Читать книгу Я еще не жила - Дарья Владимировна Торгашова - Страница 20

Днем Нед Спаркс работал: он был «вольным художником» в прямом и в переносном смысле – пристроился малевать рекламы для разных мелких предприятий, а в оставшееся время писал акварельные этюды для души. Рассматривая работы друга, Хью мог честно сказать себе, что в Нью-Йорке тот бы не преуспел. И наверняка позднее бросил бы свое увлечение и занялся чем-нибудь более приземленным, но дающим верный кусок хлеба. Но, конечно, Хью никогда не сказал бы этого Неду в лицо.

Расставшись с Аминой, Хью прошел указанные ею два квартала, и действительно увидел пансион: добротный кирпичный дом в конце дубовой аллеи. Хозяйка его миссис Бэйтс, разведенная в далеком прошлом дама, была весьма успешной деловой женщиной. Хью поздоровался со швейцаром в вестибюле – он мог держаться уже почти как обычно, не возбуждая подозрений.

Когда Хью поднялся к Неду, тот был по горло занят в своей студии. Хью пришлось громко постучать два раза; и только после этого из-за двери послышалось:

– Войдите!

Хью вошел, стараясь не шуметь. Он остановился у Неда Спаркса за спиной. Его приятель нанес на прикрепленный к мольберту лист еще несколько штрихов, полюбовался композицией и только после этого обернулся к Хью и широко улыбнулся.

– Привет.

Хью пожал широкую ладонь, перепачканную красками.

– Как тебе это? – спросил Нед.

Хью принял задумчивый вид, глядя на картину. Нед задался целью научиться изображать «контрасты современной действительности», и сейчас упоенно трудился над изображением городской свалки.

– Ты знаешь, если говорить об идейном наполнении – в Нью-Йорке ты мог бы найти свалку куда масштабнее и живописнее, – сказал Хью.

Нед рассмеялся, взъерошив и без того растрепанные каштановые волосы.

– Это точно, и там натурализм прямо-таки шибает в нос! Нет, друг мой, в поисках высшего смысла вовсе ни к чему ехать в такую даль. Приглядись как следует к тому, что тебя окружает каждый день.

Нед был из семьи потомственных фермеров, и его круглое простоватое лицо и коренастая фигура не сразу позволяли разглядеть его интеллигентность.

– Хорошо спалось у сестры? Как тебе ее хоромы?

Хью удалось сохранить невозмутимый вид.

– Этель довольна, это главное.

Они с Недом еще немного поболтали и договорились вечером сходить куда-нибудь – возможно, в парк, покататься на велосипедах, или в синематограф. Хью обещал узнать насчет билетов, и должен был в любом случае вернуться ночевать: они уже условились с хозяйкой. За стол Хью платил отдельно, а плату за проживание они с приятелем должны были располовинить. Потом Нед извинился, сказав, что работа ждет, – он заканчивал рекламный щит для производителя овсяных хлопьев «Рикко перл оутс», с пышным названием, столь характерным для местных фирм-однодневок. И Хью ушел.

Он незаметно вернулся к тому месту, где расстался с Аминой. Своей невенчаной женой. Он задумался, где она может быть сейчас, чем занята, думает ли о нем… он уже тосковал по ней, душой и телом. Она смогла не только утолить его мужскую жажду, жажду женщины… Кем бы она ни была, какой бы ад ее ни породил, она теперь единственная вполне разделяла его мысли и чувства! И Амен-Оту открыла ему ту сторону человеческого существования, о которой, к счастью своему, большинство не подозревало – или не задумывалось, руководствуясь догмами.

В синематографе Хью взял для себя и приятеля пару билетов на вечерний сеанс. Его поразило, что это было что-то историческое, причем «из эпохи фараонов», как гласила афиша. Конечно, он не ждал многого от этих жалких попыток современного человека оживить историю, – но рядом с тем, что ему довелось узреть и испытать, поблекла бы самая искусная имитация…

Он вернулся пообедать в пансион, а потом собирался зайти к сестре, как обещал. Квартира Кэмпов тоже находилась в центре города, рядом с парком.

Поднявшись на второй этаж, он позвонил в дверь: трель новенького электрического звонка разнеслась на весь дом. Открыла Кэйтлин, которая радостно улыбнулась Хью.

– Пожалуйте вашу шляпу, мистер Хью, и разувайтесь. Мисс Этель уже о вас спрашивала, – сказала ирландка.

Она подставила Хью под ноги его собственные домашние туфли. Значительная часть вещей Хью оставалась у Этель, и она неоднократно предлагала брату пожить у нее с мужем до отъезда. Но уж это слуга покорный!

Этель вышла навстречу гостю, одетая в пестрое шелковое кимоно. Японская тематика была теперь в моде. Волосы молодой хозяйки были как-то особенно затейливо уложены; она улыбнулась Хью, но сохранила строгий вид.

Хью внезапно подумал, что его замужняя сестра стала выглядеть на несколько лет старше – почти ровесницей своего солидного супруга.

– Проходи. Сейчас Кэйтлин подаст чай, – сказала Этель. – Ты голоден?

Хью вздрогнул, вспомнив, как совсем недавно эти слова были произнесены другим голосом.

– Нет, благодарю.

Он зашел, приглаживая волосы, и направился в ванную комнату мыть руки. Доктор Бертрам давно привил своим детям эту привычку.

– Гарри дома? – спросил он, вытирая руки полотенцем.

– Нет. Он сегодня будет поздно, – ответила Этель.

Она провела брата в просторную гостиную и усадила в легкое плетеное кресло у камина. Пусть даже сейчас огонь в очаге не горел – из экономии.

Горничная принесла чай с тонко нарезанным лимоном и имбирным печеньем. Некоторое время Этель и Хью пили чай, пользуясь этим приятным предлогом, чтобы не начинать беседу.

А потом Этель вдруг произнесла резким тоном:

– Что на этот раз, Хью? Ты опять встречался с ней?..

Хью взметнул на сестру глаза – и понял, что лгать бесполезно. Тонкий фарфор задрожал в его руках, и молодой человек отставил чашку.

– Да, – глухо сказал он.

Этель медленно одернула рукава кимоно.

– И что же у вас случилось? – произнесла она.

Хью опустил голову; потом снова поднял и взглянул сестре прямо в глаза.

– Мы поженились.

Этель не вскрикнула, не ахнула, как он ожидал; она только очень побледнела и прижала руку к груди. Довольно долго она не произносила ни слова. А потом спросила:

– Как… Как же это вышло?..

– Мы провели вместе ночь. Брачную ночь, – ответил брат.

Глаза его потемнели так, что казались черными, и во всем облике читалось: только попробуй что-нибудь мне сказать. Но Этель не стала на него нападать; и не стала больше задавать никаких вопросов. Она помешала свой остывший чай и мелкими глотками допила его.

– Я, конечно, не ясновидящая… но я давно знала, что рано или поздно это случится.

– Правда?..

Хью воззрился на нее с недоверием и радостью.

Этель кивнула. Потом улыбнулась, хотя в темных глазах улыбки не было.

– Что ж… Как обычно говорят в таких случаях – я желаю тебе счастья.

Хью и Этель посмотрели друг другу в лицо – и вдруг расхохотались так, что выступили слезы. Они вскочили с места и обнялись.

– Спасибо, сестренка. Ты самый понимающий человек, – прошептал Хью.

Они снова сели; и, после неловкой паузы, Хью начал расспрашивать сестру о ее американской жизни – о перспективах Гарри, о том, как они с мужем проводят досуг, какие завели знакомства… К личной жизни самого Хью они больше не возвращались. Оба чувствовали, что это слишком хрупкий и опасный предмет.

Брат и сестра не услышали звонка в дверь: возвращение хозяина дома застало обоих врасплох.

Хью вскочил. Этель быстро встала следом, поправляя волосы. Гарри улыбнулся, переводя взгляд с жены на шурина и обратно.

– Добрый вечер, любимая. Добрый вечер, Хью.

Он помедлил.

– Я вижу, вы отлично проводите время.

Этель покраснела.

– Хью, ты, конечно…

– Нет-нет! Я уже ухожу, – быстро проговорил Хью. – Я обещал Неду встретиться с ним вечером.

– Очень жаль, – произнес Гарри. Но он даже не трудился скрывать свои истинные чувства. – Что ж, всего вам наилучшего.

Этель проводила брата. Хью видел, что ей очень хочется удержать его, о чем-то еще спросить; но она промолчала.

Стук захлопнувшейся двери прозвучал как выстрел. Все!.. Эта часть его жизни отрезана, осознал Хью. Он побрел назад, опустив голову. Ему стало трудно дышать от боли, от невозможности с кем-нибудь поделиться.

И Нед ждал его, чтобы идти в синематограф…

Нед! Вот кто мог бы его выслушать!

Хью замедлил шаг; потом отступил с дороги и задумался.

Не сочтет ли его Нед сумасшедшим или сказочником?.. И даже если его новый друг поверит невероятной истории, Хью может невольно подвергнуть Неда опасности, посвятив в такую тайну.

Но никому неведомо, как все обернется: возможно, именно осведомленность однажды спасет Неду жизнь! Окрыленный, Хью прибавил шагу. Он быстро преодолел расстояние до пансиона и поднялся в студию художника.

– Билетов я не взял. Там идет какая-то чушь, – сказал он, остановившись посреди комнаты.

Хью очень надеялся, что это окажется его последняя ложь Неду Спарксу.

Друг как-то особенно внимательно посмотрел на него.

– Ну ладно. Я так понимаю, что гулять ты тоже не в настроении.

Хью покачал головой.

– Я хотел бы поговорить… рассказать кое-что. Это очень странная история, Нед. Но я надеюсь, что как художник ты сможешь меня понять!

Нед долго не сводил с него зеленовато-карих глаз, в которых появился особенный блеск: он смотрел на Хью, как будто нашел себе новую модель, хотя вообще-то не был портретистом. Потом американец кивнул.

– Как художник я знаю, что хороший вымысел может содержать в себе больше истины, чем так называемая «правда жизни». Это зависит от ракурса! Давай, дружище, рассказывай, что тебя гнетет.

Хью молчал, кусая губу. А Нед поощрил его:

– Это ведь связано с твоей нью-йоркской авантюрой, так?

– Так.

Набравшись решимости, Хью присел на край стола и принялся рассказывать – все с самого начала.

Но долго он не усидел: Хью вскочил и начал расхаживать по захламленной комнате художника, помогая рассказу жестами. Нед слушал его с возрастающим изумлением; несколько раз у американца вырывались взволнованные возгласы и ругательства. Но он ни разу не перебил.

Выговорившись, Хью сел на свободный стул, свесив руки между колен; ощущая полную опустошенность.

Долгое время оба молчали. Потом Хью спросил:

– Ты ведь не думаешь, что я все это сочинил?

Он поднял глаза: Нед теперь сидел на краю стола, как недавно сам Хью, скрестив руки на груди. Встретившись взглядом с другом, художник качнул головой.

– Не думаю. С таким лицом, как у тебя, не лгут.

Он усмехнулся.

– Существует, конечно, вероятность, что ты сбрендил… но мне так не кажется.

Хью вскинулся.

– Если ты считаешь, что я сбрендил, можешь спросить мою сестру! Кстати, мне давно следовало бы тебя ей представить. Этель тоже видела мою жену и живой, и мертвой… то есть сначала мертвой, а потом живой.

– Я верю, верю!.. Черт, – Нед охлопал свои карманы. – Извини, я закурю.

Он щелкнул зажигалкой и затянулся. Предложил сигарету Хью, но тот отказался: после того, как он сошелся в Нью-Йорке с Аминой Маклир, он совсем потерял охоту курить.

Выбросив окурок в корзину, Нед спросил:

– Что ты теперь будешь делать?

– Я пока не знаю… но, скорее всего, вернусь в Англию. Амина тоже говорит, что так надо.

Нед кивнул: на его побледневшем лице стали видны веснушки.

– Мне будет тебя не хватать.

– Мне тоже.

Хью осознал, что, кажется, впервые за все время пребывания в Америке у него появился друг, которого будет жаль потерять.

– Но ведь переписку никто не отменял, правда? – спросил Нед.

Хью заставил себя улыбнуться.

– Конечно. И… выбирайся ко мне в гости. Я это серьезно.

– Постараюсь, – так же серьезно ответил американец.

Хью кивнул. «Или, может быть, Амина…» – промелькнуло у него в мыслях. Но не следовало загадывать так далеко.

Он снова увиделся со своей египтянкой накануне отъезда, через три дня. Хью пришел к месту их встречи, ощутив ее зов: она ждала там. Они улыбнулись друг другу, и Амина молча повела его в свою заколдованную квартиру.

Она сразу увлекла Хью в спальню. Они исступленно занялись любовью; а потом, едва отдышавшись, еще раз. Это было лучше всего, что Хью Бертрам испытывал в жизни.

Амина полностью отдавалась ему, и он ощущал себя всемогущим; а потом сама забирала над ним полную власть. Она словно всякий раз творила его заново. Очнувшись от любовного обморока, он опять не узнавал себя, ощущая обновленным…

Когда они лежали обнявшись, утолив свою страсть, Амина внезапно произнесла:

– Он грозил убить меня.

Она издала хриплый смешок.

– Я сказала: попытайся! Убить меня смертному очень трудно… даже если меня разорвать в куски, мои члены вновь срастутся. Тогда он начал грозить убить тебя.

– Что ты говоришь?..

Хью только тут осознал, о ком его «жена» говорит и что это значит.

– Молчи!..

Амина приложила горячие пальцы к его губам.

– Я сказала Маклиру, что если он дерзнет тронуть тебя или кого-нибудь из твоей семьи, я обрушу на него мою мощь! Они все служат ему, но повинуются только мне. Однажды ты их увидишь.

– Амина…

– Ты еще не понимаешь, – перебила она его со страстью, сверкнув черными глазами. – Каждому из нас был задан вопрос: хочет ли он жить вновь, сея бесконечные страдания и смерть. И каждый ответил «да». Каждый из нас выбрал сам за себя, и прошел через эти врата один.

Египтянка поцеловала обнаженную грудь Хью, а потом положила голову ему на плечо. Он молча обнял ее, захваченный ужасным смыслом ее слов.

– Но теперь, если паду я, погибнут все мои слуги. Они мои дети, мои братья, мое тело… так же, как ты. И я никогда не оставлю их.

Хью взял ее смуглую руку и несколько раз поцеловал.

– Амина, дорогая моя… То, о чем ты говоришь, пока выше моего понимания! Но я убежден в одном.

Он сжал ее пальцы, ощущая ток крови.

– Верность в конце концов всегда вознаграждается, в этом мире или в ином.

Ее лицо осветилось.

– О да, брат мой, господин мой. В это я тоже верю.