Читать книгу Авенир - Александр Викторович Пироженко - Страница 7

Серое в последние дни небо сегодня было чисто от туч, и убывающая луна заполняла равнину мягким светом, оседавшим желтой пылью на молодую, только пробившую землю траву. В степи лишь кое-где встречались одинокие голые деревья, а где-то вдали чернела гряда высоких холмов, как тяжелые нагромождения темноты. Холодный ветер, бушевавший во время их путешествия, стих в эту ночь, и все в округе замерло, затихло – в предсмертной животной тревоге. Зов земли, съедаемой проклятием, нарастал с каждым шагом, позванный приближался к ее ране, и Авенир ощущал, как благодарная сила наполняет его от глубокого теплого дна; он ощущал, как отовсюду к нему тянутся ее незримые набухшие нити. Авенир больше не принадлежал ни одному миру, он теперь был дверью – он тот, кто между. Глаза волка, вечного серого спутника, больше не пугали его, в них ясно отражался иной мир по ту сторону двери. Расплывающееся от быстрой скачки светло-зеленое озеро травы переливалось в бледных лучах, и внутри этих переливов, словно под пленкой темной воды, ему виделась дверь, приобретающая небывало четкие очертания: теперь он видел все мелкие царапины на ее поверхности, все трещинки, все копотные пятна на железной ручке с дико оскаленной волчьей пастью. Он не думал теперь о том, что ему придется исчезнуть, если тени выйдут из-под его власти.

На храпящем загнанном коне он мчался вперед, и уже понимал, что конец пути будет преодолевать пешком. А с высоты ночного неба к нему неслась черная птица – первая весточка проклятия, его первый чуть различимый крик.

Она ничего не заметила.

Арон уже испугался, что у него не получилось – Лия так тихо приблизилась к их палатке, что он едва-едва успел упасть и притвориться спящим. Возможно, его спасли несколько дней бессонницы, рассеявших ее внимание, а скорее, просто ей было не до него. Во всяком случае, она на него даже не взглянула.

Все-таки прав был Рекотар. Старый учитель видел, с какой стороны ожидать неприятностей. Если бы он не предупредил Арона, тот бы и не подумал, что Лие, которая была ему, как сестра, хоть в чем-то нельзя доверять.

Стараясь вовсе не дышать, чтобы не выдать себя сбивчивыми неровными вдохами, он слегка приоткрыл глаза и наблюдал за девушкой. Войдя в палатку, Лия немного постояла, о чем-то размышляя, – и в это время Арон еще готов был разувериться в своих домыслах. Но потом девушка вздохнула и легла рядом, даже не удосужившись проверить, как крепко он спит. Эта ее беспечная уверенность только обозлила его: получается, она считает, что его можно так легко провести, сыграть на доверии, усталости…

Но вот что его задевало: почему она поддалась этому человеку с волчьими глазами? Она просто отпустила его!

Ему нужно было срочно действовать, если, конечно, он сам не хотел упустить Авенира.

Оставить Лию здесь просто так, спящей, было бы неправильно. Она ведь даже не взяла его в расчет, не попыталась посоветоваться с ним, объясниться, как будто в походе он был лишь неким малозначительным придатком к ней. Использовать магию он не собирался, он хотел поступить с ней так же грубо, как и она с ним.

Сперва Арону было трудно даже представить, что он все-таки сделает это, но его подстегивали злость и обида. Подумать только, она легла спать, наверное, даже не заботясь о том, что скажет ему утром. А если бы не предупреждение Рекотара, он бы сейчас действительно преспокойно спал.

Арон поднялся и сел возле Лии. Утомленная девушка уже тихо сопела. Если ее сейчас разбудить, она будет долго и тяжело приходить в себя, а это как раз то, что ему нужно. Арон взял ее за плечо и стал трясти, приговаривая: «Просыпайся, просыпайся». Девушка долго не открывала глаз, но, наконец, приподнялась, опустив голову и мучительно сжав виски.

– Что такое?

– В общем, ничего страшного. Хотел только сообщить тебе, что наш маг сбежал.

Он умолк, ожидая, когда сказанное дойдет до нее. Лия подняла на него покрасневшие глаза и слабо, бессвязно залепетала:

– Что?.. Не может быть… Я же сама…

Она сбилась, но Арон счастливо за нее закончил:

– Отпустила его.

Глядя друг другу в глаза, один с торжеством разоблачителя, другая с наступающим озарением, они застыли так на какой-то миг. Арон добился своего – Лия поняла, что ему все известно. Но нельзя было больше медлить. Она уже могла готовить заклятье, когда он коротко ударил ее кулаком в челюсть. Голова Лии дернулась, и девушка откинулась на спину. Арон склонился над ней и уверился, что она без сознания.

– Извини, – пробормотал он. Как легко она им пренебрегла, словно он был только мелкой незначительной преградой, – неужели он заслужил того, чтобы она так его обидела?

После, когда он разберется с Авениром, нужно будет вернуться, связать ее и доставить в Эр, а там посмотреть, что она скажет Рекотару и Беру Третьему о своем предательстве.

После непродолжительных поисков он нашел воина, который рассказал ему, куда уехал виденный им человек с волком.

Арон нашел себе другого коня и поехал той же дорогой.

Крупная черная ворона, сухо хлопая растрепанными крыльями, нависла над ним в небе. Скорость всадника ей мешала; ворона то снижалась, то поднималась, приноравливаясь к его темпу. Авенир достал из-под плаща посох, большой рубин на вершине древка излучал опасный красный свет, расходившийся от центра косыми острыми лучами. Этот дрожащий, пока еще бледный свет отвечал на близость проклятия.

Ворона, кружившая вокруг всадника, вдруг поднялась выше и улетела вперед, затем развернулась и резко стала падать. Она летела прямо в Авенира, и на такой скорости запросто при столкновении могла выбить из седла и проломить ему череп. Конь начал оступаться и дергаться, явно желая остановиться, но маг пока еще держал его волю, не давая полностью подчиниться страху. Авенир не делал попыток уклониться от стремительно приближавшейся птицы, он лишь поднял повыше светящийся посох. Ворона в самый последний момент, наткнувшись на красные рубиновые лучи, неожиданно раскинула крылья и ушла в сторону. Маг оглянулся – ворона ударилась о землю и несколько раз перекатилась, но, подгоняемая ужасной силой, попробовала вновь подняться в воздух. У нее были вывернуты оба крыла, но ворона, помогая себе клювом и выдирая лапами траву, остервенело ползла за ним.

Молчаливая, неподвижная степь начинала медленно шевелиться, скидывая с себя чары тишины и одиночества. Только что Авенир был единственным нарушителем ее покоя, а вот уже вдалеке в темно-синее небо поднялась стая ворон – отозвалась на его присутствие. И чем ближе становилась мертвая стая, тем тяжелее было магу удерживать коня в спокойствии, дикий страх рвал животному сердце. Но темные холмы приближались, уже явственно различались их очертания с тонкими, обнаженными, еще не тронутыми ранней весной деревьями на вершинах, и маг решился отпустить коня. Он спешился, снял с седла меч и пристегнул к поясу. Волк нетерпеливо носился вокруг – его, как и мага, влекло к холмам, он так же отчетливо слышал зов проклятой земли. Авенир хлопнул коня по крупу, тот сорвался с места и поскакал в сторону лагеря.

Перехватив удобней посох, пульсирующий красным сиянием, маг попросил волка держаться ближе и скорым шагом продолжил путь. Стая птиц закружила над ними. Десятки ворон подлетали низко к земле, и чем ближе они были к Авениру, тем ярче разгорался рубин на вершине посоха – темный красный свет, разливавшийся на несколько метров вокруг, чуть-чуть не обращался во влажном степном воздухе сгустившейся кровью. Вороны одна за другой устремлялись к ним, но, наталкиваясь на багровое сияние, отклонялись в сторону. Рубин горел холодным пламенем их собственного мира, – они метались, как над прозрачным куполом, распространяя нестерпимый гнилостный запах, резкий, мокрый запах разложения: проклятие и зараза крылись под их черными перьями.

Авенир уверенно шагал вперед, и хотя его взгляд был прикован к быстро надвигающимся холмам, он не видел их; перед ним разворачивалась совсем иная картина – мир раздваивался: словно два изображения наслоились одно на другое и не потеряли своей ясности, четкости: ночная степь, прорезанная карканьем и шорохом десятков крыльев, оживающая призраками земля со своим настойчивым и полным надежды зовом – с одной стороны, и дверь в пустоте, за которой раздавались звонкие пронзительные голоса – с другой. Они ждут его, ждут, когда он повернет ручку; вот она, дверь – дрожит от их криков, от их тоскливого воя, и магу казалось, что раздающийся за ней скрежет уже достигает степи, царапает прозрачными когтями землю у него под ногами, вливается в травяной шелест… Ему представлялось, что стоит лишь приоткрыть дверь, чтобы бьющий из-за нее багровый свет прорезал все хлипкие грани реальностей и слился со светом, исходящим от его посоха.

Волк зарычал, привлекая внимание мага. Авенир проследил за его взглядом. Нечто крупное, темное и грузное, переваливаясь, двигалось им навстречу. А еще через миг раздался рев, перекрывший воронье карканье.

То, что отправляться в одиночку к вражескому войску было большой глупостью, Арон понял только в дороге. В его разгоряченной голове, полной мыслей о предательстве, не сразу созрела эта мысль. Кроме того, что это было смертельно опасно, так еще и вынуждало весьма усомниться в коварстве Авенира – если бы он хотел скрыться с драгоценными камнями за пазухой, вряд ли бы он направился в эту сторону. Мысли в голове Арона путались и никак не желали приходить в порядок: если Авенир все-таки не собирался обманывать Бера Третьего, то почему так странно поступила Лия? А если не существовало никакого заговора?.. Но, в конце-то концов, она отпустила Авенира, не потрудившись даже объясниться, значит, здесь лишь поэтому что-то не в порядке.

Арон признавал, что с такими рассуждениями ему лучше повернуть обратно. Однако у него ведь имелись точные указания Рекотара: проследить за Авениром, с оговоркой на то, чтобы пристально наблюдать за Лией, которая могла легче поддаться влиянию мага. Из этого выходило, что он просто обязан продолжать преследование.

Но не только сомнения сбивали с толку Арона – вокруг тоже начинало происходить нечто необычное. Первое, что его изумило, – конь Авенира, без седока, проскакал мимо с безумными глазами и пеной у рта. Сразу же зароились подозрения и догадки, и самая пугающая – Авенира убили те страшные твари, о которых с опаской и недоверием не один месяц гудят в Эре. Но Арон отмахнулся от этой мысли, когда обнаружил, что его собственный конь сбивается с шага и норовит остановиться. Может быть, Арон сам ощутил бы зловещую, пропитавшую воздух силу этого места, но, полный противоречивых чувств, он не мог как следует прислушаться к окружающему миру. Нарастающую панику в нем сумел задавить лишь сухой голос Рекотара, всплывший в памяти: «Проследи за магом». Конечно, это мало его успокоило, но он по крайней мере вспомнил поставленную перед ним цель.

Всего лишь проследить.

Второе, что повергло его в изумление, – ворона. Всего лишь ворона с перебитыми крыльями, барахтавшаяся на земле. Арон даже остановился и слез с коня (не забывая придерживать его за узду), чтобы рассмотреть птицу поближе. Но пожалел об этом, когда ворона, яростно перебирая короткими лапками, бросилась к нему, и, если бы он не увернулся, ударила бы его клювом в голень. Арон с отвращением ударил омерзительную птицу ногой, но это ее не остановило. Через миг, противно каркая, она атаковала его вновь. Маг увернулся и на этот раз, но теперь снял с седла свой посох, год назад полученный от Рекотара вместе со званием подмастерья. Посох был далек от тех, какие получают мастера, но с ним Арон был способен на нечто большее, чем простой ученик.

Арон до сих пор не хотел принимать с полной уверенностью толки эрских жителей и замковые разговоры о мертвецах с Севера, но время для этого пришло: ворона была мертвой… и тем не менее живой. Постовой лучник не врал возле кучки тлеющих углей.

Арон направил древко на черную птицу – и мягкий желтый язычок огня, возникнув на вершине посоха, оторвался от него и ударился в ворону, вспыхнув шаром красного пламени. Загоревшаяся птица с карканьем в последний раз набросилась на мага, но Арон, слишком напуганный такой неуничтожимой яростью, взобрался на коня и погнал его дальше, сетуя на свое любопытство. На ходу он боязливо оглянулся, ожидая, что птица каким-то образом еще может его настичь: черный маленький комок бился об землю, охваченный пламенем.

Теперь ему приходилось следить за конем. Волю животного покорить намного легче человеческой, но тоже не просто – конь мог сломаться, как игрушка, и даже умереть, если его страх станет слишком сильным.

Вскоре Арон увидел вдалеке красный свет. Различить что-нибудь подробнее пока не было возможности, кроме того, что свет постепенно перемещался.

***

Волк беспокойно рычал, то отходя от мага на несколько шагов, то прижимаясь к его ногам и мешая идти. Авенир велел ему держаться ближе, чтобы зверь не вышел за пределы сияния. На страшный рев той твари волк откликнулся пронзительным воем, вскинув морду к небу – почти скрывшемуся за птицами, которые собирались в стаю со всей равнины. Авенир, выставив посох вперед, вглядывался во тьму. Темное крупное нечто грузно подбежало и бросилось к ним, но так же, как и вороны, наткнувшись на багровые лучи, отскочило назад. Теперь, в искажающем красном освещении маг сумел рассмотреть, что перед ними массивный медведь – весь в гноящихся рваных ранах, с изуродованной мордой, разорванным носом и пустыми глазницами. Медведь остановился перед ними у самого рубежа сияния, преграждая собой дорогу. Волк, захлебываясь рычанием, рванулся вперед и сразу же застыл, не решаясь идти дальше.

– Вернись! – шепнул Авенир, и серый, пятясь, приблизился к его ноге.

Медведь с опущенной головой снова бросился на них, но, как обжегшись, отпрянул от света и стремительно откатился в сторону. Маг ободряюще потрепал волка за ухом и пошел вперед. Здесь никто не мог их остановить.

Бросаясь и резко отступая, медведь бегал вокруг мага, отыскивая место, откуда можно было бы подступиться, но все напрасно, ровное сияние не давало напасть.

Они неуклонно приближались к холмам.

Твари, вызванные больной и могучей волей, отовсюду сползались к смертельному для них сиянию. Незваный гость шел по их земле на зов, слышный лишь ему. Грязные змеи извивались и шипели у границы света, отступая и снова безуспешно кидаясь на мага, облезлые, искалеченные степные волки выли на рубиновое сияние, мертвые птицы и звери подбирались со всей равнины, с одержимостью преследуя недосягаемого для них человека. Всё вокруг шевелилось в облитой луной тьме, хрипело и булькало, кричало и стонало, издавало запахи мертвечины и разложения. Авенир не мог ни остановиться, ни замедлить шаг, в каком-то полузабытьи он нес посох дальше, к средоточию проклятия. Лишь на миг, на долю мига он осознал, что идет посреди стенающих мертвых тварей, что он окружен тенями, выжидающими только случая, чтобы наброситься на него, что эта вскипевшая вокруг него плотная чернота лишь своей мрачной нереальностью должна бы свести его с ума; а трава – та молодая трава, встретившая его в начале пути – неуловимо пожелтела и выцвела, изгложенная, испитая проклятием. Но в момент, когда нахлынули эти ощущения, зов земли возвысился до предела, и взгляд на степь, едва не возбудивший в нем ужас, вновь стал взглядом призванного – и в мертвецах он видел только теней, вторгшихся в чужой мир.

Когда в темноте появились изуродованные человеческие лица, Авенир начал подъем на первый холм. И рубин на посохе, разгораясь, превратился в маленькую красную звезду.

Очаг проклятия – нарыв на теле земли – открылся его взгляду.

Авенир делал последние шаги навстречу многоликой тьме – перед тем, как открыть дверь.

***

Все-таки конь не выдержал.

Арон ощущал, что животному скоро конец, но уже не мог остановиться. Его самого наконец настиг страх, он прочувствовал весь тягостно-мрачный воздух заколдованной степи. Там, вдали, он видел красный свет, и вскоре различил в этом сиянии человеческую фигуру, окруженную мертвецами. Несложно было догадаться, что это Авенир продвигается к черным буграм холмов. Арон лишь не понимал, каким образом маг остается невредимым в окружении мертвых. И что было делать? Поворачивать назад? Догонять мага? И то и другое казалось ему немыслимым. Арон с немым ужасом поймал себя на том, что собирается разворачивать коня. Обозлившись на самого себя за малодушие, он поскакал еще быстрее, но уже мало соображая, что делает и на какие муки себя обрекает. Когда же воля коня переломилась о непреложный приказ и он, споткнувшись, полетел на землю вместе со всадником, Арон какое-то время лежал – без сил пошевелиться, медленно осмысляя произошедшее. Конь лежал рядом, дергая ногами и крупной головой с пустыми потугами на то, чтобы подняться.

Вдруг Арон как ужаленный подскочил с земли. Он впадал в ненормальное состояние, когда всего одна мысль овладевает всем разумом (…о, да, он только проследит – это долг…).

То было начало безумия.

Он стоял неподвижно, пока ему не почудилось, что земля, наползая черными комьями, хватает его за ноги. С воплем отскочив от этого места, он схватил посох и бегом устремился туда, где виднелось ему красное сияние.

До Авенира было далеко, но вряд ли какая-то трезвая мысль уже могла остановить Арона. Околдованный, завороженный, затуманенный невидимой силой проклятия, он руководствовался в своих действиях одним побуждением, одной твердой и крепкой мыслью, и раздавалась в голове она голосом старого мага Рекотара: проследить за Авениром.

Полоса вспученных холмов была той пограничной зоной, которая разделяла два мира. За ними – полчища теней и спрессованного мрака, копошащаяся по земле обрывками истлевших жизней плоть. Авенир никогда не видел ничего подобного: тысячи и тысячи мертвых растеклись по земле, звери, птицы – все это двигалось, корчилось и стонало, теряя свои лики и обретая единый образ черного проклятия, одну волю, которая гнала их на человека с волком. Они раскрывали прогнившие, изжеванные смертью рты, клацали сломанными пастями, рыли лапами землю, – но их неистовство не достигало идущих. Вал за валом, по земле и по чужим телам они наползали, продирались ближе к человеку, рвали глотки, – но тщетно. Слепящий рубин разгорелся до того, что на тридцать шагов к магу никто не мог приблизиться. Они напирали волнами изорванных, обглоданных тел и сбивались в неразборчивые кучи, обожженные багровыми лучами. Казалось, что это сама земля кипит вокруг, мучительно исторгает из себя тех, кто должен быть храним ею веками.

Черное сердце проклятия билось здесь грязной кровью мертвых.

Авенир переставал ощущать привычный для него мир. Сквозь тела умерших он видел только тени. Высоко подняв посох, как знамя, он нес его дальше, в гущу тьмы, и тени расступались перед ним, не готовые к столкновению с призванным. Здесь голос земли истончился и ушел далеко за пределы человеческих чувств, последним наплывом отдавая магу живые силы.

И Авенир искал в темноте невидимую руку, сквозь беспорядочную массу теней он протягивал пальцы, нащупывая путь к ее повелителю, перебирал комья этого мрака в поисках одного-единственного лица – и не находил. Маг, призвавший потусторонних теней, он же – черный человек у постели Карвина Первого, не прятался в своем страшном войске – его здесь попросту не было.

Желто-зеленые волчьи глаза в последний раз окинули пространство этого мира, чтобы наконец отвернуть от него взгляд. Он вошел в очаг тьмы, в середину моря из теней, и остановился, прислушиваясь к вою из-за двери.

Арон, мокрый от бега и страха, с ужасом наблюдал за тем, как толпа мертвецов преследует Авенира. Он не мог понять, почему они его не трогают, и множество предположений в нем бессмысленно сталкивались, не приводя ни к какому итогу.

Предатель? Спаситель?

Все могло оказаться правдой. Но то, что он уже обязан Авениру жизнью, Арон осознал, когда мимо пробежала мертвая собака. Арон вцепился в посох, имея самую слабую надежду на победу в бою с таким противником, но собака лишь на секунду остановилась возле него, – так слепой прислушивается к пространству, чтобы видеть. В следующий миг она уже мчалась дальше, за таинственным красным сиянием. Мертвецы были безразличны к нему, все их внимание занимал Авенир.

Но страх этой встречи не остановил Арона. Как безумный, он бежал за странным магом с волчьими глазами.

Так же безнаказанно, не встречая сопротивления, он взобрался на высокий холм, за которым скрылся Авенир, но идти дальше не решился. Схватившись за какое-то дерево, тяжко дыша, он смотрел на открывшийся вид. Сперва Арон даже не смог разобрать, что именно видит: земля за холмами ожила, двигаясь и переливаясь в желтом лунном свете. Авенир же с волком в густом ореоле красного сияния продвигался вглубь этой жуткой копошащейся жизни. И лишь приглядевшись, с трудом веря собственным глазам, он увидел, что это такое – сотни и сотни мертвых заполнили степь и, как волны, накатывают на сияние и разбиваются, но раз за разом повторяют движение.

Арон повалился на колени. Будто издалека до него доносились вой и нечеловеческие стоны, и теперь он стал как человек, забывший о том, что давно уснул…

Авенир, разрывая пожухлую траву, нижним концом посоха начертал круг, в котором как раз помещались они с волком. В центр круга он неглубоко воткнул сам посох между собою и зверем. Маг достал из-под плаща кожаный мешочек, туго набитый камнями, и ощутил, как в тот же миг усилился напор на дверь с той стороны.

Авенир осмотрелся, чтобы убедиться, что все сделано правильно. Линия круга не была заметна человеку, но волчьи глаза хорошо различали белую непрерывную полосу пульсирующего света. Малейшего разрыва в круге хватило бы теням, чтобы достать призывающего. Уверившись в его цельности, Авенир развязал тесьму и высыпал на ладонь крупные, каждый размером с бычий глаз, красные рубины – плата призванным теням. Отзываясь на сияние посоха, камни отражали тысячи мелких багровых лучей, накаляясь и готовясь взорваться снопом слепящих искр, – маленькие звезды чужого мира. Авенир разложил каждый рубин строго по линии, на одинаковом расстоянии друг от друга, и белая линия не спеша, будто напитываясь кровью, окрасилась в багровый цвет.

Толпа мертвых всколыхнулась – это был первый порыв ветра перед бурей. Маг был уверен: они все чуют проложенный путь, они предощущают появление двери. Еще отчаяннее, яростнее, напористее они бросались на красное свечение, предчувствуя скорый конец. Все их усилия разбивались о рубиновый свет, но они уже не могли остановиться, – рука, ведущая их, дрогнула, – наплывая и разбиваясь о скалы сияния, корежа и калеча рваные тела, они делали последние усилия задержаться в чужом мире.

Здесь зов больше не достигал мага – земля отдала ему всю силу, какую он мог вынести.

Авенир сел на колени, обхватил руками волчью морду и приблизил к своему лицу.

Дверь должна открыться.

Всего один неуловимый миг, когда рубиновое сияние еще ярче полыхнуло багряным огнем – и живой, осязаемый луч проскользнул между волком и человеком. Где-то уже вдали от мира желто-зеленые глаза мага отразились в точно таких же глазах волка, и взгляд Авенира ухватил луч, мелькнувший в бездонной пропасти бесчисленных самоповторяющихся глаз-зеркал. Теряя одну реальность за другой, маг прыгнул в это желто-зеленое марево вслед за быстрым лучом.

Он летел…

…Среди людей и волчьих стай – в мире, где время изменилось и яростными рывками удалялось назад, вглубь сумеречных веков – среди людей и волков, которые поднимались из земли, чтобы вернуться в лоно Нерожденности – среди пустых земель, с которых стерлись все шаги…

…Луч упал в кромешной тьме, натолкнувшись на неведомую преграду там, где рождались звезды, где нет места человеку. Старая обугленная дверь, выжигая пространство, возникла на острие луча. И здесь оставалась всего одна возможность для мага – Авенир схватился за раскаленную ручку, обжигая несуществующую ладонь, и рывком дернул ее на себя. В тот же миг его сознание вылетело из темных бездн обратно, сквозь времена, и желто-зеленые глаза вновь смотрели в глаза волку.

Гигантская дверь висела над ним в безмятежном ночном небе, над мертвыми птичьими стаями, и в слепяще-багровый проем неудержимым черным потоком хлынули тени.

Арон выполнил свое задание, но это обошлось ему слишком дорого.

Он пристально, с высоты холма, наблюдал за действиями Авенира. Разглядеть что-нибудь подробно он не мог из-за яркого красного света, но он видел, как маг раскладывал что-то на земле вокруг себя, как сел возле волка, но после…

Что-то произошло – словно по воздуху пробежала мелкая рябь; с земли слетело прозрачное покрывало, чтобы недоступное человеческому взгляду стало видимым.

Тени появились из ниоткуда.

Они проступили черными пятнами в синем небе – словно в какой-то миг обрели некоторую плотность, чтобы перейти в иное измерение; пространство изогнулось на долю секунды и выбросило из пустоты призраков из черного тумана.

Их было множество, много больше, чем Арон когда-либо в жизни видел людей. Они проступили в воздухе, постепенно обретая расплывчатые контуры, и с загадочной, тайной силой устремились вниз – туда, где землю укрыли полчища мертвецов.

Что случилось дальше, Арону уже никогда нельзя было вспомнить.

Они были лишены какой-либо телесного образа – комья тьмы, сгущенный мрак. Единым потоком они вылетели из широкой двери, и маг ощутил свою власть – тени подражали движениям его сознания, были началом и концом его мыслей.

Они не пытались вырваться. Пока не пытались.

Маг понимал, что у него хватит времени и сил всего несколько раз их направить, прежде чем они смогут сопротивляться.

Мертвецы, за миг до того разъяренно наступавшие на сияние посоха, замерли, и ночную тишину нарушало только шуршащее паданье бесчисленных ворон – как тряпки, птицы валились вниз, разбивались о землю и тонули в телах нежити; орда мертвых окаменела в едином предчувствии…

Теней забирают тени, и никто никогда не знал, может ли быть иначе.

Они вошли в этот мир бесшумно, подвластные магу, и все решилось за какие-то несколько секунд.

Авенир собрал их в один поток – и обрушил вниз, на застывшую смерть. Не раздалось ни звука в степи. Беззвучно сосредоточились они в темную лавину и, изогнувшись, словно хвост дракона, упали вниз, на измученную землю, чтобы пронестись сквозь тела мертвецов.

Поток разделился и миновал человека в красном круге, лишь чуть коснувшись черными краями слепящих рубинов.

Так должно быть: теней забирают тени.

Налив землю тьмой и расплескавшись о холмы, чернота всколыхнулась и поднялась вверх – к глубокой открытой ране на теле синего неба – к нездешней двери, за которой пылало чужое кроваво-багровое светило.

И лишь один, никем не услышанный, слабый и жалкий человеческий вопль раздался среди холмов и взметнулся ввысь, за удаляющимися тенями.

Дверь закрылась и исчезла, когда последняя капля тьмы растворилась в проеме.

Круг, оберегающий мага и волка, прозрачной дымкой поднялся в воздух и растаял. Красное сияние дрогнуло, и рубин на вершине посоха погас.

В полной степной тишине на желтой траве лежали без сознания двое – человек и волк.

Авенир очнулся только на рассвете.

Рядом, положив ему лапу на грудь, сидел волк; чуть дальше заплаканная Лия, с синяком во всю щеку, обнимала ополоумевшего Арона, бездумно уставившегося на усеянную неподвижными мертвецами степь; поодаль маячил Тандир, громко отдающий приказы каким-то людям. Авенир приподнялся и посмотрел на маленькие горстки пепла – вот все, что осталось от десятка прекрасных рубинов. Посох так и стоял воткнутым в землю, и маг заметил, как по нему карабкается одинокий муравей.

Лия первой обнаружила пробуждение Авенира.