Читать книгу Желание покоя - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Страница 13

Бушевал октябрь; свирепый и печальный месяц! Август и сентябрь тронули листья золотом и багрянцем, нежно ослабив саму их связь с ветвями деревьев. Октябрь приходит, когда все уже готово к концу: он с яростью исполняет смертный приговор, вынесенный с первой желтизной листвы в теплом свете уходящего июля.

Октябрь кажется еще меланхоличнее из-за редких тихих золотых дней, купающих нас в солнечных лучах, мягких и чистых, как летом, когда тонкие ветви отбрасывают тени на коричневые кучки облетевшей листвы.

В тот вечер, о котором я говорю, в небесах стоял угрожающий закат, и лодочники Кардайлиона предрекали приближающуюся грозу. Их предсказания сбылись.

Ветер начал вздыхать и стонать в деревьях и каминных трубах нашего дома вскоре после заката, и через час принес шторм с северо-запада. Оттуда из открытого моря ветер попадает прямо в эстуарий. Волны, набирая силу, величественно обрушивались на скалы рядом с Мэлори.

Как обычно, вечером мы устроились пить чай. Напор ветра на окна все время усиливался, и вот гроза достигла своей высшей точки.

– Вы не боитесь, что окна могут не выдержать? – спросила Лаура после очередного порыва. – Ветер просто невероятный! Может быть, нам лучше уйти в заднюю часть дома?

– Никакой опасности нет, – ответила я. – У этих окон необычайно крепкие рамы и маленькие стекла. Они выдержали столько гроз, что мы можем положиться на них.

– Вот снова! – воскликнула она. – Это ужасно!

– Тем не менее мы в безопасности. Стены Мэлори сложены из камня, с хлипкими кирпичными домами не сравнить, а каминные трубы не уступят сторожевым башням. Давайте поднимемся в Коричневую комнату и подойдем к окну, – предложила я. – Там есть просвет в деревьях, через который хорошо видно море. Это того стоит, дорогая Лаура: вы еще не видели настоящего шторма.

Я убедила ее подняться со мной по лестнице. Оставив свечу у двери, мы подошли к окну комнаты и стали свидетелями потрясающего зрелища.

Над морем и землей, над горами и лесами сияла ослепительная луна. Растрепанные клочья облаков кружились быстрее, чем летящие птицы. Насколько мог различить глаз, море было испещрено белыми полосами пены. Ближе к гнущимся от непрерывного ветра деревьям у нашего маленького кладбища – уж его-то ничто не могло побеспокоить – над всем этим хаосом возвышалась черная скала, которую в хорошую погоду соединял с материком узкий перешеек. Я знала, что за скалой простирается ужасный риф, на котором много лет назад потерпел крушение «Подлинный». Сквозь пену в воздухе, которая, взлетая, оседала вниз, словно снег, мы могли видеть волны. У самой скалы они были особенно большими, а пена казалась пушечным дымом. Но воды эстуария были относительно спокойны.

Не в силах оторвать глаз от бурного моря, мы провели целых полчаса у окна, как вдруг… неужели это судно, лишившееся мачт? Нет, пароход… большой, с низкими трубами. Казалось, он был примерно в полутора милях от берега. Иногда он исчезал из виду, затем снова появлялся на гребне волны. Мы затаили дыхание. Может быть, судно пытается укрыться у волнолома Кардайлиона или просто идет с попутным ветром?

Однако курс его казался мне неуверенным, и перед ним был зловещий риф, забравший немало прекрасных кораблей и храбрых жизней. Мне было известно, что опытный капитан мог бы проскочить к волнолому – там был довольно широкий проход. Но есть ли на борту кто-то, кто знает сложную навигацию у наших берегов? Возможно ли вообще управление при таком шторме? И самое главное: в исправности ли корабль? В любом случае я понимала, насколько велика опасность.

Читатель, если вы никогда не были свидетелем подобного зрелища, вы не можете представить истерическое возбуждение от напряженного ожидания. Вы начинаете переживать за тех, кто в этот ужасный момент находится на борту, ваше сердце с ними, их страхи – ваши страхи. Корабль, ведомый наудачу капитаном, всего лишь человеком, вступает в неравную битву с яростью моря и ветра, да еще и вблизи смертельных скал, тут самое храброе сердце сжимается, а время проходит в неосознанной агонии молитв.

Мы не слышали, как к нам присоединилась Ребекка Торкилл.

– Ох, Ребекка! – воскликнула я. – Там в море корабль… как вы думаете, им удастся спастись?

– На верхней площадке черной лестницы, на полке, должен быть телескоп, – сказала она, посмотрев в окно. – Да поможет им Бог, бедные души! «Подлинный» так же шел по ветру в ту ночь, когда потерпел крушение. И мне кажется, сегодня шторм еще сильнее.

Миссис Торкилл вышла и вскоре вернулась с длинным морским телескопом в изношенном парусиновом футляре. Я смотрела первой. Поблуждав по бушующему морю и поймав на секунду качающуюся вершину дерева, линза наконец-то захватила судно. Это был большой пароход, который ужасно кидало и бросало. Даже моему неопытному глазу он казался неуправляемым. Мне стало нехорошо, и я передала телескоп Лауре.

Несколько лодочников из Кардайлиона бежали по дороге, которая проходила перед Мэлори. Двое или трое уже добежали до возвышения у кладбища и наблюдали за судном с продуваемого склона. Я знала всех местных лодочников – мы часто их нанимали – и решительно сказала:

– Я не могу здесь оставаться – я должна услышать, что они говорят. Лаура, идемте со мной.

Лаура ничуть не возражала.

– Вздор, мисс Этель! – всплеснула руками экономка. – Мисс Грей, на таком ветру не удержится никакая шляпка, никакой капор! Вы не можете выйти из дома в такую погоду!

Однако возражения были напрасны. Я надела на голову платок, крепко завязав его под подбородком, Лаура сделала так же, и мы ушли, невзирая на протесты и мольбы Ребекки. Нам пришлось выйти через заднюю дверь: в такой ветер было бы невозможно открыть парадную.

В ярком свете луны мы шли под хлипкой защитой деревьев, которые с ревом водопада качались над нашими головами. Против ветра подняться на холм было трудно. Мы то и дело останавливались и отступали, но в конце концов добрались до маленькой площадки, с которой ясно были видны скалы и море. Справа от меня, придерживая шляпу широкой крепкой рукой, стоял лодочник Уильямс. Лаура была слева. Наши платья хлопали и рвались на ветру с таким звуком, словно трещали тысячи кнутов, и в ушах у меня был такой шум, что, несмотря на плотно повязанный платок, я едва могла слышать хоть что-то.