Читать книгу Я еще не жила - Дарья Владимировна Торгашова - Страница 16

Свадебное платье Этель было не белым – а цвета слоновой кости: такие оттенки допускались. Гарри не видел невесту до самого конца – и, если он и удивился ее причуде, удивление потонуло в восхищении. Он подошел к Этель, вокруг которой суетились Кэйтлин и модистка, и взял ее за руки: поцеловал сначала одну руку в гипюровой перчатке, потом вторую, не отрывая глаз от девушки.

– Я просто… Ты просто…

– Я все понимаю, дорогой.

Этель улыбнулась ему, стоя в облаке кисеи. Она, конечно, ужасно волновалась; но ощутила облегчение оттого, что Гарри не сказал ей какого-нибудь пошлого или заученного комплимента. Он любил демонстрировать свою силу – но не должен был сейчас «владеть собой» и «оставаться хозяином положения»!

Она нежно коснулась его щеки.

– Ты тоже прекрасно выглядишь.

Они спустились вниз; и сразу же перестали принадлежать себе. Брачующихся окружили гости с шумными поздравлениями. Был ли среди них Джастин Фокс, или другие «подданные» Амины Маклир?.. Кажется, нет; но у Этель путался разум от волнения, и она не могла ручаться ни за что.

Ей оставалось полагаться на Гарри, отныне своего спутника и надежду всей жизни. Этель посмотрела на Гарри, такого красивого в своем черном вечернем костюме с белой гвоздикой в петлице, излучавшего счастье и уверенность. Но он был такой же смертный. Возможно, даже еще более хрупкий, чем она.

В холле к ним протолкнулся Теодор, старший брат Гарри, – ученый-химик. Этель стало смешно: как она и ожидала, он был в круглых роговых очках, немного сутулился и смущался. Теодор вначале попытался пожать руку невесте, поправил свои очки и только потом поцеловал Этель тыльную сторону ладони.

– Чрезвычайно рад познакомиться, – глаза за стеклами у него оказались серьезные и карие, как у нее. – И я очень рад за Гарри. С такой подругой, как вы, он сумеет сделать для семьи то, чего не сумел я.

Этель вежливо рассмеялась, хотя ей стало не по себе, – как всегда, когда ее оценивали с позиции «продолжения рода».

– Гарри рассказывал о вашей работе. Была бы рада побывать у вас в Принстоне и взглянуть на ваши исследования в области металлургии, – произнесла она.

– В любое время, мэм. Я наслышан от брата о ваших разносторонних интересах, – Теодор вежливо поклонился; и отношение Этель к нему улучшилось.

– Эй, Тедди! Легче на поворотах, – подоспел ее жених: смеясь, он погрозил брату пальцем. Теодор добродушно рассмеялся в ответ.

– Против тебя у меня нет никаких шансов, ты же знаешь.

Гарри нежно увлек Этель в сторону.

– Мама тебя зовет. Просит, чтобы ты помогла ей распоряжаться за столом, с карточками и прочим.

Столы, в честь такого события, накрыли под открытым небом, на лужайке перед домом; а после свадебного застолья готовились еще танцы и фейерверк. Пригласили даже негритянский оркестр, невиданное чудо!

Подхватив юбки, Этель поспешила на помощь к миссис Кэмп.

Последующие несколько часов она была так занята, что не оставалось ни минутки подумать о чем-нибудь постороннем. Она помогала принимать и рассаживать гостей, распоряжалась прислугой и приглашенными официантами, принимала бесконечные поздравления и восхищалась подарками от незнакомых людей. Очнулась Этель только тогда, когда к ней подошел отец.

Дома, в Англии, он повел бы ее к алтарю под звуки органа… Но здесь венчать их должны были на лужайке перед домом. Пастор из Бойсе, которому предстояло провести церемонию, тоже показался девушке каким-то незначительным.

Но именно отец должен был сейчас препроводить ее к жениху, и он ободрял ее улыбкой. Этель, радуясь этой поддержке, взяла доктора Бертрама под руку, и они направились туда, где уже собрались все гости и стоял священник в черном облачении.

Невесту приветствовали дружными аплодисментами. И толпа гостей все равно образовала подобие «прохода в церкви», дав дорогу Этель с отцом. Гарри уже ждал ее…

Этель едва запомнила, как отвечала на вопросы священника, как давала согласие «взять этого мужчину в мужья». Ей казалось, что она отделилась от собственного тела и наблюдает происходящее откуда-то со стороны. Но вот Гарри взял ее за руку, чтобы надеть кольцо. Этель взглянула на него с каким-то детским изумлением.

«Неужели это все, и мы будем связаны навеки?..»

Она послушно выполнила оставшуюся часть обряда: надела тяжелое золотое кольцо на палец жениху и приняла его поцелуй. Они стали мужем и женой. Вот так просто!

Оставшуюся часть вечера Этель провела в каком-то безмыслии, следуя ритуалу – и даже радуясь, что свадебные традиции и программа вечера требуют от нее только подчиняться им. Она поднималась из-за стола вместе с Гарри, выслушивала тосты и снова садилась, – ее бокал с шампанским опустел только наполовину, но голова кружилась, будто у пьяной.

В какой-то миг она почувствовала, как Гарри жмет ей руку.

– Потерпи, скоро все это закончится.

Она благодарно улыбнулась ему: уже смеркалось, и сердце у нее учащенно забилось при мысли о том, что ее ждет. Но ей тоже все сильнее хотелось остаться с мужем наедине.

Внезапно Этель решилась. Взглянула на импровизированную деревянную эстраду, на которой чернокожая певица в белом платье уже сладко тянула что-то соблазнительное, встречавшее горячее одобрение мужчин; а потом встала с места.

– Я хочу уйти наверх, – быстро сказала она Гарри, понизив голос. – Приготовиться… понимаешь?

Гарри сперва был изумлен, но понял и спорить не стал.

– Конечно, иди.

Этель покинула гостей, стараясь ускользнуть как можно незаметнее. Она очень устала и хотела бы принять ванну перед первой ночью, хотя мылась утром. Догадается ли Кэйтлин?..

Горничная дожидалась ее в спальне. Она растерялась при виде хозяйки, которая в своем светлом венчальном платье, волоча за собой испачканный в траве шлейф, устало вошла и остановилась посреди комнаты.

– Что, уже все? А где же ваш муж?

– Еще внизу. Приготовь мне ванну, быстро! – приказала Этель. – Ты сама не догадалась?

– Нет… Но я мигом, – Кэйтлин кивнула и тут же убежала выполнять распоряжение.

Через полчаса Этель, освежившись в ванне и переодевшись в кружевной пеньюар поверх длинной ночной рубашки, почувствовала себя почти отдохнувшей. И почти готовой. Она села на край постели и, выпрямившись, устремила взгляд на дверь.

Наконец раздался щелчок замка: Этель быстро встала, сцепив руки. Появился ее супруг, еще одетый в свой черный костюм. Гарри закрыл дверь, и они остались только вдвоем.

– Мама приняла огонь на себя, – он рассмеялся, и девушка тоже улыбнулась. Потом взгляд Гарри стал глубоким, страстным.

– Ты готова… ложиться?

Этель кивнула.

– Да.

Она покраснела, но смотрела на Гарри в упор, с упреком. Он вначале не понял этого, но потом спохватился, бросив взгляд на свой смокинг.

– Я сейчас… я скоро. Подожди меня.

Этель кивнула и снова села на краешек кровати. Она так волновалась, что не могла ни о чем думать – пока Гарри снова не появился, переодетый в халат. От него исходил тонкий аромат одеколона, а волосы на висках были влажными после умывания.

Он сел рядом; приобнял молодую жену и взглянул ей в лицо. Этель кивнула. Она закрыла глаза и позволила Гарри любить себя.

Он принялся целовать ее лицо, потом шею и плечи; а потом уложил на кровать, на подушки, и распахнул ее халатик. Он дал себе волю, лаская ее тело, которое наконец-то принадлежало ему.

Вначале ее настолько захватили новые ощущения, что она не могла ни о чем думать. Но неожиданно Этель осознала, что муж обращается с ней как-то отстраненно, механистично, как с предметом наслаждения, который он готовит для себя; как… как с другими женщинами, которых он знал до нее! Эта мысль страшно оскорбила и испугала ее. Этель поняла, что сейчас Гарри бездумно причинит ей боль и даже не поймет, что сделал, очень удивившись, если она пожалуется. Этель откинулась назад, из последних сил ускользая от настойчивых рук и губ мужа, и прошептала:

– Гарри!..

Она схватила его за волосы, и только тогда он поднял голову.

– Что?.. Ты в своем уме?..

– Гарри, это я! Именно я, Этель, твоя любимая… это все для меня впервые!

Она сжала ладонями его голову, глядя ему в глаза. И только тогда его затуманенный похотью взгляд прояснился: муж понял, что оскорбило и ранило ее.

– Прости!

Он потянулся к ней и поцеловал. Этель обняла его, перебирая влажные черные волосы; и Гарри стал ласкать ее иначе, отзываясь на каждое ее движение, как будто ее чувства передавались ему. И она сама жаждала перестать быть вещью в его руках; она стремилась разделить с Гарри его желание, его власть над своим неопытным телом…

Его рука оказалась там, куда, она знала, ей в конце концов придется его впустить.

– Вот так, вот так, – ласково пробормотал Гарри. – Не бойся… милая.

Она перестала сопротивляться ему и себе. Наслаждение вскоре заставило ее забыть о стыде; и когда муж лег между ее бедер, Этель ощутила, что готова.

Конечно, он причинил ей боль; но теперь это не оскорбило ее и почти не испугало. Она обхватила Гарри за крепкие плечи и отвернула голову; боль и сладострастие мешались воедино, и новизна ощущений была сильнее всего. Но все скоро закончилось.

Гарри, тяжело дыша, освободил ее от своего веса и откатился в сторону. Через некоторое время он коснулся спутанных волос жены и спросил:

– Как ты?..

– Хорошо.

Она почти не лгала. Тогда Гарри улыбнулся и притянул ее к себе, уткнувшись носом в ее шею. Его дыхание скоро стало ровным, как у спящего.

Этель прислушалась к себе, потом тоже устало улыбнулась и закрыла глаза.

На другое утро Этель проснулась первой; но не вставала, пока Гарри не открыл глаза. Пошевельнувшись, он сонно улыбнулся ей.

– Доброе утро, любовь моя.

Она улыбнулась в ответ и поцеловала его; а потом выскользнула из постели.

– Надо… умыться и проводить гостей.

– Черт с ними. Мама справится, – проворчал муж. Но ему тоже стало неловко при свете дня; и молодые разошлись, чтобы привести себя в порядок.

К тому времени, как Гарри и Этель спустились к завтраку, гости и вправду почти все разъехались. Остался Теодор и две пожилые кумушки, подруги миссис Кэмп. Но их хозяйка проводила сама. Хью и доктор Бертрам тоже не беспокоили молодоженов, давая им время побыть наедине.

Этель, однако, скоро присоединилась к свекрови, чтобы помочь ей с уборкой. Ближе к вечеру она вернулась к мужу: Гарри о чем-то говорил в библиотеке со своим братом, который задержался. При появлении Этель Теодор извинился улыбкой и сразу же ушел.

Гарри заключил жену в объятия. Она была рада его ласке, но собралась с духом и попросила, чтобы Гарри оставил ее на следующие пару-тройку ночей в покое.

Муж был изумлен и рассержен.

– Почему? – воскликнул он.

Этель храбро сказала, что ей нужно время, чтобы «все прошло». Она красноречиво поморщилась, указывая на живот. – Думаю, так будет лучше… и по медицинским соображениям, – прибавила она.

Гарри, конечно, был разочарован и недоволен, но согласился подождать. И его тронула откровенность жены. – По крайней мере, ты можешь сформулировать проблему. И я рад, что она не во мне, – усмехнулся американец.

– Нет, нет, – ласково заверила его Этель.

Потом она предложила съездить в город – посмотреть квартиру, которую Гарри подыскал для них. Конечно, Этель уже бывала там, но в подробности не входила, оглядев комнаты лишь мельком.

Муж охотно согласился.

– Завтра и поедем, – сказал он. – Пора нам уже отсюда перебираться, как ты считаешь?

Они отправились в Бойсе на другой день с утра. Заночевали на новой квартире; потом отправились в гости к Коннингтонам, друзьям Гарри, – очень милой молодой семейной паре. Вернулись в особняк Кэмпов они только на третий день.

Этой ночью Гарри и Этель снова занимались любовью, и все прошло гораздо лучше. Этель впервые начала ощущать то, что называли «семейным счастьем». А Гарри просто был счастлив!

На четвертый день они устроили барбекю на свежем воздухе, пригласив Коннингтонов и Фоксов, ближайших деревенских соседей. Этель насторожила эта фамилия; но Джастина Фокса с ними не оказалось, а сами Фоксы были обычные провинциалы, заурядные во всех отношениях. А вечером Гарри сказал молодой жене, что поговорил с родителями – и Спенсер и Оливия согласились, что детям пора зажить своим домом.

– Завтра отпразднуем наш отъезд, – счастливо сказал американец, – и будем сами себе хозяева! Начнем вить свое гнездышко!

Этель, впервые опечалившись, вздохнула.

– Это значит, что папа уедет… И Хью тоже.

– Конечно, жаль, – Гарри обнял ее и посмотрел в глаза. – Но такова жизнь. И ведь вы не насовсем прощаетесь.

Он нахмурился, потерев переносицу.

– Хью, кажется, остается в Нью-Йорке?

Этель молча кивнула.

Каждый вечер, оставшись одна, она теперь гляделась в зеркало с замиранием сердца. Ничего не происходило: однако молодая женщина ощущала, что это лишь затишье перед бурей…

На другой день они устроили прощальный ужин. Этель хотелось плакать, когда она глядела на отца и брата; и только присутствие мужа поддерживало ее.

Потом все вышли на воздух. Гарри обнял жену, и они долго стояли, вкушая горькую сладость этой минуты.

Наконец Этель осторожно высвободилась.

– Я хочу к Хью, – сказала она.

– Конечно, – ласково ответил Гарри.

Молодая женщина направилась к брату. Хью отделился от остальных, и его белокурые волосы, казалось, светились в сумерках. Он улыбнулся Этель.

– Давай прогуляемся, – предложил он.

Этель заколебалась.

– Но…

– За ворота не выйдем. Просто посидим на скамейке, – успокоил ее Хью.

Ворота, после того случая с несостоявшимся нападением, постоянно были на запоре. Этель заподозрила, что брат решился доверить ей какой-то секрет; и согласилась. Они рука об руку дошли до угла и повернули, скрывшись от всех.

А потом все произошло слишком быстро.

Этель увидела, как из травы, из-за кустов поднимаются черные фигуры: были это живые гангстеры, мертвецы или призраки, она сказать не могла… Она хотела крикнуть, но только попятилась, зажимая рот.

Но нападавшим была нужна не она. Двое воинов тьмы схватили под руки ее брата и поволокли его прочь. Хью попытался драться, но тщетно! Этель в ужасе заметалась, не зная, броситься брату на выручку или бежать за остальными.

И тут мягкий, но сильный удар опрокинул ее на траву. Этель увидела черные глаза, холодную торжествующую усмешку. Горло сжали безжалостные пальцы, на грудь надавило твердое колено, так что у молодой женщины помутилось в глазах; но чудовище быстро оставило свою жертву.

– Не убивать его! – крикнул властный женский голос с египетским акцентом, который Этель узнала бы где угодно. А потом она лишилась чувств.