Читать книгу Авенир - Александр Викторович Пироженко - Страница 11

Практически, Лес располагался на землях Карвина Первого, поскольку находился по ту сторону горного хребта, а последний, следуя Великому Нарбскому Договору, составленному далекими предками нынешних правителей, как раз и являлся основной граничной полосой меж двух частей государства. Но фактически, за долголетнее существование Нарба граница сместилась – ею стал сам Лес; Бер и Карвин не заключили нового договора и не исправили старый, прикасаться к которому было бы равносильно кощунству, но никаких обсуждений этот вопрос и не требовал: хотя бы потому, что горы в этих местах не только не приносили Нарбу дохода, но предоставляли приют многочисленным разбойникам. Что могло иметь для братьев-соправителей интерес, так это большая долина, отделяющая Лес от горного хребта – она также принадлежала Карвину, но находилась по ту сторону Леса: иными словами, перешла во владения Бера.

На эту долину полагался в своих расчетах Азазар. Незаселенная дикая местность, замкнутая между гор и непроходимым лесом, являлась удобной территорией для военных действий. Низшие, превышающие людей силой, потеряют большинство преимуществ на открытом пространстве. И первой задачей было выманить их из Леса.

Войско затратило на переход пять дней, и, к неудовольствию Азазара, все его окружение считало, что это довольно быстро для двух тысяч человек. В длинную нескончаемую цепочку его войско растянулось на узкой горной дороге, по правую сторону каменного Клыка. Как и ожидал Азазар, таинственный хозяин горы (словно бы голой в окружении меньших, но укрытых густым лесом сестер) – обнаружил себя при таком количестве людей: небольшой камнепад насмерть прибил нескольких воинов, – но этим все и завершилось. Кем было существо, жившее внутри горы, аэрд не предполагал, только чувствовал его необыкновенную мощь, с которой благоразумно было бы в открытую не сталкиваться. И судя по тому, что он знал, два человека – вполне приемлемая плата за проход. Но в войске настроение сразу упало, все говорили о плохом предзнаменовании.

На выходе, перед вступлением в долину, между двух гор располагалась старая заброшенная крепость. Поразмыслив и придя к выводу, что много он от этого не потеряет, Азазар оставил там двадцать пять человек и приказал сменяться каждую неделю – военный лагерь раскинули поблизости, в трех километрах, у подножия стекающих к долине гор, – и подальше от враждебного Клыка.

Ознакомившись с планами аэрда, Бер отправил с ним своего приближенного, человека по имени Зараг. Зараг восемь лет назад возглавлял завоевательный поход на запад, где успешно захватил торговый город. Он просил Бера о милости, чтобы правитель назначил его наместником города, но правитель решил, что будет полезней держать его возле трона. Ни в какое сравнение с Тандиром он не шел, да и в общем был его полной противоположностью – худой, долговязый и жилистый, в сражениях расчетливый, предпочитающий выжидать и никогда не рисковавший людьми, в отличие от Тандира. Но он как никто другой подходил Азазару для того, чтобы начать войну. Оставив походы и надежды когда-нибудь стать наместником, Зараг основал воинскую школу, в которой преподавал собственные методы ведения боя. В школу попадали только избранные, даже в замке Бера мало кто о ней знал. Человек, ставший учеником Зарага, не мог добровольно покинуть школу – всех бежавших ожидала смерть, причем не по воле самого Зарага, но по указу Бера, который мгновенно нашел применение его ученикам. Теперь же старый правитель Нарба, уяснив намерения Азазара, предоставил людям Зарага достойную их способностей работу и тем самым выручил аэрда, у которого имелись сложности именно в начинаниях.

Впрочем, как раз Бер Третий знал от Азазара лишь о внешней стороне дела; о своих настоящих целях аэрд говорил только Авениру. Но седая борода Бера была длинна, и он никогда не сомневался в наличии внутренней подоплеки всего предприятия. Да только он был уверен, что Азазар в любом случае удовлетворит интересы Нарба – очистит Лес от низших и разбойников.

Приступать к военным действиям в первые же дни было невозможно, и здесь торопящемуся Азазару сетовать было не на кого, поскольку Зараг вполне резонно разъяснил, что, пока его люди не ознакомятся с местностью, почти наверняка не смогут выполнить намерений его величества. Аэрд сам водил их несколько суток по Лесу и, в общем, остался ими доволен.

Поздним вечером, за несколько часов перед началом, Азазар стоял возле своего шатра, обозревая долину, и слушал Зарага. Бесчисленные ручьи стекали с гор и, извилисто пересекая долину, скрывались в лесу; весна сюда пришла раньше, наполнила этот клочок земли высокой зеленой травой и первыми цветами, – и тем более аэрду не нравилось, что долина до сих пор оставалась незаселенной. Когда-то давно здесь был поселок, но люди не прожили долго в этих местах; в Эре думали, что все по вине низших.

– Простите, ваше величество, – услышал он Зарага. – Повторим в последний раз. Поправьте, если ошибусь.

– Повтори, – согласился Азазар.

Конечно, Зараг не сравнится с Тандиром – Тандир брался за дело сразу и не нуждался в дополнительных разъяснениях, все покрывала его энергия, он брал препятствия напором.

– Только не затягивай, – добавил Азазар. Ему надоело постоянное повторение одного и того же.

– Как пожелаете, ваше величество. Мы делимся на три группы, в каждой десять человек. Двенадцать племен, следовательно, четыре вождя на каждую группу…

Зараг неожиданно прервался и прикрыл рот ладонью.

Азазару не нравился этот человек, и он особенно не утруждал себя размышлениями, почему так. Он даже подумывал отказаться от него, но ученики Зарага были неотделимы от самого Зарага.

– Ты возглавлял не один поход и принес Нарбу не одну победу, – произнес аэрд. – Я не хочу, чтобы ты сомневался.

– Ночь коротка, ваше величество.

– Мы должны успеть.

– Да, ваше величество.

– Готовь людей. Все должно начаться сегодня.

Аэрд, оставшись в одиночестве, думал о том, что теперь все ночи будут длинными.

Было очень холодно. Это самое яркое ощущение – морозный ветер и продирающий холод. Тусклым, но более странным ощущением было то, что лежит он в снегу, и хотя был вполне убежден, что в эту пору года снега быть не может, с каждой секундой все более уверялся, что лежит в снегу. Мелькнула и сразу же пропала мысль, что надо бы ему скорей подняться, ведь его заметет… Нет, подняться сейчас не было сил. На жалко и робко раздавшиеся в голове вопросы, кто он и где находится, внутри ничего не отозвалось.

Откуда снег в этих краях? – В каких краях?

Потом снег и ветер как будто исчезли, догоравшее сознание мягко опускалось в пропасть. В темноте было тепло и приятно, время изгибалось и перетекало из одного состояния в другое, то ускоряясь, то совсем замирая. И он бы долго следил за этими превращениями, но уже открывались покрытые инеем веки, и вновь появились снег и холод. Разглядеть что-либо было трудно, но показалось, что его протянутая вперед рука свисает над обрывом. Но он был на тот момент еще слишком глубоко в себе, чтобы все это могло тревожить – и снова закрывались глаза, снова обволакивала теплая темнота. В один из таких прорывов на поверхность сознания ему показалось, что это вовсе не рука, а большая лапа – то ли собачья, то ли волчья, то ли…

Полное пробуждение наступило, когда он внезапно отчетливо ощутил свое тело. Левая сторона почти полностью задубела – от стопы до пальцев повисшей в воздухе руки. Кости ломило так, словно они были отдельны от всего тела: в бреду ему вдруг показалось, что от него остался один только скелет. Он проснулся, вынесенный из беспамятства мягкой волной тьмы, уже потеряв способность свободно погружаться в себя.

Но и до сих пор не понимая, кто он и где находится, он не мог не удивиться всему, что увидел. Вокруг в ночном сумраке действительно лежали снежные сугробы, но, хоть он достаточно ясно помнил ощущение слипшихся под инеем век, сейчас на нем самом не было ни единой снежинки, более того, от тела исходил легкий жар, а холод, сковавший левый бок, шел от ледяной каменной поверхности. Второе, что поразило – он был голым. Сообразив, что в таких обстоятельствах давно уже должен был умереть, он попробовал подняться. С третьей попытки ему лишь удалось сесть – все тело ломило, словно при лихорадке. В сугробе, где он лежал, образовалась проталина, снеговые стены берегли его от ветра. Третье, он находился на большой высоте, судя по всему, на горе, и память все так же отказывала ему в знании, каким образом он сюда попал.

Гигантский волк сидел недалеко от него на круглом валуне. Черную густую шерсть шевелил ветер, острая, с блестящими глазами морда смотрела куда-то вдаль.

Он вроде бы должен был испугаться. Но не мог. Как будто где-то когда-то он уже видел такого волка, и произошло нечто ужасное. Но настоящего страха не было.

Не волк, поправил он себя. Оборотень.

И следом другая мысль: его зовут Тень.

Он раздумывал, как обратить на себя внимание зверя, деться все равно было некуда – оглядевшись, он обнаружил, что они на самом верху горы, откуда можно разве что слететь на крыльях. Оборотень взглянул на него.

Мое имя ты знаешь. А почему не знаешь своего?

Это был человеческий голос. Волчья пасть не открывалась, чужие мысли словно бы сами раздавались в голове, как если бы оборотень говорил изнутри него…

Но почему-то и в этом он страшного ничего не находил.

– Тень, – произнес он.

А ты? Ты знаешь, кто ты?

– Ты знаешь, – с решимостью, вроде бы чуждой ему, ответил он волку.

Оборотень как будто смотрел на него с любопытством и… ожиданием, что ли?..

Может быть, – сказал Тень, и промелькнуло сомнение: вдруг ему отвечают на последний – невысказанный – вопрос. – Имя твое – Полуночник.

Память, как он ни надеялся, не отозвалась. Это имя не затронуло в нем ничего.

– Почему Полуночник? Кто так меня назвал?

Тебя назвал я. Давать имя – право создателя, не так ли?

– Ты меня создал? – спросил он, но ничуть этому не поверил.

Таким, какой ты сейчас. Свое первое имя ты вспомнишь – оно уже не твое.

– Как это?

Поймешь. Теперь ты – Полуночник. Это время твоего настоящего рождения.

Тень поднял морду к небу. Следом за ним вверх посмотрел Полуночник. Он ожидал увидеть плотную завесу серо-черных туч – вместо этого ему открылась ярко-синяя бездна с большими льдистыми звездами. И небо это было настолько реальнее оборотня и заснеженной горы, что все вокруг должно было исчезнуть в миг, когда он опустит взгляд.

Но еще раньше в голову грубо прорвался чужой голос:

Ты должен проснуться.

– Мое рождение, – прошептал он. – Настоящее рождение?

Я помогу тебе.

– Полночь?

Ты должен закричать. Пусть мир узнает, что пришел Полуночник.

Тень мгновенно соскочил с валуна и черной башкой ударил его в грудь. Полуночник успел бы уклониться, но его поразила лишь сама возможность боя с оборотнем. Коротко вскрикнув и бестолково растопырив руки, он полетел вниз.

Мир перевернулся. Земля была так же далека, как и небо.

Сознание Полуночника помутилось.

И только на самых дальних и тонких границах восприятия он слышал, как кричит.

Самая большая изба принадлежала, конечно, старосте. Дивар договорился об ужине и ночлеге за умеренную плату – ему не нравилось, как Авенир расшвыривает монеты. Староста принял их с явной неохотой, но, в общем-то, сделал бы это и без платы – господ магов этот нехитрый народ узнает сразу. Он осмелился лишь высказать некоторые опасения по поводу волка, Авенир молча, под шипение Дивара, добавил монету.

Это была первая деревня, попавшаяся им на восточном тракте. Избы были раскиданы по низкой зеленой горе, люди здесь жили за счет пастушества. На мясо староста не поскупился, а вот двух молоденьких дочерей поспешил отослать в соседнюю избу. Хозяйка глядела на гостей подозрительно, будто ждала от них чего-то нехорошего. За ужином все молчали. Дивар пытался завязать беседу, староста отвечал скупо. Как они уживаются с разбойниками, узнать так и не удалось.

Поблагодарив хозяев, все время испуганно косившихся на мрачного мага, гости улеглись спать. Авенир занял лежанку, в ногах у него лег волк, Дивар, поохав, примостился под ними на широкой дубовой лавке.

Дивар надеялся, что уснет быстро: последние два дня они с магом в пути почти не смыкали глаз, но разнылись раны, спать перехотелось. Он упорно возвращался мыслями к ночи, когда маг убил разбойников. Дивар испытал в ту ночь настоящий страх – не за свою жизнь, да и на разбойников он плевал, а страх за вменяемость Авенира, он готов был допустить, что маг переступил какую-то последнюю, невозвратимую черту, за которой – чернота безумия. А та ночь в «Пьяном коне», когда Дивар отдал пустоте свою кровь, очень ясно ему продемонстрировала, по каким темным дорогам ходит маг. Убийство же разбойников открыло, что эти странности мага не завершились его победой в Нарбе, и даже, может быть, наоборот – опасный лед стал более тонок.

Ему стало неудобно лежать, сон совсем пропал; только свинцовая тяжесть в голове напоминала, как ему нужен отдых. Дивар поднялся с лавки, споткнулся об им же поставленную сумку и громко врезался в дверь.

Он отодвинул засов, когда хозяин, спавший в другом углу, вовсе не сонным голосом полюбопытствовал:

– Куда?

Дивар обернулся, уже шагнув во двор – старосту не было видно в темноте, но он все же показал наугад кулак:

– Попробуй только запереть!..

Дивар побродил вокруг избы, глубоко вдыхая влажный ночной воздух, проясняя мысли… В деревне было тихо, только доносилось приглушенное эхо быстрой реки. Дивар нашел трухлявый пень, сел, уставился мутным взглядом в темную полосу леса.

Авенир сказал, что волк умирает. Той ночью он не добился от мага никаких объяснений, они навьючили коней и продолжили дорогу в темноте. Авенир совсем ушел в себя, без Дивара забывал бы поесть. Дивар следил за ним, да и больше внимания стал уделять серому. Он замечал, но как-то не придавал значения тому, что волк уже не один день до их встречи с разбойниками ведет себя необычно: не бежал при первой же возможности в лес, не вырывался вперед, – вообще просто не отходил от мага. Признаков болезни Дивар не находил, просто волк быстро слабел – по нему было видно, какое облегчение он испытывал всякий раз, когда устраивали привал.

Дивар добивался объяснений, но о волке маг упомянул еще лишь однажды, чем только сильней его запутал: «Я виноват в том, что он умирает. Уходит старое знание – уходит волк»…

А вот разбойники на пути им больше не попадались. И нельзя было позавидовать тем, кто обнаружит убитых магом людей при дневном свете…

Где-то очень близко гавкнула собака, в ночной тиши ее голос прозвучал неожиданно громко, предостерегающе. Дивар огляделся. Еще до того, как увидеть человека, он машинально вскинул руку, но… меч остался в избе.

– Я вас напугал? – доброжелательно спросил человек. Он подошел чуть ближе, и Дивар увидел, что это мальчик лет двенадцати, видимо, уловивший его движение и пальцы, схватившие воздух вместо рукояти. Возле него крутилась крупная белая собака, игриво поддевая его прижатые к груди руки.

Дивар замигал, как бы не желая верить глазам, но решил, что в таком случае надо также прочистить себе уши.

– Как это я тебя не заметил? – спросил он – более самого себя, чем незнакомца, но мальчик, к его удивлению, открыто улыбнулся и ответил:

– Это я нарочно так шел… не думал, что кого-то… напугаю…

Мальчик совсем его не боялся и подошел ближе. Конечно, он был с такой собакой, но Дивар далеко не исключал той возможности, что, в случае надобности, свернет ей шею быстрее, чем ее хозяин догадается сказать: «Ой!». Мальчик смотрел доверчиво, Дивар отметил про себя его красоту и опрятность, никогда не числившиеся среди достоинств бедных деревенских мальчишек. Впрочем, совсем нередко и городских…

Дивар, сдерживая смешок, спросил:

– Почему ты думаешь, что мог меня напугать?

– Не думал, что вы нездешний…

Дивар улыбнулся:

– Ну а ты кто, храбрец?

– Меня зовут Вир, – сказал он, и вдруг лицо его просияло. – А вы господин Дивар?

Улыбка на лице Дивара тут же завяла, он вновь нахмурился. Незнакомец, знающий твое имя, будь он хоть двенадцатилетним мальчиком, не предвещает ничего хорошего. Мальчик, увидев эту перемену в его настроении, неосознанно положил руку на голову собаки. Дивар заметил, что и с собакой не все так просто: откормленная, вымытая, вычесанная… В какой деревне, забытой и затерянной на одном из многих извивов восточного тракта, возможно встретить такую пару?..

– А ведь, кажется, ты тоже нездешний, – произнес Дивар.

Вир при этих словах растерял возникшее было недоверие:

– Ну, не совсем, – счастливо сияя, ответил он. – А вас все-таки зовут Дивар…

– Предположим, так.

– Владыка того Дома, откуда я спустился сюда, приглашает господина Авенира и вас к себе…

– Это любезно с его стороны, – сказал Дивар, которого сильнее задело, что незнакомец назвал имя мага. – А с твоей стороны было бы любезно сказать, кто этот владыка, кто такой ты и откуда знаешь наши имена.

Все это было до того странно, что Дивар задал себе резонный вопрос: уж не уснул ли он, сидя на пеньке?..

– Вам расскажут об этом, но не здесь. Мне было поручено пригласить вас двоих, ничего больше, – смущенно ответил Вир.

– Ты, Вир, думаю, согласишься со мной, что это довольно странное приглашение – неизвестно от кого и неизвестно куда, да еще посреди ночи, когда подножку может сделать даже распоследняя коряга, да еще получить его от людей, которые знают о нас так много. Подумай, не было бы глупостью принять его?

Вир не растерялся, он даже посерьезнел:

– Все дело в том, господин Дивар, что я в первую очередь должен был увидеться не с вами, а с господином Авениром, а уж он бы и так понял, что нужно пойти.

– Почему? Разве он тебя знает?

– Нет. Но господин Авенир, уж простите, знает и видит больше, чем вы…

Дивар кивнул и спросил с насмешкой:

– Так ты предлагаешь мне пойти за ним?

– Можете, конечно, не идти, я сам пойду, но…

Дивару показалось, что его голова затрещит сейчас на всю деревню; ну почему было не остаться спать в избе? Какой-то мальчик, какие-то враги… мысли жутко путались.

– Вижу, вы расстроены, – как-то опечаленно произнес Вир. – Но мы узнали о вашем прибытии слишком поздно. Вижу, что вы устали, но, уж поверьте, у нас вы сможете отдохнуть намного лучше. Еще немного усилий, прошу вас!..

Дивар поднялся с пенька и сурово посмотрел на Вира сверху вниз:

– Стой здесь и жди! Понял?

Авенир сразу крепко уснул. И тем более мучительно было просыпаться. Он что-то начал видеть, то ли сон, то ли видение, очень отчетливо, когда одна незначительная подробность может при желании затмить целое…

Он был волком, измученным, только-только просыпавшимся в неизвестном мире волком. У него было обыкновенное человеческое тело, но это не мешало твердо знать, что он волк – и в какой-то малой, незначительной степени человек. Так же твердо он знал, что находится на вершине горы, которую когда-то уже видел – на самой-самой вершине, где лишь снег и ветер. И ему было холодно, было больно, он остро ощущал одиночество, миг назад пережитую осознанность небытия, побежденную тьму… Он должен был шевелиться, чтобы вырваться из снежного плена, но у него не получалось себя заставить, и положение еще усугублялось тем, что он не мог открыть глаза: то есть знал, что может, но не хватало какого-то последнего усилия, ничтожно малого и так необходимого…

Но не слабость страшила его, нет, – страшило чувство, подсказанное правдивым и диким животным чутьем: чья-то близость, опасная, смертная близость хитрого, затаившегося во тьме существа, выжидающего, высматривающего, существа черного, как закатная тень…

По пробуждении ему понадобилось время, чтобы понять, кто он, маг был готов проснуться на холодной горе, образ волка удалось скинуть не сразу. И еще до того, как выслушать Дивара, Авенир почему-то четко вспомнил морду серого урода, который обозвал его убийцей. Последний раз он вскользь подумал о Фобе еще в Эре…

Авенир слез с лежанки и достал посох. Хозяева избы тоже поднялись.

Дивар успел не один раз пожалеть о сделанном, пока наблюдал, как долго и тяжело Авенир выпутывается из силков сна. И теперь, оказавшись вдалеке от Вира, он не мог найти верных слов, чтобы передать магу, зачем его разбудил.

Какой-то мальчик, какое-то нелепое приглашение…

Дивар понес околесицу, и хорошо, если половина из всего им сказанного имела какое-то значение, но Авенир и без него сообразил, что разгадку нужно искать вне стен избы – он первым заметил странное поведение так и не поспавшего в эту ночь старосты: тот взволнованно бегал по избе, то и дело открывая и закрывая ставни и высовываясь наружу, громко разбудил хозяйку, и все это с несвязным бормотанием:

– Ох, ох, а мы и не слышали!.. И не готовы! Ох!.. Ну поднимайся же! Чего-чего?.. К нам пожаловал Вир! Ох, ну а куда смотрел сторож? Балбес!.. И не готовы!..

Старик, схватившись за голову, вылетел из избы и там заорал:

– Люди! У нас гость! Люди!..

Дивар же перестал молоть языком, когда ощутил на плече ладонь мага.

– Какой мальчик? – терпеливо спросил Авенир. Он убрал посох, видя, что опасность никому не угрожает.

– Тебе нужно посмотреть самому, – сказал Дивар. Он подумал, что свихнулся – мальчик среди ночи приглашает их в какой-то дом, он сам уже наполовину согласен… Но на него успокоительно действовал староста, воплями созывающий люд к «нежданному гостю»…

– Так пойдем, – предложил Авенир полувопросительно. Дивар, топая к двери, вспоминал Вира и в каком-то внезапном осознании бормотал: – А я ведь никогда такого не видел… Никогда!..

Взлохмаченный волк нехотя спрыгнул с лежанки и поплелся за ними.

Всего минуту назад Дивар оставил Вира одного. Сейчас вокруг мальчика носился счастливый староста, повсюду в избах зажигался огонь, лениво выходили заспанные люди – и все они радостно приветствовали маленького гостя. Вир был немного смущен таким вниманием и словно бы виновато повторял: «Я по делу, по делу, потом…» – но с видимым удовольствием пожимал протянутые руки людей, которые постепенно его окружали, наперебой тараторя что-то и ему, и друг другу.

Дивар с Авениром остановились на крыльце, наблюдая за растущей толпой; волк сел у ног мага и беспрестанно зевал и почесывался.

– Он какой-то не такой, – с крайне озадаченным видом произнес Дивар. – Не такой, как все они…

Мальчик с трудом вырвался из толпы, которая готова была задушить его в объятиях и избить дружественными похлопываниями по плечу, и увидел Авенира. Люди продолжали смеяться, трогали его, о чем-то спрашивали, хоть он и просил их прекратить – так робко, что никто и не думал оставлять его в покое. Но он наконец не вытерпел (в большей степени из-за того, что за ним наблюдал Авенир), и хоть через миг на его лице вновь царила какая-то естественная доброжелательность, сумел достичь своего мальчишеским срывающимся криком:

– Да прекратите!..

Только после этого до всех дошло, что их маленький гость не шутит, они увидели, на кого направлен взгляд Вира – всеобщее внимание обратилось на мага.

Дивар мотнул подбородком в сторону Вира:

– Ну не такой… Не знаю, почему…

Он посмотрел на мага и с удивлением увидел, как в выражении его лица, поверх усталого безразличия, проступает слабая улыбка.

Авенир скрестил руки на груди и задумчиво произнес:

– Да, ты прав…

Но то, что Дивар определил для себя как необыкновенную чистоту и красоту мальчика, Авенир оценил иначе: Вир не принадлежал этому миру, ну или же почти не принадлежал. Он был словно обособлен от всего окружающего, отделен какой-то неуловимой инаковостью, конкретное выражение которой отыскать было нельзя, лишь принять в целом. Дивар только чувствовал это; маг видел желтоватое свечение, исходящее от Вира, похожее на полупрозрачный кокон, который не позволял этой реальности проникнуть в мальчика, точно так же, как и мальчику не давал укорениться в этом мире. Кроме Авенира, сияния больше никто не видел, но маг и сам предвосхищал ту мысль, что никакого сияния нет, что таким образом лишь для него одного утверждается обособленность Вира – он чувствовал эту мысль так же, как Дивар и все эти люди чувствовали инаковость Вира. Но не это сейчас было для него важно, и маг по-настоящему улыбнулся, когда посмотрел на собаку мальчика – от нее исходило то же сияние, веяло той же невраждебной чуждостью. И все это значило для мага очень многое, он позабыл сейчас и о человеке-волке на вершине горы, и о непонятном Фобе.

Мальчик неуверенно подошел к Авениру, остановился в двух шагах. Собака не отходила от него, виляя пушистым белым хвостом и поглядывая на людей. Волк оставался ко всему безучастен, в том числе и к собаке.

Вир недоверчиво смотрел на блекнувшую улыбку Авенира, потом видимо собрался и, заглядывая магу в глаза, произнес:

– Я пришел за вами.

От притихшей и недоумевающей толпы отделился староста, и, приблизившись к мальчику, зашептал ему на ухо, хоть маг и Дивар все слышали:

– Да что ты, Вир… Это же так, прохожие… на ночлег…

Вир отскочил от него как ужаленный и, кинув несколько быстрых взглядов на Авенира, сердито посмотрел на старосту:

– Что ты говоришь?

Старик таким же громким шепотом, но уже не нагибаясь к Виру, произнес:

– Это на ночлег, говорю… Разбойники…

– Почему разбойники?! – возмутился и еще больше рассердился Вир. Староста втянул голову в плечи, Дивар рассмеялся: его смешил вид без всяких там шуток испугавшегося старосты, смешил сердитый Вир.

– Конечно, разбойники, – убежденно сказал староста и, на миг насупив брови, повернулся к толпе, откуда тоже раздавались смешки: – Тише там! – и лицо вновь обмякло при обращении к Виру: – Конечно, разбойники. Если нет, то как же они сюда добрались бы?

– Никакие они не разбойники, – сказал Вир и угрожающе, вызывая одинокий хохот Дивара, спросил: – А как ты их принял?

– Принял, как есть… нормально принял.

– А ты знаешь, что среди них маг? – надвинулся на него мальчик, и старосте пришлось отступить.

– Знаю, – сказал староста. – Они люди редкие…

Вир безнадежно вздохнул.

– Ладно, – сказал он, и как-то безобидно добавил: – Хороший ты мужик, но дурак…

Толпа, вся как один человек, разразилась оглушительным хохотом. Вир, не придавая значения веселью деревни, досадливо махнул на старосту рукой, и тот с почтительным поклоном отошел, не смея больше мешать. Мальчик, снова преобразившись, серьезно смотрел на мага.

– Я пришел за вами, – повторил он.

– Кто ты? – спросил Авенир. Он не скрывал своей заинтересованности, но Дивар подумал, что вряд ли мага удивляет в Вире то же, что и его: он слушал их и готов был броситься на каждого, кто помешал бы разговору.

– Мне нельзя отвечать, – сказал Вир. – Мне жаль, но нельзя. Я должен только провести вас к моему учителю, к Владыке Дома… так я его называю…

Но Авенир как будто и не слышал его, он спросил:

– Откуда ты, Вир?

– Я сожалею, но мне…

– Ты ведь издалека? Совсем издалека?

Дивар не совсем понимал, о чем спрашивает маг, но увидел, уже во второй раз, как светлеет лицо мальчика, озаренное какой-то невозможной догадкой:

– Вы знаете? – воскликнул Вир. – Вы знаете? Но как?..

Авенир покачал головой. Ему не хотелось верить, он не мог верить… и все же этот мальчик свидетельствовал собой столь о многом, что спирало дыхание…

– Вы пойдете со мной? – с сомнением спросил Вир, увидев разочарование мага. – Вам обо всем расскажут там, нельзя мне…

– А там есть такие же? – спросил Авенир. – Такие, как ты?

В какой-то момент показалось, что Вир собирается ему ответить и вот-вот произнесет первое слово… но уже в следующую секунду рот скривился в мученическую улыбку.

– О чем это он спрашивает тебя, Вир? – раздался вдруг подозрительный голос старосты. Толпа теперь слушала их разговор иначе: настороженно, с недоверием…

– Да помолчи! – огрызнулся Вир, и это подействовало намного лучше, чем если бы Дивар пустил в ход кулаки: староста сгорбился, как будто его ударили. – Там есть мой учитель. Есть те, кто ответят вам.

– А ты не знаешь? – спросил маг.

Лицо Вира выдавало такое внутреннее напряжение, словно он сдерживался, чтобы не заплакать; видимо, он ожидал, что встреча пройдет иначе.

– Так вы пойдете со мной? – спросил он.

– Как далеко придется идти? – спросил Авенир.

Вир понял его вопрос:

– Нет, не настолько далеко… Еще до зари доберемся.

Дивар, для которого смысл их разговора наполовину был непонятен, представил себе это «не настолько далеко»: впереди еще большая часть ночи! А ведь они с магом едва дотащились до деревни. И что говорить о них, если даже их лошади вряд ли способны на такой ночной переход.

Но Авенир не думал ни об усталости, ни о лошадях. Он думал о времени. Каждый день, за который они успевали пройти ничтожно малое расстояние, был для него пыткой, а пыткой еще страшнее – осознание, сколько еще точно таких же дней ожидает впереди. С одной стороны, Ардалион, надежда спасти и себя, и волка, но с другой – мальчик со своим сиянием… Что, если правда? Что, если кроме этого мира и мира багрового света, населенного тенями, есть еще иной мир?.. Авенир, понимая, что мальчик не ответит, не мог сдержаться и опять спросил:

– Откуда ты пришел, Вир? Откуда?.. – и пока мальчик заламывал руки, маг, следуя внезапному наитию, произнес: – Тебя ведь зовут не так? Правда, тебя зовут не так? Ты для них – Вир? А на самом деле? Тебя зовут… – он еще не знал, что скажет, но сам изумленно услышал, как четко выговаривает неизвестное имя: – Эрвин.

Вир далеко не сразу оправился от удивления и вообще с трудом овладел собой, но, сохрани он в этот миг возможность наблюдать, увидел бы, что Авенир удивлен не меньше.

– Вы не можете, – произнес Вир и замолк. Его собака, лишенная внимания, издала пастью урчащий звук и гавкнула. Он хотел отпихнуть ее от себя, но ему не удалось передвинуть такую тушу, он даже вряд ли понимал, что делает. Потерев переносицу, он тихо сказал: – Да, меня так зовут. Это известно только в Доме. Эрвин…

– Это важно? – спросил Авенир. – Я имею в виду, наш приход. Это так важно?

– Очень важно, – подтвердил Эрвин.

– В таком случае, почему за нами отправили тебя? Твой учитель, люди, которые в состоянии ответить на наши вопросы… почему не они, а ты?

– Так должно быть, – твердо сказал Эрвин, словно был подготовлен к вопросу.

– Ты говоришь уверенно, но что ты знаешь о «должно быть»? Это не просто слова.

– Не просто, – согласился Эрвин. – И я пришел к вам не просто. Вообще, здесь тихие нелюдимые места, но сейчас стало очень беспокойно. Честно говоря, беспокойно теперь не только у нас… Меня отправили к вам, потому как все, что до недавнего времени представляло собою большую важность, сейчас отдано случаю.

– Тебя попросили это нам сказать, если твое положение будет безвыходным? – спросил Авенир.

– Да.

Маг размышлял, опустив глаза и слегка закусив нижнюю губу. Его взгляд наткнулся на волка, сонно глядевшего на расстилавшийся за последней дряхлой избенкой лес.

– Так и быть, – произнес маг. – Мы пойдем с тобой, если ты ответишь на один вопрос. Только один. Согласен?

Эрвин посмотрел исподлобья, будто подозревая обман, и сказал плачущим голосом:

– Господин Авенир!.. – но имя выговорил с тщательностью, как если бы произносил впервые и боялся его исковеркать и обидеть мага. – Никто в Доме не давал мне такого права.

– Я понимаю, – сказал Авенир. – И тем не менее должен знать наверняка.

– Но…

Староста, так долго сдерживавшийся, внезапно подал голос:

– Вир! – возопил он, и горло старика сдавливало то ли от обиды, то ли от гнева. – Да ты только скажи! Мы их скрутим в бараний рог! Ну!?

Толпа за старостой одобрительно загудела, смельчаки замахали над головой кулаками. Дивар презрительно посмотрел на воинственных мужиков и вдруг вспомнил, что так и оставил свой меч лежать в избе.

Но Эрвин, срываясь, обернулся к старосте и завопил в ответ:

– Да помолчите вы все!

Староста отшатнулся, хоть и стоял далеко от Вира, будто на него дохнуло огнем.

Мальчик всем своим видом выражал отчаяние. Маг рассматривал его, вспоминал себя десятилетним и думал, что бы тогда могло его привести в подобное состояние?.. Ответа так сразу не нашлось, он разогнал пустые мысли.

– И если я отвечу, вы пойдете со мной? – спросил Эрвин.

– Если ответ нас удовлетворит.

– Нечестно, – сказал Эрвин и шмыгнул носом, но плакать не стал.

Дивар с недовольством обратил внимание на слово «нас», повторяемое магом: какое там «нас», когда он даже не смог бы угадать его вопрос?..

– Нечестно, – сказал Эрвин, словно смиряясь с тем, что говорит. – Ну ладно. Что остается-то…

– Ничего, – подтвердил Авенир. Он бросал иногда косой взгляд на старосту, чувствуя в нем то же, что и в Крате – нет, не корысть, а слабость – слабость перед собой, перед мальчиком, перед двумя прохожими… Чувство было неприятное, волосы зашевелил ветер с холодной горы, где тосковал человек-волк… – Я уже спрашивал тебя об этом… Там, в Доме, есть еще такие же, как ты?

Эрвин задумчиво почесал кончик носа.

– Вы хотите сказать…

– Ты знаешь, что я хочу сказать.

Сияние вокруг мальчика трепетало, переливалось, завораживало взгляд…

– Есть, – еле слышно прошептал Эрвин, и, почти не понимая мага, услышал:

– Хорошо. Тогда мы пойдем с тобой. Давай собираться, Дивар.

Мальчик еще переваривал его слова, когда Дивар требовательно закричал старосте:

– Выводи коней!

Толпа зашевелилась и зажужжала, как потревоженный улей, староста, что-то беззвучно бубня, переминался с ноги на ногу.

– Коней не надо! – крикнул старосте Эрвин и пояснил Авениру: – Пешком пойдем!