Читать книгу Техническая ошибка. Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма - Александр Степаненко - Страница 8

*****

И Щеглов оказался в Топливной компании: этой корпорации, собранной из кусков, достаточно тухлых и безнадежных для того, чтобы не стать никому интересными даже во времена бесплатной раздачи богатств империи собутыльникам, проходимцам и случайным прохожим, но, в то же время, и достаточно внушительных для того, чтобы содержать за счет них в бывшей имперской столице лишнюю тысячу ртов, сидящих в кондиционированных, светлых кабинетах, не имеющих ни малейшего представления ни о цвете, ни о запахе того, чем успешно преумножалось их личное благосостояние.

Его первый шок от столкновения с крупной иерархией, с бюрократическим монстром, где никто ни за что старается не отвечать, где главным принципом существования и выживания является не работа, и уж тем более не результат работы, а, наоборот, – ее избегание, а с ней и ответственности за нее и за ее результат (а точнее – за его отсутствие), этот первый шок – больно ударил, но быстро прошел. И Антону стало даже отчасти комфортно находиться в системе, где за тебя думают, за тебя решают, за тебя – проживают твою жизнь. Избежавший армии, здесь – он ощущал себя солдатом и офицером, ощущал – самураем корпорации. Щеглову нравилось получать указания непосредственно от первого лица, лихо и умело выполнять их, тем самым приобщаясь, как он себя убеждал, к службе высшим интересам; его самолюбию льстила «причастность» и «допущенность»; нравились ему «особые поручения», подкупали номенклатурные атрибуты, уважение и даже почет, с упоением воспроизводимые теперь по отношению к нему более мелкими, соразмерными и даже в иных случаях крупными винтиками системы.

Кроме того, Щеглову очень нравился новый его руководитель. Это первое лицо, а именно: президент Топливной компании Анатолий Петрович Ковыляев, было – молодым, энергичным, казалось – уверенным в себе, знающим свое дело человеком; и даже облик его как будто заряжал окружающих этой энергией: был Ковыляев невысок, широкоплеч, сбит и крепок, подтянут и собран, даже и напряжен, и словно вонзались всегда в собеседника его зеленые глаза, но и – задорно, по-мальчишески, сбивались на лоб густые русые волосы; и больше всего похож он был на стремительный, неотвратимый, неумолимо бьющий точно в цель бочкообразный артиллерийский снаряд. И Антон верил ему и в него, верил, что из тех, кто за все платит, этот – первый или один из первых, лучший или один из лучших, верил, что он – знает, знает то, чего сам Щеглов, по ничтожности своей, не знает и знать не может, верил в то, что служить ему – честь и удача. Заходить в кабинет к такому человеку, стремительно получать от него задания, столь же стремительно, подражая ему, нестись выполнять их – что более того могло воодушевлять молодого самурая? А те многочисленные проблемы, которые встретил и с самого начала видел – и не мог заставить себя не видеть – Щеглов в Топливной компании, в управлении ею, в принимаемых решениях, повсеместно: бессистемность, бардак, дилетантство, он списывал на то, что Ковыляев управляет компанией не так давно, и все еще наладится, а он сам должен лишь – своим трудом, своим талантом, своими профессиональными навыками – этому способствовать. И помогать, помогать – своему президенту. Отсутствие осмысленности исполняемых указаний подменял он ценностью самой службы, самурайской преданностью руководителю, воплощающему, олицетворяющему высшие интересы.

Но и это все быстро кончилось. Некуда стало скрыться от осознания того, что радужные перспективы, о которых щедро рассуждает тот, кто за все платит, – блеф, что сам он – отнюдь не самурай, что все цели – ложные, что энергия его – холостая, а движения вперед – нет и не будет.

Щеглов не перестал быть верен начальнику, но искра, загоревшаяся было в нем, вновь потухла. Пытаясь сохранить хоть какую-то содержательность повседневности, он трансформировал понимание долга из категории духовной в утилитарную, прагматическую. Платят деньги, платят хорошо, значит, долг – выполнять свою работу: выполнять, что называется, в пределах должностных инструкций и поручений руководства. Выполнять хорошо, чтобы не было стыдно.

И – выполнял. Выполнял – самую разную. Выполнял повседневную, текущую: десятки, сотни текстов – пресс-релизов, писем, поздравлений, соболезнований, выступлений, презентаций, статей, заметок, записок… Выполнял вынужденную: совещания, заседания, встречи, переговоры, бесконечные телефонные разговоры. Выполнял серьезную, кадровую: структуры, штатные расписания, уговоры начальства, поиск людей, собеседования, разносы, обучения, увольнения… Выполнял грязную: и потоки помоев, рожденные в кабинете Щеглова, лились на сильных и слабых, известных и неизвестных, честных и воров – на всех тех, кто своими действиями, или своим бездействием, или же только присутствием своим на этом свете мешал Анатолию Петровичу Ковыляеву прокладывать себе дорогу. Он издавал книги с незатейливым пропагандистским содержанием, снимал такие же бравурные фильмы, рисовал цветастые буклеты с фотографиями своего руководителя в различных героических позах, придумывал «бренды» и «слоганы», ругался с коллегами и чиновниками, начальством и подчиненными, убеждал, уговаривал, угрожал, умолял; и делал еще много всего – хорошего и плохого, – того, что и положено было делать человеку, отвечающему в крупной корпорации за ту неопределенную, бесформенную, неизвестно где начинающуюся и где заканчивающуюся область, именуемую «связями с общественностью».