это с ней?

– Глупость получилась. Не надо было так сразу… Надо было подождать пару дней, чтобы привыкла…

– Она привыкнет, и быстрее, чем ты думаешь. Уже завтра она забудет, что ты ей говорил…

– И встретит меня таким же равнодушным взглядом, как раньше.

– Очень возможно. Но теперь ты в выгодной позиции. Будешь каждый день попадаться ей на глаза, и она привыкнет, что ты часть ее существования. Она будет улыбаться тебе, как улыбается утреннему солнышку. Или садовому цветку…

– Сомневаюсь.

– Не стоит настраиваться пессимистично.

– А как? Романтично?

– Нет. Реалистично. Можно добавить немного пошлости, но в пределах. Бери пример с меня. Я циник. Полнейший. Я не только говорю циничные вещи, но и делаю их. – Дермот подошел к бюсту древнего римлянина и похлопал его по голове с таким видом, будто если бы бюст был человеком, он бы не постеснялся сделать то же самое.

– Цинизм и мне не чужд. Но что ты предлагаешь? – Эдвард нетерпеливо дернул ногой.

– Предлагаю послушать одну историю. Из моей практики. Пришла однажды дама с жалобами на здоровье. Говорит: руки-ноги ломит, грудь стеснена, в животе томление. Выглядела она действительно убого – кожа бледная, взгляд неуверенный, пальцы нервно перебирают ридикюль. Я ее осмотрел, ничего не обнаружил. Значит, недомогание было не физического свойства. Поговорил. Оказалось, дама – вдова полковника, после его смерти еще года не прошло, а она уже чуть ли не вслед за ним собралась. Знаешь, что я ей посоветовал, чтобы ожить? Найти любовника. Лучше гренадера. Она говорит – у меня еще траур. Я ей – а вы его не снимайте, когда будете заниматься любовью. Ха-ха-ха! Хорошо сказал, а?

– Ты мне тоже советуешь найти гренадера?

– Нет, его жену. Секс – проверенное средство от хандры и других болезней настроения. Я потом ту вдову на балу встретил. Она плясала без устали с каким-то офицером. Раскраснелась, груди увеличились в два раза с тех пор, как я их видел – они чуть не выпрыгивали из декольте. Она даже со мной пыталась флиртовать.

– Спасибо за совет, но я еще не в таком отчаянии, как твоя вдова.

Эдвард подошел к столику с раритетами. Под стеклом лежали молитвенник короля Якова, первое печатное издание Шекспира. Считается, что они бесценны. Но только для тех, кто знает их уникальность. В чем она? В неповторимости. В том, что они связаны с великими людьми прошлого. Почему мы ценим прошлое больше настоящего? Эдвард без сожаления отдал бы все эти раритеты за одну улыбку Джоан. Он поправил столик и отошел. Все относительно. И бесценность тоже.

– А ты шутник, Эдди, – сказал Дермот. – Здорово придумал – с твоим великолепным французским брать уроки у гувернантки. Как думаешь, быстро она тебя раскусит?

– Надеюсь, что нет. Буду изображать полного невежду в этом вопросе.

– Смотри, не перестарайся. – Дермот продолжал посмеиваться. Ему стало жарко. Он снял пиджак и собрался положить его на кресло, в котором недавно сидела Джоан. Передумал, бросил на диван. – По-моему, мы хорошо ее напугали. Ничего, пусть привыкает подчиняться. С этой эмансипацией одни хлопоты. Она хороша для богатых дам, но не для нищих гувернанток. Пусть забудет это слово, свобода и женщина – понятия несовместимые. Вернее – противоположные. Как врач говорю: у них мозги по-другому устроены, чем у нас…

– Что-то мне подсказывает, что мозги у Джоан устроены так, как надо. И что родилась она не в бедной семье. Нищета приучает человека к покорности, а у Джоан в характере заложено сопротивление. Но ты прав. Женщинам нельзя предоставлять слишком много свободы. Они понимают ее как вседозволенность и сразу бросаются в разврат. Потому свободу Джоан я ограничу территорией усадьбы и каждый раз буду напоминать – кто хозяин положения. Когда-нибудь она поймет и смирится.

– Правильно, – одобрил Дермот. – Главное – не спеши. Возьми на вооружение тактику умнейших людей прошлого – римлян. – Он опять похлопал бюст по голове. – Они завоевали Англию за один день, а Уэлс завоевывали не одно десятилетие. Потому что тамошние князья отчаянно сопротивлялись. Но, в конце концов, сдались. Римляне победили их не численностью, но хитростью – они женились на их дочерях, дарили подарки, льстили, обманывали и прочее. В военном деле важно не число, а умение. Это не моя цитата, но как бывший офицер подтверждаю ее верность.

– Подскажи что-нибудь. Не по-военному грубое, а поизящнее.

– Подскажу. Именно в том ключе, который тебе требуется. Обращайся с девушкой осторожно, будто она соткана из паутинок. Окружи вниманием. Женщины быстро привыкают к хорошему. Джоан почувствует твою ненавязчивую заботу, проникнется доверием и перестанет противоречить. Очень возможно, влюбится. Во всяком случае, я бы на ее месте так и поступил. Ты молод, не женат, выглядишь как принц из романа. Девушки с малых лет мечтают о таких. Воспользуйся. Улови момент, когда она размякнет, и сделай предложение, от которого она не сможет отказаться. – Дермот сделал паузу, хитро взглянул на друга. – Я не имею ввиду женитьбу.

– А что? Мою постель?

В голосе Эдварда звучала ирония, в истоках которой Дермот не разобрался.

– Не понимаю. Чего же ты от нее хочешь?

– Да я сам не понимаю… Послушай-ка и ты одну историю. Я знал человека, богатого и уважаемого в обществе. Он был похотлив не в меру и в своих владениях вел себя, как турецкий султан в гареме. Ни одной молодой женщины не пропускал, овладевал и бросал. Одна девушка ему так понравилась, что он взял ее в дом. Когда она забеременела, он отправил ее в дальнюю деревню. Когда она родила, отправил ее с ребенком в работный дом. Там ей пришили желтую полосу, как женщине непристойного поведения, и отправили выгребать ямы. С ребенком ее разлучили, он вскоре умер.

– Да, я знаю. Работные дома – это кошмар. Но к чему ты рассказал?

– Ты думаешь – я хочу сделать Джоан любовницей, потом бросить на произвол судьбы. А если она забеременеет? Куда пойдет? Я не хочу, чтобы ей когда-нибудь нашили желтую метку и отправили чистить выгребные ямы. И не хочу, чтобы мой ребенок умер в нищете и одиночестве. Дети – это ангелы на земле, я понял это, когда заимел племянниц. Они потрясающие. Они любят меня ни за что. Ты встречал человека, который полюбил бы тебя ни за что? Просто потому, что ты существуешь?

– Нет, конечно. Но детская – это другая любовь.

– Это самая настоящая любовь – высокая, бескорыстная. Святая. Раньше я не задумывался. Теперь знаю. Хочу в будущем иметь детей, своих, законных. С ними никогда не будешь одинок. Они не бросят до самой смерти. Они все простят. Согреют в болезни своим теплом. Развеселят, заставять погрустить. Ради них мы живем. Ты старше меня, никогда не подумывал…

– Нет! Не желал их иметь и не пожелаю. Хватает племянников, которые когда приезжают, переворачивают дом вверх дном. А если тебе так дорога судьба гувернантки, женись на ней. Чего я не советую.

– Я и не хочу.

– Слушай, ты меня запутал. И думаю, сам запутался. Давай-ка переменим тему. Но сначала выпьем. Понимаю, рановато для алкоголя, мы еще не ужинали, но я что-то разволновался от всего происходящего. А больше от того, что мало чего в нем понимаю.

– Я и сам понимаю не больше твоего. Ну, потом разберемся. Чего хочешь выпить?

– Чего-нибудь легкого. Игристое есть?

– Конечно. Настоящее. Из Шампани.

– Товары из Франции запрещены. Как тебе удалось заполучить?

– Контрабанда. Они привозят товары не на судах через Дувр, а на лодках через Корнуолл.

Эдвард позвонил в колокольчик, велел дворецкому принести вина. Когда бутылки прибыли, он открыл одну с громким выстрелом.

– Когда-то во французских монастырях так взрывались бочки с игристым вином, – сказал Эдвард, разливая вино по рюмкам. – До тех пор, пока один умный монах не придумал хранить его в особо крепких бутылках. Они, кстати, назывались «английскими». Потому что стекло, из которого производились, изобрел британский адмирал. Запамятовал его имя.

– Имя адмирала – Мэнсел, а монаха – Дом Периньон. Так вот переплетаются судьбы двух стран в областях, где совсем не ожидаешь. Я обожаю творение месье Периньона. Шампанское надо пить большими глотками…

– Кто-то мне недавно говорил – сразу до дна.

– Говорил незнающий человек. Я специально изучал вопрос.

– За что выпьем?

– За твой успех! Вернее – за наш успех. Потому что, во всем, что бы ты ни предпринял, буду тебе помогать. Чем дело кончится, узнаем потом. Мне нравится сам процесс укрощения строптивой гувернантки.

Выпили – Дермот полбокала, Эдвард одну треть. Дермот прикрыл глаза, чтобы прочувствовать путешествие вина по организму. Эдвард поднес рюмку к глазам, посмотрел на бегавшие внутри шарики газа.

– Все думаю: не слишком ли мы жестко разговаривали с Джоан? Она ведь не вполне еще взрослая. Девушки в ее возрасте ранимые. Вдруг обидится, возненавидит меня. Это нежелательно…

В открытое окно влетел громкий девичий смех. Дермот открыл глаза и посмотрел с недоумением – кто посмел столь грубо вторгнуться в его сладкие грезы? Эдвард оторвал взгляд от рюмки. Оба поспешили к окну.

Глазам предстала следующая картина. Джоан, Кэти и Молли играли в кольца – кидали друг другу и пытались палочками поймать. Одновременно перебегали с места на место, потому что останавливаться правилами запрещено. Игра требовала ловкости и координации движений, которыми все трое не особенно отличались: кольца падали, девочки падали – веселье носилось по поляне.

С вытянутой вперед рукой Молли побежала за кольцом, запуталась в платье и растянулась, смешно взмахнув ногами. Кэти захохотала. Джоан бросилась на помощь, сама запуталась, упала на колени. Молли встала и засмеялась на неловкую воспитательницу. Кэти глядела на них и захлебывалась от хохота. Еле стоя на ногах, она стала передразнивать сестру и тоже упала. Тут не выдержала Джоан. Ее звонкий смех разнесся далеко за пределы лужайки и без спроса проник в дом.

– К тебе цирк приехал, – сказал Дермот.

– С лучшими артистками, которых я когда-либо видел.

– Не верю глазам своим. Девушка, которая только что узнала, что попала к тебе в пожизненное рабство, умирает от хохота, будто ничего не произошло.

– Потрясающее легкомыслие! – с непритворным возмущением сказал Эдвард. – Не ожидал, что Джоан – столь поверхностная особа.

– А ты переживал, не слишком ли мы на нее надавили! —Дермот не выдержал и хохотнул. Затем сделал преувеличенно серьезное лицо. – Друг Эдди, прими мои искренние сочувствия.

– В честь чего?

– Легкая победа над ней тебя не ожидает.

– Сам знаю, – рявкнул Эдвард. Зрелище веселящейся Джоан испортило ему настроение, но отвернуться не было сил. – Знаю, что расслабляться рано. Она слишком хитра. И ты прав, хорошая актриса. Как-то подозрительно беззаботно она хохочет… Что она задумала? На всякий случай прикажу Бенджамину первое время за ней присматривать.

Мужчины не сводили глаз с гувернантки, которая, ни о чем не подозревая, носилась наперегонки с воспитанницами. Лицо Дермота вдруг приобрело не свойственное ему строгое выражение, которые бывает у судей, приниявших решение насчет чужой судьбы. Он допил шампанское и, не глядя на друга, сказал:

– Вот что, Эдди. Обещал тебе помогать и сдержу слово. Но если ты не женишься на Джоан, это сделаю я.

Эдвард едва не поперхнулся вином, которое потягявал из рюмки, поглядывая поверх нее в окно. Он отвлекся от зрелища на улице и посмотрел на друга с удивлением, как если бы увидел, что у мраморного бюста на голове выросли волосы.

– Я думал, у тебя другие пристрастия.

– У меня широкий диапазон. Не все так категорично и нет жестких правил. Я натура артистичная. Ищущая. Пробующая. Ценю прекрасное, наслаждаюсь им. Эта девушка – на редкость удачное произведение природы. Только взгляни: какая грация, изящество. Какие совершенные формы. Невозможно не залюбоваться. И потом. Мне вдруг пришло в голову. В сексе главное – научить партнера делать то, что тебе приятно. У женщин гораздо больше возможностей доставлять нам удовольствие…

– Мне не хотелось бы видеть в тебе конкурента, – перебил Эдвард.

– Успокойся, я пошутил, – сказал Дермот без тени улыбки.