Читать книгу Авенир - Александр Викторович Пироженко - Страница 13

Бодрой размашистой походкой, жадно поедая куриную ножку, которую держал правой рукой в белой кожаной перчатке, Азазар прохаживался по склону невысокого холма, обозревая долину; за ним, не поспевая, то и дело спотыкаясь, семенил слуга с большим серебряным подносом. Азазар, обнаружив, что вымазал перчатку, скинул ее на землю вместе с огрызком и оглянулся на человека – седобородого старца в добротном синем плаще, – спешащего к нему со стороны военного лагеря. На востоке, за грядою гор, и дальше, за пухлыми белыми тучами, показалось солнце. В рассветной серости еще обманчиво сглаживались все отдаленные предметы, но глаза аэрда чутко различали происходящее у кромки Леса, в нескольких километрах от лагеря: там, перепуганные, растерянные, собирались низшие, сбивались в маленькие стайки и, по-звериному настороженные, ловили смутные запахи, донесенные ветром с горного хребта.

Сразу же у холма, чуть ниже места, где остановился Азазар, выстроилась шеренга из ста лучников. Аэрд пока еще был не совсем уверен, сколько именно лучников ему понадобится для устрашения низших и какие вообще масштабы приобретет сегодняшняя битва, но, в крайнем случае, другая сотня в лагере ждала лишь слова правителя, чтобы присоединиться к остальным. С левой стороны холма часто доносилось конское ржание – триста тяжеловооруженных всадников в любую минуту готовы были пуститься в атаку. Азазар, осмотрев свое войско и отдав последние распоряжения, остался доволен. Он наскоро перекусил и принял от слуги чашу с холодной водой, чтобы умыться: о напряженной ночи свидетельствовали только синие тени, легшие под глазами.

– Ваше величество!

Старец, растолкав лучников, забрался на холм и, одергивая загрязнившиеся полы плаща, наконец предстал перед правителем. Он запыхался от чрезмерной спешки и теперь, раздувая морщинистые щеки, тяжело пыхтел в сизую курчавую бороду.

– Да, Вин, – кивнул Азазар, заложив руки за спину и глядя в сторону Леса. – Приветствую тебя.

Советник Вин пожелал доброго утра и, погладив мятое раскрасневшееся лицо, прочистил горло. Азазар лишь скользнул по его фигуре взглядом и вновь отвернулся, задавив мелькнувшее было чувство неприязни к заспанному, какому-то растрепанному виду советника. Ему казалось чем-то невозможным – быть вялым и несвежим в такую минуту. Вин как будто заметил это: немного смутившись, он неловким движением прогнал слугу и ватным голосом обратился к правителю:

– Как обстоят дела, ваше величество? Вы ведь знаете, на мне обязанность докладывать Беру Третьему о всех ваших… продвижениях…

Азазар не обратил внимания на неудачное слово советника и указал ему в сторону, где метались низшие. Советник и в лучшие свои годы не разглядел бы, что там происходит, но аэрд тут же пояснил:

– Они выходят.

Густые брови старца приподнялись, округлив большие мутные глаза, и Вину уже казалось, что он и впрямь видит низших у самой полосы Горного Леса. Он хлопнул себя по груди и с изумлением взглянул на аэрда.

– Значит, получилось?..

Азазар, услышав восхищение в старческом голосе, уже иначе посмотрел на советника, будто бы только что увидел его.

– Получается, – поправил он Вина. – Пока все идет по плану.

Советник суетливо повертелся на месте, словно отыскивая что-то, и, взмахнув руками, почти прокричал:

– Ваше величество, но где же…

Азазар, поджав тонкие губы и напряженно вглядываясь вдаль, решился на время прервать свое занятие; особых перемен пока не наблюдалось: около полусотни низших все так же что-то высматривали, вынюхивали, пытались понять…

– Вин, ты же прошел мимо!

– Как мимо? – воскликнул советник. – Где?..

– Да вон там же, все двенадцать! – аэрд ткнул пальцем в сторону, откуда пришел Вин. Только тут заметив, что остался в одной перчатке, он скинул и эту: рачительный слуга через минуту обе подобрал. – Не видел? – добавил он, как бы не веря, и, тряхнув гривой белых волос, махнул рукой: – Пошли покажу!

Они направились к насыпям свежевыкопанной земли, лежащим возле лагеря. Азазару подумалось, что, желай этот почтенный советник, несколько десятков лет честно прослуживший Беру Третьему, снискать себе расположение нового правителя, лучшего момента бы не нашел.

– Все двенадцать! Надо же, надо же… – оживленно бормотал Вин, топая за аэрдом.

В лагере было по-утреннему тихо, хотя давно уже никто не спал: в воздухе курился дымок затухавших костров. Азазар сегодня не собирался поднимать все свои силы: кроме лучников и трехсот конников, в боевой готовности пребывало двести пеших воинов, но и тех аэрд считал уже лишними и не собирался задействовать.

– Ваше величество! Каковы же потери с нашей стороны?

– Учитывая все обстоятельства, самые незначительные. Из сорока человек погибли шесть, в том числе и Зараг.

– О!.. – пораженный советник даже остановился. – Зараг?

– Да, Зараг, к несчастью, мертв… Поторапливайся, Вин, времени не так много.

– Но, ваше величество, – сказал советник, на ходу подбирая длинный подол своего плаща, – как мне кажется, эта потеря не такая уж незначительная…

– Да, может быть… Может быть, мне не представился случай оценить все достоинства этого человека…

– А тело?..

– Тело мы отбили. Сегодня его отправят в Эр, в сопровождении нескольких учеников.

– Его ученики, как заранее было оговорено с Бером Третьим, должны вернуться в полном составе.

– Они мне понадобятся здесь.

– Это потеря для Нарба, – погодя тихо произнес советник, – Зараг…

– Я полагал, потери будут намного значительней. Более того, мне казалось, что выполнить план целиком не удастся. Но Зараг стал для меня находкой, все двенадцать вождей низших у нас! И зачем его ученики Беру?.. Я еще воспользуюсь их услугами.

– Ваше величество, – советник повел у себя перед лицом сжатыми пальцами, как будто хотел нащупать собственную мысль. – Я хочу знать подробней… Хм… Никогда не видел диких низших и был удивлен, что, оказывается, у них есть племена. Необходим отчет Беру Третьему и остальным членам совета… – добавил он словно в оправдание.

– Как раз Бер Третий знает о низших достаточно.

Советник остановился перевести дыхание, напоминая тем самым Азазару, что люди пожилые не могут так быстро ходить.

– Не стой, Вин, пойдем медленнее, – сказал аэрд, сбивая шаг. – Нет ничего удивительного в племенной жизни этих существ, – продолжил он другим тоном. – В Эре укоренилось мнение, будто они непроходимо тупы. Но тупы они в сравнении с людьми или аэрдами. А в сравнении с животными? Скажу больше: далеко на востоке есть племена людей, которые во многом уступают низшим нашего Леса.

Советник удивленно крякнул: он о таких людях не слышал.

– У каждого племени – свои устои, обычаи… На этом держится их совместная жизнь и в этом же их уязвимость. Никто из людей Нарба, собиравших против них войска, не догадался сделать того, что сделал я…

– А как они живут? – вдруг спросил советник.

– Что?..

– Ну, в домах, или…

– Нет, конечно, нет. Каждое племя живет по-своему, в лесу хватает укромных мест…

– Простите, ваше величество…

У земляных насыпей собирался двухсотенный запасной отряд копейщиков, хрипло покрикивали два матерых сотника. Азазар вскользь подумал, как тяжело будет использовать пехоту в долине, где высится холм на холме; но всех обеспечить лошадьми не удалось.

– Ваше величество!.. Вы сказали, никто не догадался…

– Да, да, – подхватил Азазар. В другой стороне долины произошло какое-то оживление, низшие засуетились сильнее, один отделился от прочих и, задрав голову, смотрел туда, где высились шатры лагеря. Он не мог видеть самого лагеря, – все низшие близоруки, – только угадать по обрывкам запахов его местоположение, но вел себя еще слишком неуверенно, так что аэрд пока не беспокоился. – Суть в том, чтобы знать, где скрывается каждое племя…

Советник не стал вслух примечать, что людям неоткуда это знать, но так зевнул, что щелкнуло в челюсти.

– …Их совместная жизнь управляется вождем и, в общем-то, держится на его полной власти. Вождем становится самый сильный низший, но – вот что мы используем! – избирается племенем только после смерти предыдущего вождя, причем неважно, старый ли он, или слабоумный, или покалеченный. Улавливаешь?..

– Этой ночью все двенадцать племен лишились своих поводырей и стали неуправляемы. Но тогда… – советник причмокнул и многозначительно умолк.

– Здесь тоже надо кое-что понимать. Каким-то образом им известно, жив ли их вождь. Даже сейчас, когда все двенадцать сидят в наших ямах, низшие знают, что они живы. И скорее всего, попытаются их вернуть.

Советник выразительно нахмурился, так что брови сошлись в одну полоску, а глаза превратились в узкие щелки, и тихо, как бы опасаясь, что их подслушивают, серьезно произнес:

– Но, ваше величество, позвольте… Это и есть весь план? Позвольте, но выглядит как-то ненадежно. Положим, низшие нападут… Но как они нападут? Слаженно? Вряд ли, ведь они лишились вождей! Поодиночке? Будут совершать непрестанные вылазки? Но это плохо! Войско не готово к такой войне! Ну, положим, они нападут вместе! Но какими силами и до каких пор будут драться? А если каждому…

– Вин! Какие обязанности ты получил в походе?

– Связь с Бером Третьим и поставка продовольствия, – отчеканил Вин, насупившись, как и всякий, кому напоминают его место.

– Хорошо, хорошо, – неопределенно произнес Азазар. Советник не понял, как толковать слова правителя, но решил не развивать своих рассуждений.

Они пришли. Азазар сделал Вину такой жест, как будто предлагал войти в королевскую палату. Советник удивился, как это он только что прошел здесь и ничего не заметил: двенадцать очень широких круглых ям, тянувшихся в два ряда до первых палаток лагеря, были покрыты толстыми железными решетками, возле каждой стояло три воина с длинными палашами. Ямы, вообще-то, советник видел и вчера, а вот решетки и дежурные появились только этой ночью. Он взглянул на Азазара. Аэрд одобрительно кивнул, и Вин, уперев одну ногу о край решетки, опасливо склонился над темницей низшего. Сперва он не мог ничего разглядеть на глубине в два человеческих роста, но вскоре показалось рыхлое дно и что-то большое, прислонившееся к сырой стене. Советник ждал увидеть нечто невообразимо страшное, но открылось, что лесные низшие почти ничем не отличаются от городских: разве немного крупней да мохнатей… Существо сидело, низко согнувшись, без движения, и можно было подумать, что оно мертво, если бы не равномерно вздымавшаяся спина.

Азазар потер ушибленное плечо. Последним они похитили из Леса вождя, на которого смотрел сейчас советник: именно с этим низшим возникли наибольшие проблемы. Все сразу пошло не так. Уставшие ученики Зарага, какими бы мастерами они не были, уже стали слишком шуметь. С горем пополам они отыскали вождя, но не смогли сразу обездвижить. Разъяренный низший едва не вырвал руку аэрду – правителя спас Зараг, но заплатил за это собственной жизнью. Началась суматоха, племя проснулось и кинулось на защиту вождя. Был миг, когда Азазар смирился с неудачей, но людям Зарага надо отдать должное – они боролись до последнего и выполнили все, чего от них требовал правитель.

– И как вы смогли выкрасть этакую тушу? – почему-то шепотом спросил Вин.

Пехотный отряд строился тут же, перед ямами: если предположить, что кучка низших прорвется сквозь конницу и спасется от обстрела, ее сомнут копья двухсот человек. Но Азазар надеялся, что до такого не дойдет.

– Низшие спят по ночам, но спят чутко. Нужно аккуратно прокрасться и ударить в правильное место между лопатками, это сложно. Какое-то время они не могут двигаться, можно тащить их куда угодно. Конечно, обычные люди бы не справились…

Вин только на секунду вежливо обернулся к аэрду: ему было и жутко, и любопытно смотреть на сидевшее в яме существо. Но вдруг низший, как будто ощутив чье-то внимание, поднял угловатую башку и открыл советнику безволосую серую морду с узкими и черными, почти человеческими глазами. Из безгубого рта вырвался негромкий прерывистый крик, поразивший Вина, который услышал муку загнанного зверя и в то же время людское отчаянье (А-а-а!..). Советник отпрянул, выставив вперед руки, как будто защищался от чего-то; Азазар поддержал его за локоть.

– Советник?.. – сказал он. Старец выглядел растерянным. – Они часто наводят криками страх на людей. Не поддавайся.

– Ничего… – сказал Вин, отряхиваясь. – Ничего, я…

Он не договорил и, высвободив руку, снова склонился над ямой. Трое стражей стояли рядом с безукоризненно каменными лицами.

– Кажется, хватит, советник, – произнес Азазар, подумав, что пора возвращаться к лучникам: стайки низших постепенно сходились, дружно наблюдая за отделившимся собратом, который все быстрей, хоть и с осторожностью, пробирался через долину к лагерю. Привлеченные его подвигом, они в любую секунду могли перейти в наступление.

– А что, если какой-нибудь вождь умрет? – спросил Вин, не в состоянии отвести взгляд от морды низшего, от этого слияния животного и человеческого, которое вызывало в нем странное щекотливое чувство.

Аэрд схватил его за рукав, чтобы оттащить от ямы, но в этот миг низший повторил свой полустон-полукрик, только уже намного громче. И не один Вин устрашился, отскочив назад, – стражники в испуге выставили палаши, беспокойно оборачивались самые близкие к яме воины пешего отряда… Но самое главное – этот крик долетел до низшего, который покрыл уже полкилометра по направлению к лагерю. Аэрд не знал, что именно тот уловил в крике, но только низший значительно ускорился, как будто потерял последние сомнения. Затревожились и у кромки Леса: выступали вперед, что-то кричали…

Азазар с досадой отпихнул оторопевшего советника и гневно прокричал стражам:

– Не пускайте его к яме!

Он не слышал, что лепечет Вин, а со всех ног бросился к оставленным лучникам, махая рукой на ходу и выкрикивая имя Таната. Танат услышал правителя издалека: он вышел из строя с длинным, в его рост, луком, поспешно натягивая пеньковую тетиву. Низший быстро преодолевал расстояние; от стаи раз за разом отделялись другие, менее смелые, неуверенно направляясь за ним. Азазар, пока бежал, услышал новый звериный крик, и понял, что это подал голос иной вождь, а когда аэрд наконец добрался до Таната, крики раздавались из полдесятка ям. Он видел, как эти крики пугают людей и очевидно распаляют низших: в какие-то полминуты не меньше тридцати покинули безопасный лес и, ответно ревя своим вождям, устремились в долину.

– Скорей! Этого!.. – аэрд указал лучнику на самого смелого низшего, который был теперь всего в двухстах метрах от них, с дикой скоростью взлетая на холмы.

Танат, молодой мужчина с черной косой, лучший стрелок Нарба, попробовал пальцем направление ветра и достал из длинного колчана тяжелую дальнобойную стрелу.

– Пробная, – пояснил он, поднимая лук. Напряженно скрипнула тетива, доведенная до предела, и звонко слетела с пальцев: стрела взвилась высоко вверх, на мгновение исчезла – и маленькой тенью появилась в небе. Аэрд не мог бы предугадать, куда она упадет, он боялся, что искусство Таната преувеличивали. Но рядом стоял мастер. Азазар только успел заметить, что стрела, проделав длинный непредсказуемый путь, отвесно упала в десяти шагах от бегущего низшего, как следом устремилась вторая – зависла в небе, выбирая цель, чтобы через миг направить отточенное железное жало в голову лесного жителя, в его не защищенное кронами деревьев серое темя. Низший упал мордой вниз, прибитый стрелой к земле враждебной долины.

– Ветер слабый, – сказал Танат, но до правителя дошел только звук его голоса.

– Хорошо, – сказал аэрд и хлопнул его по плечу.

Танат, ухмыляясь, вернулся в строй.

Крики вождей поочередно раздавались из ям, никак не сливаясь в единый призыв; некоторый стражи угрожающе били палашами по решеткам, надеясь утихомирить пленников, но, похоже, только больше их раздражали. Однако Азазару сейчас было не до них. Из-за холма, с левой стороны, показался предводитель конницы. Аэрд предостерегающе поднял вытянутую руку, готовый отдать приказ. Мертвый низший должен был устрашить несущихся следом, охладить их воинственный пыл, но, к ужасу Азазара – он успел только мимолетно ощутить глубокий разрыв между планом и его осуществлением – низшие, раззадоренные кличами вождей, пронеслись мимо, ничуть не задержавшись над телом мертвого соплеменника. Чутье их не подводило, они неслись напрямую к ямам. По манию аэрдской руки три сотни всадников ровным клином вылетели из-за холма и ринулись в светлеющую долину, наперерез трем десяткам низших.

Это было последним и самым сильным на сегодняшний день из всех неожиданных разочарований Азазара.

Всадники действовали правильно – они слаженно и точно врезались в хаотично наступающих низших. Их целью было мощным напором обратить немногочисленного врага в бегство. Но видимо, несмотря на все предупреждения Азазара, воины все-таки недооценили преимуществ противника, главным образом боевые крики низших, которые низкой трубной басовитостью, с прерывчатым клекотом, нагоняют страх на все живое. По совету Азазара, всадники подавляли страх собственными воинственными криками, но чего-то для полного преодоления им не хватило.

Со своего поста аэрд не мог разобрать деталей начавшейся схватки (о неразберихе, при таком количественном неравенстве сражающихся, он и не помышлял), но реальность, конечно, упразднила все предположения. Низшие, ни в коем случае не желающие сдаваться, волей-неволей вступили в схватку с конницей (итоги Азазар узнал позже: этих обитателей Леса перебили до единого с невозможными потерями: двадцать три человека и пятнадцать лошадей), но в считанные мгновенья пятерка низших – практически по головам всадников – прорвалась сквозь трехсотенный строй и с прежним упорством ринулась к ямам. Несколько десятков воинов бросилось за ними в погоню – тем самым помешав аэрду дать приказ расстрелять их из луков, – и не успели настичь: низшие подступили к самым ямам, где и были заколоты копьями пешего отряда.

…Азазар отнял руки от потяжелевшей головы только после того, как советник Вин робко тронул его и тихо произнес:

– Ваше величество?..

Аэрд лишь надеялся, что оставшиеся в лесу низшие правильно расценят донесенный из долины запах крови.

Рев заточенных вождей постепенно стих.

Дивар давно не испытывал такой усталости. Сперва он бодрился, приставал к Эрвину со всякими вопросами, но, как и другие, быстро сник. Лошади остались в деревне, и было неясно, вернутся ли когда-нибудь за ними. Дивар собрал все самое необходимое в две сумки: одну, полегче, отдал магу, вторую принял на свою спину – к утру натер лямками оба плеча. О ребрах же старался и не думать, они не переставали болеть. Всю ночь – эту нескончаемую, тягучую, давящую ночь, которая убивала любую мысль о рассвете – они медленно шагали посреди гор, ни на миг не отклоняясь от хребта, бесконечно повторяя подъемы и спуски, однообразно и бессмысленно встающие на пути.

Всего в Дом-на-Горе (так называл его Эрвин) направлялось одиннадцать человек. Впереди шел неунывающий Эрвин, за ним – маг и Дивар. Отдельно, всегда чуть отставая, шагали несколько жителей деревни. Как стало известно от Эрвина (сами, науськанные старостой, они не желали общаться с незнакомцами, и в пути, если и заговаривали, то лишь с мальчиком), двое из них несли в Дом провизию. С какой целью шли остальные, Эрвин не сказал, но в этой шестерке был один, замедляющий путь: парень лет семнадцати, слепой, в серой повязке. На опасных узких тропах никто не мог чувствовать себя достаточно уверенно, но по тому, как парень двигался, как разводил руками и отставлял ногу с вытянутым носком, было понятно, что ослеп он совсем недавно. Его поочередно поддерживали и направляли; Дивар погодя рассмотрел, что у каждого из пятерых есть свой какой-нибудь изъян: тот хромает, тот держится за живот и беспрестанно кашляет… Естественно, без них путь бы значительно ускорился, но Эрвин часто и заботливо спрашивал, могут ли они идти дальше, и нередко слепой просил о небольшой остановке. Дивара это бы раздражало, если бы парень не говорил с полным сознанием своей обременительности, – что вызывало уже совсем иные чувства. Другое дело, маг ничем не выказывал нетерпения, да и за всю дорогу произнес всего несколько слов.

Сколько мог судить Дивар, они с Авениром почти не отклонялись от первоначального маршрута: мальчик вел их на восток, но по другую сторону хребта, который в некоторых местах расщеплялся на две, а то и три горных гряды; пришлось бы основательно попотеть, чтобы найти прежнюю дорогу. Но вот насколько они отклонились от своих намерений, это Дивару было неизвестно, – Авениру, как он подозревал, покамест тоже.

Поговорить особо было не с кем. Эрвин свое задание выполнил и на остальные вопросы отвечать отказывался: в Доме это сделают лучше него. Но Дивару просто хотелось сбросить это ночное уныние. Где-то уже на середине пути, во время очередного отдыха, он кивнул Эрвину:

– Ты говорил, здесь беспокойные места, а мы встретили только пару белок.

Мальчик сидел на высоком камне и гладил сияющую собаку, которая почти полностью закрыла его собой; стоило ему перестать, как она игриво поддевала его руку.

– И хорошо, что только белок, – сказал он тихо.

– А могли бы?.. Все-таки надо знать, мы еще не дошли.

– Это лес. Тут всякое может…

Дивар не сдавался.

– Нет, ты говорил о ком-то, иначе не имело смысла вообще об этом упоминать.

Эрвин скривился и спрятал лицо за спиной собаки: Дивара очень забавляло такое непосредственное выражение чувств.

– В последнее время, – сказал мальчик, подняв голову, – здесь бродят темные люди. Мы их не боимся, они опасны для… для простых людей, – Эрвин покосился на деревенских жителей: они его не слушали.

– Темные люди? – спросил Дивар.

– Некроманты, – сказал Авенир.

– Да… кажется, их так называют, – неохотно сказал Эрвин и повернулся к ним боком.

Дивар хмыкнул и почесал отросшую за неделю бороду:

– Что им здесь нужно?

Эрвин нахмурился и заерзал на камне, как будто всем телом хотел увернуться от их взглядов и вопросов.

– А почему они не опасны для вас? – спросил Авенир.

Мальчик посмотрел на Посвященного, и Дивар успел различить, сколько в детских глазах было необъяснимого почтения.

– Они не могут войти в Дом, – сказал Эрвин, отворачиваясь. – А тут меня защитит собака.

Дивар недоверчиво глянул на громадную псину, но спросил о другом:

– Если здесь шныряют некроманты, почему ты нас не предупредил? И почему мы никого до сих пор не встретили?

– Сегодня не встретим, – Эрвин поднялся и взъерошил волосы на затылке. – Может, пойдем дальше?

Незадолго до рассвета низины гор заволокло густым молочным туманом. Путники, спускаясь к подножиям, ныряли в море белого пара и цеплялись друг за друга, чтобы не потеряться, – маяком служил рассеянный свет мажьего посоха. Влажный холодный воздух забирался под одежду, с мокрых деревьев от малейшего дуновения слетала роса. Угрюмо поднималось бесцветное промозглое утро.

– Буду рад, если в твоем Доме хотя бы просто есть крыша, – бормотал Дивар.

Только маг не испытал этого ночного давления, лишь с рассветом ему открылось, как долго они идут. Все проплывало мимо едва замеченным, гроты и пещеры, овраги и ущелья – все было одной извилистой тропой, все было желтым мерцанием над маленькой, впереди идущей фигуркой. Это темное, что так его тревожило и не смогло разрядиться в бою с разбойниками, неожиданно развязалось с появлением мальчика; это темное было предчувствием, зародившемся еще в Эре, предчувствием, которого он не хотел видеть и принимать: что их спасительный путь в Них-Даргх оборвется раньше, чем они достигнут приморского Диз-Аэля; какое-то немагическое и внесознательное, как сон во сне, видение прерывающейся дороги. Но вот причина, вот неизвестная стена – не тупик и не смерть – поворот, Эрвин, явившийся следом за спящим волком. Это он, Авенир, спит на горе, и не он; это волк, идущий рядом, умрет, чтобы другой волк проснулся и в маге-Посвященном созрело новое знание. Верил он когда-нибудь, что еще встретится с учителем? Что увидит человека, ушедшего на поиски источника всех сил?.. Сейчас, верил сейчас больше, чем когда-нибудь. И не потому, что Ингам-купец привез ворох слухов из Них-Даргха, – потому, что знание умирало.

– Видите? Это и есть Дом, – сказал Эрвин, указывая рукой вверх, когда они спустились к подножию очередной, крутой и протяжной горы. – Там не очень высоко…

Дивар козырьком приложил ладонь к глазам:

– Говорил, до зари придем… Да где же?

– Вон, – мальчик подошел и направил его руку.

– Ты видишь? – спросил Дивар мага.

Авенир кивнул.

– Один я, что ли… А!.. – вскрикнул Дивар. – Вижу.

Он напряженно вглядывался, и вдалеке, на фоне сплошной зелени, вдруг разглядел коричневую двускатную крышу, словно проступившую из воздуха, и какое-то мгновение так и видел: большую, зависшую над деревьями без всяких подпор крышу. Но еще через секунду он увидел и то, на чем она держалась: под пристальным взглядом ему открылась, заслонив густую зелень, светло-желтая бревенчатая стена со множеством квадратных окон, в несколько этажей. Дом отсюда казался маленьким, но теперь Дивар не смог бы потерять его из виду: здание появилось словно из ниоткуда. Он взглянул на деревенщину, но те стояли в стороне и шушукались о своих делах, как будто не хотели смотреть на Дом вместе с пришельцами.

– Понимаешь? – с тонкой улыбкой спросил его Эрвин, дернув за рукав. – Случайный прохожий ничего не заметит.

– Понимаю, – сказал Дивар, озадаченно глядя на неприступный склон и думая о тяжелой сумке. – Как туда залезть? Мы же не будем карабкаться?

– Нет. Есть тропа, но придется обходить гору.

Когда мальчик отошел, Дивар спросил Авенира:

– Ну как? Есть что-то необычное?..

– Ничего. Дом как дом. Чуть-чуть магии, чтоб отводить глаза. И все.

За три часа они взяли последний, самый утомительный подъем – уже во всю светило солнце, ослепительно врезалось в бессонные глаза. Тропа в некоторых местах была почти непроходимой (слепого юношу несколько раз брали на руки и переносили над обрывами), она спиралью охватывала всю гору. Понимание того, что это препятствие на их сегодняшнем пути – последнее, ничуть не приносило облегчения, – напротив, каждый шаг становился все тяжелее, тогда как тропа – круче и каменистей. Еще один резкий поворот – следом за утлым веревочным мостиком, который не слишком уверенно растянулся между толстых кольев, вбитых прямо в горную породу – и перед ними вздыбилась рядом грубо высеченных ступеней узкая, испуганно прижатая к горе лестница, не очень длинная, но почти отвесная. Все с молчаливым согласием остановились. Дивар, отирая с лысины пот, крикнул Эрвину, который и сейчас еще выглядел опрятно и свежо, будто находился на прогулке:

– Кто построил здесь лестницу? – и осекся: лестница была не просто построена, а высечена в камне.

Эрвин одернул его, не дав усесться на ступеньку, и обратился ко всем:

– Не будем останавливаться. Мы у цели.

Восхождение по лестнице началось под общее кряхтенье. Авенир, отступив в сторону, пропустил всех вперед и немного дольше, чем нужно, задержал взгляд на слепом: парень, по-птичьи выгнув голову чуть влево и вперед, как будто пытался сверхчеловеческим усилием разглядеть перед собой дорогу. Маг, болезненно поморщившись, стряхнул видение пустых черных глазниц. Если остальные увечные вправе надеяться на помощь целителей, то парень зря отправился с ними. Глаз нет, исцелять нечего… И пускай там, в Доме, есть такие же люди, как этот мальчик Эрвин, пускай даже их знание в сотни раз превышает хрупкое знание Посвященных, – что они могут? Чтобы помочь калеке, они должны преодолеть бездну между собой и миром, страшную бездну времен и пространств, свернувшуюся в узкий желтоватый ореол света вокруг их фигур. В их свете – тьма и тьма; какие нужны силы, чтобы пройти ее? Обыкновенные целители помогли бы всем этим людям, кроме слепого…

Здесь внизу казалось, что лестница никуда не ведет, а резко обрывается на головокружительной высоте. Над далекой верхней ступенью виднелось только бледно-голубое, разбавленное жидкими облаками небо.

Авенир дождался, пока перед ним пройдет последний из их отряда – высокий сухопарый мужчина с опухшей красной щекой – и, присев на корточки, самыми лишь кончиками пальцев осторожно коснулся неровной поверхности первой ступеньки. Миг тишины, возможность разорвать тонкую плеву реальности, отделяющую предмет от мага… Камень ничем не отозвался. Лестница, ведущая к Дому, была просто лестницей, высеченной, скорее всего, человеческими руками, без помощи магии.

Авенир убрал волосы со лба и сел на ступеньку. Одна лишь мысль о том, что сейчас он встретится с людьми иного мира (иного сознания?), раскрываясь во всем значении, подводила к какой-то опасной черте: он чуть ли не физически ощущал, что это не может уместиться в голове. Думать об этом было тем же, что стать на покатую ледяную дорожку и безропотно скользить вниз. Не позволять себе никаких мыслей, не пытаться ничего предугадать…

Волк оставался совершенно безучастен к происходящему: на него никак не влияло присутствие Эрвина. Некоторые подспудные связи мага со зверем были настолько тонки, что сам Авенир не всегда в состоянии был их уловить, они протекали где-то слишком глубоко. Но что-то оставалось явным и неизменным: какие бы противоречивые и запутанные чувства не испытывал маг, волк, отшелушивая все лишнее, отражал, как в зеркале, то единственно правдивое, что от себя прятал Авенир. Безразличие, тоска, – для зверя все еще продолжался бесполезный, начатый в Эре путь… Авенир оглянулся через плечо – волк сидел на следующей ступеньке, со скукой в желто-зеленых глазах сверху вниз смотрел на него. Чья это скука? Его или волка?.. Или, может быть, зверь окончательно отделился от Посвященного? Нет, не все связи разорваны, – натянуты, истончены до того, что маг боялся коснуться сознания зверя, чтобы не сделать еще хуже, – но не разорваны. А видят ли сейчас эти желто-зеленые глаза потустороннюю дверь, Авенир не знал и боялся знать. Найти способ вернуть волка, восстановить связи – в загадочном Доме, может быть, найдется человек, который им поможет…

Сильный, острый птичий клекот обрушился на горы будто копье, пузырясь, прошило водную глубь. Сердце мага, словно в кромешной пустоте, ощутимо ёкнуло и неровно забилось о ребра. Авенир поднялся, глядя вверх, а глаза, помня, где и как искать, раньше, чем он осознал это, уже нашли далекую-далекую ширококрылую черную тень, плавно зависшую в бледном небе. Даже через много лет по этому крику, по неясным контурам он узнает орла-беркута. Авенир проследил, как тень накренилась и, словно падая, исчезла за соседней горой…

Маг расправил отекшие плечи и стал подниматься, – остальные были уже высоко, – а перед ним трудно и неуклюже одолевал лестницу серый. Похоже было, будто волк постарел, проведя в Эре не какую-нибудь неделю, а по меньшей мере десять лет.

Лестница окончилась широкой каменистой площадкой; справа – несколько деревянных лавок над крутым обрывом, поросшим кизиловым кустарником, слева, примыкая к склону горы, стоял Дом: здание в четыре этажа из свежих желтых бревен, своей простотой и множеством симметричных окон напоминающее трактир. Маг остановился на последней ступеньке. Он ожидал, что вблизи Дом будет не таким простым, как показалось вначале: не хватало только, чтоб из дверей с распростертыми объятиями вылетел Крат. Возле крыльца, высокого, с резными деревянными перилами, стояли Эрвин и Дивар, а в стороне, чуть позади них, с каким-то мужчиной оживленно разговаривали деревенские жители. Мужчина, с угловатым и узким лицом, одетый в серый балахон, привычным повелительным жестом, подняв ладонь, пресек все разговоры и посмотрел на мага. В полуденной тишине раздавалось только отдаленное пение птиц и шелест листвы. Вокруг мужчины трепетало такое же сияние, как у Эрвина, но приглушенней, бледней, прозрачней.

Нет, он не был хозяином Дома, – это Авенир понял сразу.

– Ты должен пройти, – сказал Эрвин, и только теперь маг заметил, с каким беспокойством смотрит на него мальчик. Невыразительное же лицо мужчины, казалось, скрывало любопытство, лучистые морщины вокруг глаз, глубокие борозды на широком, с залысинами, лбу спрашивали: да сможет ли?.. – Ты должен пройти, – настойчиво повторил Эрвин, в волнении сжимая и разжимая кулаки.

Маг рассеянно огляделся. А когда случайно наткнулся взглядом на препятствие, понял, что не зря остановился именно здесь, не выходя на площадку: дальше ему дороги не было.

Кроме несложной магии, отводившей глаза, у Дома была иная защита: все здание покрывал почти невидимый, проницаемый солнечными лучами купол, похожий на водяной пузырь. Авенир сосредоточенно всматривался, и купол яснел, теряя обманчивую призрачность; вскоре маг различал цветные искры и пятна, плавающие по тонкой, влажно блестящей поверхности. Перспектива менялась свободно: он видел Дивара без помех, словно купола и не было, но рассеянный взгляд вновь четко улавливал стеклянисто-масляную стену. Купол покрывал всю площадку, охватывал здание и врезался в гору; это навело мага на мысль, что деревянное строение – лишь фасад того, что Эрвин называет Домом, а на самом деле Дом выстроен внутри горы, и тогда, может быть, купол – не купол, а гигантская сфера, закрывающая любые возможные и невозможные подходы к тайному жилищу…

– Ты должен пройти, – повторил мальчик.

Авениру не передавалось его волнение. Волк прошел свободно, ни на секунду не задержавшись, и, наверно, даже не заметил преграды. Маг протянул руку и провел пальцами по скользкой стенке. Купол казался мягким и податливым, он легко продавился в месте нажима, но упруго оттолкнул руку, стоило магу чуть ослабить давление.

– И как справились все вы? – спросил маг.

Дивар замотал головой до хруста в шейных позвонках, старательно изображая на лице полное непонимание; деревенщина, конечно, даже не отозвалась.

– Они не видят, – сказал Эрвин.

– Ну и что?

– Они не знают о защите, – сказал он. – Для них ее не существует.

Авенир приложил к куполу ладонь: будто трогаешь прочный водяной пузырь.

– А я знаю, и поэтому не могу пройти?

– Вот именно.

– Бред какой-то… – прошептал он. Купол не имел ничего общего с магией – это единственное, что о нем твердо мог сказать себе Авенир: или же магия иных миров совершенно чужда даже Посвященным. – А если бы ты молчал, и я не увидел купола?..

– Все равно. Ты знал о нем.

– Нет, не знал.

– Знал. Ты остановился прямо перед ним.

Авенир опустил взгляд: носки его сапог почти касались купола.

– С тобой трудно спорить.

– Это на словах только странно, – Эрвин страдальчески улыбнулся.

– И что это значит? – спросил Авенир. – Почему Дом меня не пускает?

Эрвин виновато поджал губы.

– Не имею малейшего понятия.

Авенир перевел взгляд на мужчину в балахоне и заметил, что на его деревянном лице любопытство сменилось тревожным ожиданием. Мужчина спокойно выдержал его взгляд.

– Ладно, – маг передернул плечом. – Я все равно пройду.

Сомнений не возникало, он был уверен, что Дом его пропустит.

– Это испытание? – спросил он.

Эрвин не успел ответить, хотя по нему уже было видно, что и этого он не знает, как вдруг с озабоченным видом у мальчика спросил Дивар:

– А если он пройдет, сможет потом выйти?

– Сможет…

Авенир вновь приложил ладонь к прозрачной поверхности и, постепенно увеличивая силу, надавил: как и в прошлый раз, купол легко поддался, но лишь до определенного момента – маг вдавил руку до уровня запястья и ощутил сопротивление. Ему удалось вдавить ладонь еще чуть-чуть, но дальше мягкая стенка купола будто окаменела.

Никаких заклятий, никакой магии – сквозь него должна идти чистая сила, сила, которая по сути та же магия, но еще не оформленная, бесполезная сама по себе в этом мире – и может, уничтожительная для мира чужого… Пальцы побелели и покрылись сетью тонких жилок. Под ними – твердое чистое стекло купола. Авенир отставил левую ногу назад, ища опоры (пятка зависла над лестницей), левой же рукой поддержал локоть правой – и навалился на купол всем весом. Вдавленный овал стекла вокруг ладони помутнел, будто налился грязновато-желтым туманом.

Перед глазами зацвели черные обморочные пятна, волна тошнотворной боли поднялась из желудка и ударила в голову, булавочной красной точкой дробно забилась у правого виска.

– Я вижу, – пробормотал Дивар. – Я вижу, вокруг твоей ладони…

Вместе с его усилиями нарастала и сопротивляемость купола. Прибавилось дымной мути в стекле – расплылись пятна в глазах, закрывая все, кроме белеющей пятерни на фоне вдавленного овала.

Что-то сухо и тяжко хрустнуло, будто переломилась полая кость: вниз по куполу от руки мага поползла ветвящаяся трещина, но Авениру этот звук показался треском собственного черепа – изнутри ударилось в затылок и отдалось дрожью в зубах. Уже через секунду он понял, что это рушится защита Дома. Муть вокруг ладони сгустилась и внезапно налилась копотной чернотой. Прозрачная стена с треском поваленного дуба раздробилась на потемневшие осколки, и Авенир, закрывая глаза, почувствовал, как что-то тянет его вперед: серая площадка ушла из-под ног и поднялась навстречу…

Маг очнулся уже по ту сторону купола, с лицом, залитым кровью – при падении он рассек о камень левую бровь. Над ним, согнувшись, стояли Эрвин и Дивар, мальчик какой-то тряпкой зажимал ему рану, но и в таком положении маг разглядел страх и растерянность в его глазах.

– Что…

Договаривать Авениру не пришлось, он понял сам, подняв чуть выше взгляд.

Купол стал видимым: прозрачный и блеклый, он слегка искажал внешние предметы, делая их больше и ближе.

– Ты теперь видишь? – спросил Авенир.

Дивар молча кивнул.

– Я сломал его?

И так как никто не отвечал, Авенир отстранил от себя мальчика, забрал у него тряпку и, подавив головокружение, поднялся.

– Он целый, – прошептал маг.

Ни дыры, ни осколков, ни трещин, – хотя Авенир еще чувствовал, как раздробился под его рукой купол, как разлетелись стеклянные осколки, – и только смолянисто-черный овал в человеческий рост появился там, где он прошел. Весь купол потускнел, и лишь влажно поблескивал этот овал, полупрозрачный по краям и сгущенный в центре до зеркального блеска. На площадке никаких следов, будто все испарилось…

Авенир отшвырнул пропитанную кровью тряпку и обернулся. Мужчина в балахоне стоял тут же, ничего самоуверенного в его лице не осталось, и смотрел на купол. Он рассеянно взглянул на мага и пожал плечами. Авенир отер пот со лба и стукнул пальцем по куполу: толстое твердое стекло.

– Я сломал защиту Дома? – повторил маг.

– Да, – тихо, но внятно ответил мужчина. – Вижу, что сам не понимаешь, как это сделал, спрашивать не буду… Но… Ты ведь знаешь, от кого эта защита?..

– Отличное гостеприимство! – проворчал Дивар. – Даже я понимаю. Это для… темных людей?.. А он, по-вашему, кто?..

Мужчина смерил Дивара коротким взглядом и, словно не найдя ничего интересного, отвернулся, но тихо ответил:

– Не знаю.

Авенира почему-то не пугала эта чернота: он только сильнее раздражался, что все идет как-то неправильно. Больше пугала невозможность хоть что-то предвидеть, но, как это ни странно, вместе с тем возрастала уверенность в своих силах, даже вопреки невероятной телесной слабости.

– Атей?.. – позвал Эрвин.

Мужчина повернулся к нему.

– Можешь идти.

– Я хотел бы…

– Ты сделал все как надо. Иди.

Эрвин мгновенье как будто колебался, но потом быстро, как-то робко поклонился магу и Дивару и пошел в Дом. За ним безмолвно последовали жители деревни.

– Сможет и выйти… – повторил слова мальчика Дивар, обхватив ладонью подбородок, и глянул на Атея. – А выйти теперь не сможет никто, а?

– Нет. Но это пока…

– Так мы в западне?

– Вы не понимаете. Не так важно, что мы не сможем выйти – важнее, кто может войти к нам…

– Что нам ваш купол! – произнес маг, выходя из задумчивости: кажется, он принес тьму в их светлый Дом. – Я хочу видеть человека, ради которого мы пришли. Где тот, кого Эрвин назвал владыкой Дома?

Атей невозмутимо сложил руки на груди:

– К сожалению, встретить вас он не смог.

– Какого же мы перлись сюда среди ночи? – угрюмо спросил Дивар.

– Планировалось, что вы придете немного раньше. Наш мальчик не должен был вести в Дом больных… Но страшного в этом ничего нет. Владыку вы увидите немного позже, а пока… для вас приготовлены комнаты: вымоетесь, поедите и ляжете спать. А когда отдохнете и будете готовы, он вас примет… – Атей посмотрел на Авенира: – Тебя примет.

– Почему за нами отправили мальчика? – спросил маг.

– Потому что так решил владыка.

– Как его зовут?

Атей скривил губы:

– Ты узнал настоящее имя мальчика. Я уверен, что он назвался Виром, но ты узнал. Неужели думаешь, что я открою тебе имя хозяина этого места, если даже мальчик назвался другим?

– У меня кулаки чего-то чешутся, – мрачно предупредил Дивар.

– Здесь не место твоим кулакам, – с прежним спокойствием сказал Атей и обратился к магу: – Мне действительно жаль, что все так сложилось. Идите за мной, я прикажу обработать рану.

Атей отошел. Дивар наклонился к уху Авенира:

– Ты уверен, что это не ловушка? Мы не выйдем отсюда, эта штука крепкая…

Авенир, подавляя раздражение, подумал, что, может быть, знает, почему владыка Дома откладывает встречу, и смирился. Он так же наклонился к Дивару, чтобы никто не слышал: