Читать книгу Я еще не жила - Дарья Владимировна Торгашова - Страница 9

Этель ограничилась минимумом покупок, но наличности ей все равно не хватило. Девушке пришлось телеграфировать отцу, прося выслать еще денег почтовым переводом.

Конечно, первым делом она заверила доктора Бертрама, что с ней и братом все в порядке. Это не вполне соответствовало истине – к Хью пришлось вызывать врача, и он с самого приезда не высовывал носа из своей спальни в их шикарном номере в «Ритц-Карлтоне». Однако до пневмонии дело не дошло, и волновать бедного отца еще больше уж точно не следовало. Он наверняка там в Хэмпшире чуть с ума не сошел, читая новости о «Титанике»…

Отправившись по магазинам на другой день, как и планировала, Этель взяла с собой Кэйтлин и попросила жениха ее сопровождать: вернее, Гарри сам вызвался. Вначале он явно обижался – почти оскорблялся тем, что невеста не уделяет ему должного внимания и как будто совсем не рада встрече. Но потом, когда они медленно ехали в коляске по улицам Нью-Йорка и отовсюду до них долетали разговоры о «Титанике» и «Карпатии», Гарри проникся общим настроением и ощутил большее сочувствие к Этель. В магазине готового платья девушка пожелала выбрать новые наряды приглушенных оттенков, лилового и серого, – в знак солидарности со скорбящими, и жених не стал возражать.

Конечно, он пока что не имел никакого права диктовать ей, как одеваться… но Этель стремилась уже сейчас установить для них обоих границы дозволенного и отстоять свою свободу хотя бы в мелочах. Раздумывая об этом, Этель вдруг вспомнила, что мама завещала ей небольшое наследство, и до сих пор оно сохранялось в неприкосновенности.

Велев отослать два купленных платья и шляпу в картонке к себе в номер, Этель выпила с женихом кофе с пирожным в небольшом уютном кафе. Кэйтлин осталась дожидаться их снаружи в коляске.

– Я уже забыла, что я и сама наполовину американка. Никогда не любила кофе, – со смехом сказала она Гарри, звякнув ложечкой о фарфор. – Придется привыкать, да?

Гарри молчал и смотрел на нее через столик – с непривычной, щемящей нежностью.

– Я только теперь представил себе… представил по настоящему, что ты могла погибнуть. Только угроза смерти заставляет нас по-настоящему ценить то, что дорого, – сказал он.

Этель растерянно улыбнулась.

– Право, я…

Она протянула руку Гарри через стол. Американец долго держал ее в своей, а потом поцеловал.

– Я тебя люблю, – сказал он. Снова сжал ее пальцы своей сильной рукой. – Кажется, я этого еще не говорил! Ведь не говорил?

Этель умилилась и вместе с тем ощутила большую неловкость.

– Не говорил – и, по-моему, еще не время! Конечно, нас считают женихом и невестой, но… это рано.

Этель взглянула на свою левую руку, без всякого кольца.

– Особенно сейчас, Гарри.

Он кивнул. Снова придал своему лицу приличествующее скорбное выражение.

– Я понимаю.

Этель снова подумала, как мало, в сущности, она еще знает этого человека…

Когда они допили кофе, Гарри расплатился, и молодые люди вышли на улицу. Этель взглянула на Кэйтлин, томившуюся на кожаном сиденье экипажа, и горничная робко улыбнулась ей. Этель снова повернулась к Гарри.

– Спасибо тебе большое за все. Но мне кажется, что мы тебя задерживаем. Дальше мы с Кэйтлин справимся сами, правда?

Гарри нахмурился. Конечно, ему это не понравилось; особенно после того, как Этель убедила его снабдить деньгами на расходы самовольно нанятую служанку.

– Разве у тебя нет никаких дел? – настаивала Этель.

– Тебе так не терпится от меня избавиться? – проворчал американец, окидывая недобрым взглядом обеих девушек.

– Ну, Гарри!

Этель вдруг первая обхватила его за шею и заставила наклониться; и так, почти обнимая и щекоча его своими русыми локонами, прошептала на ухо, что они с горничной будут покупать интимные предметы туалета.

Молодой делец рассмеялся и смягчился.

– Что ж, тогда не буду вас смущать, дамы.

Гарри приподнял шляпу и, слегка поклонившись раскрасневшейся Этель, повернулся и пошел прочь, постукивая тростью.

Постояв пару мгновений на тротуаре, Этель решительно подошла к Кэйтлин и забралась в коляску. Сложив руки в новых серых перчатках поверх новенького вышитого ридикюля, велела кэбмену катить дальше по Пятой авеню.

– Я плохо помню город, – сказала она молчавшей Кэйтлин, – в прошлый раз я была здесь в четырнадцать лет, с отцом и братом. А Гарри был тогда уже взрослым человеком, студентом Гарварда… Правда, классическое образование ему мало пригодилось.

Для Кэйтлин все это было сказкой о безоблачной жизни богачей, и она слушала молча и насупленно. Когда Этель замолкла, ирландка вдруг покраснела и произнесла:

– Мисс Этель, а как же компенсация? Вы говорили, что хотите чего-то там добиваться?

– Да. Непременно, – Этель кивнула.

Она стянула с правой руки перчатку и похлопала ею по сиденью между ними. В задумчивости прикусила губу.

– Я полагаю, начать нужно не с этого. Вы помните, еще на «Карпатии» наши дамы собирали средства на помощь нуждающимся? Они назвали это Фондом помощи спасенным. Мы должны выяснить, где собирается их комитет, и обратиться туда.

– Да кто я такая, чтоб меня там послушали, в этом комитете, – Кэйтлин запунцовела. – Им небось никаких денег не хватит на всех бедняков, которые к ним туда набегут!

– Ну, это вряд ли. Помогать будут только тем, кто был в списках спасенных, и их семьям! И, я думаю, многие захотят внести свою лепту, – сказала Этель, вспоминая доброту женщин с «Карпатии». – А счета из магазинов можно оплатить и потом, – прибавила она.

Больше они не говорили об этом. Остановив экипаж у другого, универсального, магазина, обе девушки принялись выбирать себе белье, и даже увлеклись этим; в других отделах Этель приобрела душистое мыло, туалетную воду, кольдкрем13 и пудру, маленькие щипцы для завивки, гребни для волос, шпильки и большую коробку гигиенических прокладок. Брату Этель купила бритву, пару рубашек и подтяжки – его размеры она знала назубок.

Кэйтлин неожиданно расплакалась, увидев эти мужские подтяжки; и Этель поняла, что она вспомнила о собственной невозвратимой потере. Обняв ирландку за плечи, Этель поспешила увести ее из магазина.

Когда они вернулись в гостиницу, девушка проведала брата, который ужасно скучал и попенял ей, что она не принесла ему хотя бы газет. Гарри, по-видимому, не было, – а через пять минут в дверь позвонили: мальчик-посыльный принес записку от жениха. Гарри сообщал, что его не будет до вечера.

«Уже почти вечер», – в тревоге подумала Этель.

Ожидая прихода Гарри, она переоделась в одно из купленных платьев, лиловое с отделкой из черных кружев, и заново причесалась с помощью Кэйтлин. И едва успела: Гарри появился на пороге, все в том же сером деловом костюме. Увидев такое преображение невесты, он пришел в восторг.

– Как ты кстати! У меня для тебя маленький подарок, – и американец раскрыл бархатную коробочку для украшений. Взволнованная Этель догадалась, что там может быть. Обручальное кольцо, конечно же: Гарри решил, что для этого самое время!

Колечко было изящным серебряным, с маленьким сапфиром.

– Я понимаю, что для развлечений сейчас не время, – сказал Гарри, посерьезнев. – Но нам пора наконец покончить с неопределенностью. Этель Констанс Бертрам… ты примешь от меня это кольцо?

Он дрогнул, словно хотел опуститься на колено; но остался стоять, глядя на девушку почти с пугающей страстью и серьезностью.

Этель не могла произнести ни слова. Она долго неподвижно стояла, а потом молча протянула Гарри левую руку. Тот взял ее и медленно надел невесте кольцо на безымянный палец.

Сердце девушки колотилось как сумасшедшее; рука не дрогнула, но в голове не было ни одной связной мысли. А перед внутренним взором неожиданно возник образ Кэйтлин. Кэйтлин, которой она обещала место в своем доме…

А потом Этель взглянула на свою руку, украшенную обручальным кольцом… и вскрикнула:

– Ай!..

– Что с тобой? – переполошился Гарри.

Этель снова вгляделась в кольцо. И с усилием ответила:

– Н-ничего.

Несколько мгновений она совершенно отчетливо видела вместо тонкого серебряного колечка с сапфиром другое – тяжелый зеленый перстень из цельного нефрита со скарабеем. А это могло означать только одно – Амен-Оту по-прежнему может вторгаться в их с Хью разум, не спрашивая дозволения… Скорее всего, воскресшая египтянка до сих пор где-то поблизости. Хотя она могла быть где угодно. Для ментального воздействия расстояния значат мало.

Этель подняла глаза… теперь Гарри неприкрыто, даже нескромно любовался ею.

– До завтра, – сказала мисс Бертрам, сделав над собой усилие.

– До завтра, – Гарри кивнул.

Он пошел к себе; но на полпути вдруг круто повернулся. Молодой человек в два шага преодолел расстояние между ними и, обхватив Этель за талию и другой рукой сжав затылок, поцеловал ее в губы жарким, долгим поцелуем.

Он никогда еще не целовал ее так… это совсем не было неприятно, но головокружительно, возбуждающе и опасно, точно прыжок в глубокое соленое море без купального костюма.

Когда Гарри оторвался от нее, Этель без сил отступила в прихожую, привалившись к зеркальному шкафу.

– Вот теперь… уходи, – выговорила она, задыхаясь. – Пожалуйста.

Гарри поправил воротничок, глядя от нее потемневшим от страсти взглядом.

– Ухожу, – сказал он. Американец удалился. Этель захлопнула за ним дверь, а потом убежала в спальню и бросилась на кровать, зарывшись лицом в подушки.

Кэйтлин никуда не выходила, оставаясь в своей комнатке за стеной; но у нее хватило такта не напоминать о себе.

Этель долго не могла прийти в себя. Конечно, в высшей степени наивно было бы полагать, что ее жених все эти годы не имел дела с женщинами. Наверняка внимания перспективного бизнесмена удостоилась не одна красотка с Бродвея!

Но теперь она не знала, как этот человек завтра поведет себя с нею… не захочет ли поторопить события? Будет ли позволять себе «вольности», как говорили во времена ее матери?..

Этель спала плохо, и видела беспокойные и страстные сны. Утром она гораздо дольше обычного собиралась, откладывая встречу с Гарри. Однако около полудня тот явился сам.

Против ожидания, ее жених был спокоен и собран. Он спросил Этель, как здоровье Хью и каковы ее планы на сегодня. Избегая глядеть ему в глаза, девушка ответила, что Хью поправляется – а сама она хотела бы посетить собрание Комитета спасенных. Вчера она узнала, где и когда те проходят, – светские дамы с жаром взялись за дело, устраивая музыкальные вечера, чаепития и благотворительные распродажи в пользу пострадавших на «Титанике».

Гарри улыбнулся.

– Вместе с Кэйтлин, конечно?

Этель кивнула.

– Тогда пойдем втроем, – предложил американец. Отказаться было бы очень неучтиво, и Этель согласилась. По дороге она немного расслабилась – Гарри держался со своей обычной предупредительностью. Они попали на собрание, где были приняты со всем радушием.

Председательствовала здесь одна из пассажирок «Титаника» – миллионерша Маргарет Браун, прозванная «непотопляемой». Она была ирландка, простолюдинка, которую многие считали вульгарной и беспардонной. Однако Этель подумала, что Молли Браун, как все ее звали, обладает не только энергией и волей, но и золотым сердцем. Когда Этель представила комитету Кэйтлин, бедную девушку буквально завалили новыми вещами, которые привозили сочувствующие дамы; правда, денег из кассы Кэйтлин получила всего пятнадцать долларов, но миссис Браун заверила, что в ближайшее время будет принято решение о компенсации – или даже о пособии, которое станут выплачивать жертвам крушения. Как раз сейчас в Нью-Йорке заседала комиссия, всесторонне расматривавшая обстоятельства трагедии; к ответу призвали Брюса Исмея, директора компании «Уайт стар», на которого в эти дни обрушилось всеобщее негодование, и немногих оставшихся в живых членов экипажа. В числе их был неумолимый второй помощник капитана Лайтоллер, печально прославившийся тем, что не позволил сесть в шлюпку ни одному из мужчин.

На улице их троих сразу же атаковали журналисты; и Этель даже дала интервью, описывая пережитое. Их с Гарри засняли для газеты. А Этель думала – что было бы, скажи она правду, известную только ей и Хью…

Потом они с Гарри отправили Кэйтлин в гостиницу, а сами решили пройтись пешком. По дороге Этель привлек букинистический магазин, где ее приятно поразил выбор подержанных книг. Она купила брату «Человека-невидимку» Уэллса – эту повесть ему давно хотелось прочитать целиком.

Расплачиваясь, Этель думала, что их с Хью знакомая в таком же положении, что и герой этой истории, изолированный от окружающих, – но только Амен-Оту наверняка приспосабливалась лучше, чем несчастный Гриффин. Она была умна – жрецы в Древнем Египте были самой образованной прослойкой населения, считая и женщин; и быстро овладела бы знаниями и навыками, доступными в их время простым смертным. И эта египтянка обладала тем, что простым смертным доступно не было…

Себе Этель выбрала сборник рассказов Джека Лондона, любимого писателя Гарри. Конечно, жених оценил ее выбор. Зайдя посидеть в кафе, они завели разговор о литературе: Гарри был умным и начитанным человеком, но Этель до сих пор не замечала, чтобы его взгляды в чем-то отличались от общепринятых.

Попрощавшись с Этель перед дверью в номер, жених снова поцеловал ее в губы – но теперь нежно, так что она испытала только приятное волнение. Этель вернулась к себе; она очень обрадовала своим подарком Хью, который шел на поправку.

На другой день Этель опять отправилась на собрание комитета – на сей раз одна, потому что у Гарри обнаружились срочные дела. Он с утра несколько раз перезванивался с конторой отца. Днем они встретились, и жених предложил ей сходить в театр «Мулен-Руж». У Этель для этого не было ни настроения, ни подходящего наряда; и она поблагодарила и отказалась. Тогда Гарри предложил им втроем поужинать в ресторане отеля.

– Надеюсь, твой братец найдет в себе силы спуститься? Что-то он меня не слишком жалует, – улыбаясь, заметил американец.

Этель заверила, что Хью лучше; и, конечно, он придет.

Хью в самом деле принял приглашение. Однако за ужином он едва соблюдал приличия, отвечая сквозь зубы, когда к нему обращались: казалось, Хью с трудом выносит общество сестриного жениха. Гарри с Этель некоторое время говорили между собой о жизни в Хэмпшире. А потом Гарри неожиданно обратился к Хью, задав ему вопрос.

– Каковы ваши успехи в университете, Хью? Чем планируете заниматься после выпуска?

Вопрос явно застал юношу врасплох. Хью, специализировавшийся в академической филологии, учился с грехом пополам, а такую гуманитарную специальность выбрал в пику отцу. Еще до начала работы в газете брат Этель сменил множество увлечений.

– Я… пока не решил, что буду делать, – наконец ответил Хью, взглянув на Гарри. – Возможно, попробую себя в бизнесе, как вы.

Гарри откинулся на спинку стула; он поднял брови, слегка улыбаясь.

– Вот как? В бизнесе требуются особые качества, и авантюрный склад характера – этого далеко не достаточно. Возможно, бизнес совсем не подходит вам, так же, как и филология.

Хью покраснел до ушей. Ему потребовалось все самообладание, чтобы не выскочить из-за стола; он сдержался, но остаток вечера был безнадежно испорчен. Покончив со своим рыбным филе, Хью сразу же убежал наверх.

А Этель, оставшаяся наедине с женихом, была вне себя от негодования.

– Что ты ему наговорил? – воскликнула она.

– А разве я не прав? – парировал американец так же гневно. Казалось, он только этого и ждал. – Этот мальчишка ведет себя просто возмутительно! Ему давно нужен кто-нибудь, кто объяснил бы ему, что он из себя представляет… и на что может рассчитывать!

– Возможно… мой брат вел себя некрасиво, – согласилась Этель с запинкой. – Но с твоей стороны это был нечестный удар! Если так ведут себя в твоем бизнесе, Хью действительно нечего там делать, – снова не удержалась она.

Гарри усмехнулся.

– Вы оба до сих пор не представляете, чем я занимаюсь.

Этель снова подумала, не сделала ли она роковую ошибку… но взглянула на свое кольцо и промолчала. Она встала из-за стола, стараясь держать себя в руках.

– Я поговорю с Хью, – сказала девушка. – Но ты тоже будь снисходителен. Не забывай, что мой брат нездоров; возможно, душевно он тоже пострадал, – шепотом прибавила она.

Гарри кивнул. Он встал и, обойдя стол, поцеловал ее в щеку.

– Спокойной ночи, дорогая.

Этель заставила себя улыбнуться в ответ; и, повернувшись, покинула зал. Поднимаясь по лестнице, она думала, что Хью действительно очень переменился за эти дни: как пишут в романах, «стал другим человеком». И не в последнюю очередь причиной тому могло быть его чудесное спасение.

На другой день Хью, бледный и серьезный, извинился перед женихом сестры – и Гарри Кэмп, разумеется, великодушно его простил. Они втроем решили, что сядут на поезд до Айдахо, где жила семья Гарри, когда придет перевод из Хэмпшира от доктора Бертрама.