Читать книгу Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 2 - Дарья Владимировна Торгашова - Страница 7

Я наконец-то написал письмо на Родос.

Таиться мне теперь было незачем и не от кого – а желание узнать, как обстоят дела дома в Линде, стало невыносимым. В Галикарнасе слухи обо мне распространились с первого дня: люди, как и следовало ожидать, относились ко мне с почтительной опаской, избегая как сходиться со мной, так и открыто враждовать. И я, – бывший персидский сатрап, – уже считался чем-то вроде нового советника Артемисии, хотя и не был принят ко двору формально.

Разумеется, Артемисия имела сношения и с Родосом, и с Критом: ее теперь хорошо знали по всей ойкумене… И хотя многие греки втайне торжествовали и потешались над изнеженным и неумелым варваром Ксерксом, мало кто осмелился бы открыто выказать неуважение великой мощи Персии. Мне было известно, что родосцы признали верховную власть Ксеркса и оказались вынуждены выступить на его стороне при Саламине, послав туда сорок кораблей. Я очень надеялся, что влияние карийской царицы оградит мою семью.

Помимо своих кораблей, Артемисия давала Ксерксу еще и много солдат: отряды направлялись на восток и на запад, через Ионию, чтобы соединиться с основными силами персов. Я, как все в городе, был взбудоражен военными сборами и спрашивал себя: сколь многие из этих молодых, полных сил мужчин не вернутся назад?.. Я подозревал, что, будь ее воля, Артемисия на сей раз не дала бы царю ничего. Мы с ней могли быть гораздо более близки в наших устремлениях, чем я прежде думал!

Итак, я написал письмо моей сестре Гармонии, как старшей из моих оставшихся в живых родственников, прося ее рассказать, как поживают она сама, ее муж и наша сестра Пандиона. Прошло больше пяти лет с нашего расставания – целая жизнь: маленькая Пандиона уже превратилась в невесту, а у Гармонии, кроме старшей дочери, могли родиться еще дети, мои племянники…

Я отдал письмо начальнику торгового судна, направлявшегося на Родос. Я предъявил агатовый перстень Ксеркса, который сохранился у меня от тех времен, когда я был сатрапом; и объяснил карийцу, что от него требуется, приказав во что бы то ни стало дождаться ответа от моей сестры. Триерарх обещал, что исполнит все в точности.

Тем временем вся Кария в тревоге дожидалась вестей от армии Ксеркса и от своей отважной царицы. Через пару недель прибыл корабль из Аттики с сообщением, что весь огромный царский флот, считая и корабли Артемисии, стоит на якоре и бездействует: греки отказываются дать персам бой на море. Возглавляет союзное войско эллинов теперь спартанец Павсаний, регент Лакедемона при малолетнем сыне Леонида Плистархе. Решающее сражение должно состояться на земле!

Это известие принесло мне значительное облегчение. Я понял, что теперь силы противников примерно равны! И вряд ли Артемисия ввяжется в бой со спартанскими гоплитами. Она все же не была амазонкой.

А потом пришел корабль с Родоса, который привез ответ от моей сестры. Прочитав его, я начисто позабыл обо всех войнах и греко-персидских распрях. Привожу его теперь слово в слово – я хранил послание Гармонии все эти годы.

«Дорогой брат, любимый мой Питфей!

Я несказанно счастлива получить весточку от тебя и узнать, что ты все еще помнишь о нас. Я же слышала о тебе постоянно: нет нужды меж нами говорить, кем ты был и кем стал. Ты сам знаешь, как велика теперь твоя слава! Бывали дни, когда на улицах и рынках Линда только о тебе и толковали!

Я знаю, что ты был персидским сатрапом в Ионии и вавилонским наместником: я убеждена, что ты правил мудро и справедливо. Однако я слышала о тебе много гнусностей, как ты, должно быть, сам догадываешься, – гнусностей, от которых вскипала моя кровь: тебя сравнивали с Эфиальтом, предателем Спарты… Не сомневаюсь, что годы очень изменили тебя, как и всех нас: однако я уверена, что ты стал только благороднее и сильнее, кто бы и что о тебе ни говорил! Нас с тобой воспитали лучшие на свете родители, а я помню тебя лучшим из братьев. Надеюсь, что ты сам, твоя жена и дети здоровы!

Теперь позволь кое-что рассказать обо мне самой. Ты спрашивал, как я теперь живу? Боюсь, мне нечем тебя обрадовать.

Как ты, наверное, знаешь, у нас на острове повсюду размещены персидские войска – и позапрошлым летом Родос оказался вынужден послать подмогу Ксерксу. Однако в следующем году наш мудрый тиран Клеобул исхитрился послать также помощь эллинскому союзу – эти корабли ушли прошлой осенью. В числе добровольцев был мой муж Артемид, сын Иерофона: часть наших воинов вернулась назад, но его среди живых не оказалось.

Слышал ли ты, что позапрошлым летом скончалась наша матушка, от сердечной болезни?.. Наверняка слышал! Конечно, ты посылал разведчиков на Родос, когда был сатрапом Ионии.

Я очень скорбела по матери, но мой муж стал мне опорой. Артемид был первым и единственным мужчиной, которого я любила! Тебе горько было узнать, что он стал хозяином в нашем доме, заменив нам отца и тебя – старшего после отца. Однако он был хозяином, которого все мы благословляли. А после смерти Артемида полную власть в нашем доме взял его брат Ксантий. Его-то ты наверняка помнишь! Он со своими дружками подкараулил и избил тебя до полусмерти, когда ты только пошел в школу и начал встречаться с товарищами!

Ксантий ненавидел тебя всю свою жизнь: хотя он без конца хулил тебя, обзывая изменником, думаю, втайне он завидовал твоему положению при Ксерксе. И теперь, когда нашего защитника не стало, он получил возможность сполна отыграться на женщинах твоей семьи.

Я родила от Артемида дочь Клеомаху, которой сейчас почти пять лет. А год назад, незадолго до того, как Артемид отправился на войну, у нас родился сын Лампий – он не прожил и недели, бедный крошка. Таким образом, в нашем доме совсем не осталось мужчин и наследников отцовского состояния! Семья Иерофона, как ты знаешь, очень влиятельна, они происходят из старинного линдийского рода: а после того, что стало известно родосцам о тебе, Ксантию не составило большого труда прибрать к рукам наше имущество и нас самих.

После смерти моего мужа Ксантий вселился в наш дом со своей молодой женой и рабами. Сперва он только насмехался надо мной и Пандионой, называя нас никчемными курицами и лишними ртами: хотя мы работали так же прилежно, как и другие женщины в гинекее. Потом он начал урезать наши порции, так что мне пришлось воровать пищу ночами, по-спартански! Мне помогали Мирон и Корина – но много ли они могли, бедные рабы?

Ксантию нравилось запирать мою малышку Клеомаху в темной кладовой и слушать, как она плачет и зовет покойного отца и меня, свою несчастную мать… Когда я рвалась дочери на помощь, он запирал и меня. А потом я однажды застала брата моего мужа, когда он пытался растлить Пандиону.

Ей четырнадцать лет, и она уже такая красавица! Он бы изнасиловал ее, но тут я бросилась на мерзавца с кулаками. Я не самая слабая из женщин, и я дралась с ним по-настоящему: я чуть не сломала ему руку и вырвала клок волос. Но он все-таки одолел меня с помощью слуг, избил кнутом, точно рабыню, а потом запер в кладовой, как мою Клеомаху. Ксантий крикнул через дверь, что если я буду проявлять строптивость, он продаст и Пандиону, и мою дочь приезжим работорговцам!.. Ничего другого мы, отродья предателей, и не заслуживаем!

Ты спросишь, почему я не жаловалась Иерофону, моему свекору? Я жаловалась, милый брат, и не раз! Но он оставался глух к моим мольбам: отец моего мужа говорил, что я, должно быть, недостаточно почтительна к Ксантию, который заботится обо мне после смерти Артемида, и он вынужден проявлять строгость… Родственники в таких случаях слышат только то, что хотят слышать!

Однако Ксантий, хотя и обращался с нами плохо, бил и морил голодом, все же удерживался от самого ужасного насилия над нами. Он не обесчестил Пандиону – хотя, наверное, только потому, что он теперь ее опекун, а нетронутая девушка стоит дороже… Однако мне кажется, Питфей, что они все тут боятся тебя, считая тебя большим человеком и боясь разгневать Ксеркса! Как я мечтала, чтобы ты и вправду оказался большим господином, который мог бы нас вызволить!

Когда приехали эти важные люди от тебя и сообщили, что ты теперь состоишь при царице Артемисии, я принялась умолять их забрать меня с дочерью и сестру. Я говорила, что ты мой любящий брат, что ты никогда бы не позволил так с нами обращаться! Карийцы не слушали – однако я не только умоляла, но и угрожала. В конце концов, они согласились передать тебе эту весточку и мою просьбу. Это письмо я сочиняю на палубе твоего карийского корабля, в каюте самого начальника: только там я почувствовала себя в безопасности! И только там мне дали папирус и письменные принадлежности!

Посланники Артемисии оставили при мне охрану, двух человек: эти воины проследят, чтобы меня с Клеомахой и Пандионой никто в доме не обижал, пока ты или твоя царица не дадут ответ.

Я знаю, что Артемисия отправилась на войну. Но ведь ты можешь помочь нам сам, я верю в это!

Уповаю на тебя, как на светозарного Аполлона.

Твоя любящая Гармония».

То, что я испытал, читая это письмо, невозможно передать словами… От лютой ярости мои мысли путались. Окажись передо мной сучий ублюдок Ксантий, я задушил бы его голыми руками!..

Недаром я невзлюбил это рыжее семейство! Благороднейший из семьи Иерофона, муж моей сестры, пал смертью храбрых; а те оставшиеся, кого он защитил ценой своей жизни, – мелочные, низкие душонки, – получили возможность тиранствовать над беспомощными женщинами.

Я, конечно, понимал, что в несчастье моей сестры нет ничего удивительного. В обычной греческой семье нет такой силы, которая защитила бы женщину от власти родственников-мужчин: отца, братьев, а после мужа. И горе жене, если любящий супруг умирает, оставив ее в руках своей враждебной родни!

Однако я тоже был родственником Гармонии – старшим мужчиной в семье, хвала всем богам! И моя власть была гораздо больше, чем у ее притеснителей!

Я бросился к корабельщикам, которые доставили письмо.

– Почему вы не взяли мою сестру с собой, как она просила? – крикнул я, сжимая кулаки.

– У меня не было такого приказа: ни твоего, ни царицы, – и не было дозволения государыни, – хладнокровно ответил начальник судна. – И откуда нам было знать – вдруг эта женщина лжет? Все женщины умеют притворяться!

Я совладал с моей яростью. Я уже знал, что я сделаю; и сделаю немедленно!

Я отправился в дворцовые казармы. Там жил Варад-Син, мой храбрый вавилонянин: этот восточный человек сразу поступил на службу к Артемисии, поскольку его не раздирали такие сомнения, как меня. Мой сбивчивый рассказ он выслушал с полным вниманием – и с готовностью помочь.

– Я привезу твоих сестер и племянницу, – пообещал он. Попробовал пальцем острие своего прекрасного меча. – И никто не посмеет мне помешать, клянусь Эрешкигаль и ее полчищами демонов!

– Я буду вечно тебе благодарен, и щедро заплачу! – воскликнул я.

Я ужасно жалел, что не могу поплыть с ним выручать сестру. Но мне нельзя было появляться на Родосе самому, и не только потому, что я дожидался в Галикарнасе Артемисию. Я уже понимал – родосцы боялись меня и рассказывали обо мне небылицы, пока я отсутствовал; но если бы я появился там, я был бы немедленно схвачен, и вся моя власть кончилась бы…

Мы с Варад-Сином отрядили еще четверых вавилонян и троих карийцев из тех, что были людьми Фарнака. И все вместе мы вернулись к кораблю.

Я опять предъявил наварху печатку Ксеркса. Это было одно из тех мгновений, когда сознание своего временного могущества наполняло меня чистейшей радостью!

– Именем царя царей и вашей госпожи Артемисии, – сказал я карийцу, – приказываю тебе плыть обратно на Родос и привезти моих сестер Гармонию и Пандиону и мою племянницу Клеомаху! А также рабов моей матери Мирона и Корину!

Начальник судна угрюмо потупился; и я понял, что он выполнит мое приказание. Впрочем, он в любом случае должен был забрать своих людей, оставшихся при доме моих родителей – теперешнем доме Ксантия.

Я повернулся к Варад-Сину: меня переполняла жестокая и чистая радость.

– Без нужды оружия не обнажайте. Но если попробуют помешать… бей.

Варад-Син улыбнулся и поклонился. Хотя я был уверен, что при виде вооруженных до зубов иноземных воинов Ксантий убежит, поджав хвост. Я вспомнил его холодное рукопожатие, его омерзительные желтые глаза: такие, как он, способны только нападать кучей на одного.

Корабль отправился обратно на Родос. И еще до начала осени карийцы и мои вавилоняне вернулись, привезя обеих моих дорогих сестер и племянницу! Женщины моей семьи исхудали, обносились, тела их были еще покрыты кровоподтеками. Но они были живы – и почти здоровы, несмотря на истязания. Наши верные рабы постарели, мучились болью в суставах, но тоже оказались целы.

Ксантий даже не пикнул, когда мои воины пришли забирать их. Я не ошибся насчет него!

При виде меня, – такого сиятельного господина, – у Гармонии ослабли колени, и она хотела обнять мои ноги, плача от счастья… Но я не позволил ей и сам обнял сестру, гладя ее спутанные тусклые волосы.

– Теперь ты всегда будешь со мной, – сказал я.

Я снял для моих сестер и племянницы комнаты в одном из домов, хозяйки которых сдавали их приезжим. Многие семьи в Галикарнасе этим летом остались без мужей и сыновей. Отныне Кария стала домом для нас всех: как бы ни рассудили боги завтра.

А когда наступили холода, пришло известие о полном разгроме воинства Ксеркса при городке Платеи, на склонах горы Киферон. Греки уничтожили главные силы персов, Ксерксов огромный флот и великую конницу! И теперь эллины отомстят за себя, за пожарища своих городов, за многие тысячи убитых и уведенных в рабство, обрушившись на врага с таким же неистовством!..

Но царица Артемисия уцелела. И она возвращалась.4