Читать книгу Желание покоя - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Страница 6

Я плохо помню то, что было дальше, и не могу рассказать ни о временных интервалах, ни даже о порядке, в котором происходили события. Мне мешает вовсе не туман времени: то, что я помню, я помню с ужасающей четкостью, но каких-то кусочков общей картины недостает. Прошлое будто отражается в осколках разбитого зеркала. Я вижу фрагменты сцен, вижу лица ангелов и лица, от которых у меня замирает сердце.

Я мало рассказала вам о Хелен, моей сестре, самом близком для меня человеке. О некоторых вещах люди, даже по прошествии половины жизни, постоянно думают, но не могут говорить. Поведать о них незнакомцам немыслимо – чувство осквернения захлопывает дверь, и мы воскрешаем покойных наедине. Вслух я бы не смогла поведать вам то, что собираюсь написать. Но я делаю вид, что пишу для себя, поэтому справлюсь.

Вам может показаться, что я слишком зациклена на, как говорит Гамлет, «обыденном». Но вы, надеюсь, не знаете, что это такое – всю раннюю жизнь быть отрезанной от всех, кроме единственного любимого спутника, а после уже не найти никого другого.

Хелен подхватила кашель, и Лаура Грей написала об этом матушке, которая была в Уорикшире. Ей посоветовали доктора в Кардайлионе. Тот пришел. Это был хороший доктор. Стояла тревожная тишина, пока он задумчиво прислушивался через стетоскоп к «тихому кроткому голосу» судьбы, неслышному для нас, но высказывавшемуся по страшным вопросам жизни или смерти.

– Лучшие легкие в Англии, – сказал наконец доктор Мервин с поздравительной улыбкой.

Он предупредил ее, что она не должна выходить на холод, и вскоре прислал два пузырька из своего кабинета. Мы снова были счастливы.

Но указаниям докторов, как и предупреждениям судьбы, редко внимают, особенно молодые люди. Маленький воробушек моей сестры захворал. Или мы так подумали. Мы с ней вставали ночью каждый час, чтобы проверить его. На следующий вечер у Нелли – так я называла свою сестру – появилась небольшая боль в груди. Она становилась все сильнее и к полуночи была столь невыносима, что встревоженная Лаура Грей послала в Кардайлион за доктором. Через час Томас Джонс вернулся без него: доктора куда-то вызвали, но, как только он приедет, он направится к нам в Мэлори.

Три часа ночи, а его все нет: для милой Нелли это было настоящей пыткой. Снова послали за доктором Мервином, и снова гонец вернулся с тем же удручающим ответом. Гувернантка и Ребекка Торкилл испробовали весь свой ограниченный список средств. Тщетно. Мой страх возрастал. Я чувствовала опасность. Доктор был моей последней мирской надеждой. Я видела, как смерть приближается с каждой секундой, а доктор мог быть в десятках милях от нас. Представьте, каково это было – беспомощно стоять рядом с любимой сестрой. Смогу ли я когда-нибудь забыть ее маленькое личико, залитое румянцем и хватающее ртом воздух, руки, горло и каждую мышцу, дрожащую в тяжелейшей борьбе?

Наконец я услышала стук и звонок в дверь и подбежала к окну. Первая морозная серость зимнего рассвета болезненно висела над ландшафтом. На ступенях и сером гравии двора никого не было. Но… я слышу приближающиеся голоса и шаги по лестнице! Ох! Слава богу, доктор здесь!

Я выбежала в коридор как была, в халате, с распущенными по плечам волосами и в тапочках на босу ногу. Подсвечник с догорающей свечой стоял на широкой верхушке громоздкой старой балясины, и я увидела, как мистер Кармел в черном дорожном плаще, со шляпой в руке и в сапогах для верховой езды тихо и серьезно говорит с нашей гувернанткой.

Слабый серый свет из низкого окна не доставал до того места, где они стояли, и нежные черты священнослужителя, как и красивое встревоженное лицо мисс Грей, освещались, будто на портретах Шалкена[6], только свечой.

Все это болезненное и тревожное время память моей сетчатки сохранила лучше всего – каждая картинка впечаталась прямо в мозг. Доктор приехал? Да, мистер Кармел проехал целых четырнадцать миль, до самого Ллуинана, и он привез доктора, который в ином случае добрался бы до нас еще не скоро. Сейчас он внизу – готовится – и поднимется в комнату мисс через несколько минут.

Я смотрела на это милое, печальное, но вместе с тем и энергичное лицо так, будто он спас меня. Я не могла поблагодарить его. Развернулась, прошла в нашу комнату и сказала Нелли приободриться, потому что пришел доктор.

– Ох, господи, надеюсь, он поможет тебе, моя дорогая, моя родная, моя любимая!

Через минуту доктор был в комнате. Я не отрывала взгляд от его лица, когда он говорил с бедной юной пациенткой: он выглядел совсем не так, как в прошлый свой визит. Я пишу эти строки и вижу его перед собой: лысая голова сияет в отблесках свечи, недовольное мрачное лицо, умные голубые глаза, искоса смотрящие на нее, пока пальцы считают пульс.

Следующая картинка: теперь я стою в маленькой комнате напротив. Только я, доктор и мисс Грей в холодном утреннем свете, и он говорит:

– Ну, все исходит из пренебрежения указаниями. Очень сильный жар и грудная клетка в критическом состоянии.

После секундного молчания мисс Грей задает ужасный вопрос:

– Она в опасности?

И доктор ответил коротко:

– Хотел бы я сказать, что нет.

У меня зазвенело в ушах, словно выстрелили из пистолета. Некоторое время все молчали.

Наверное, доктор долго оставался у нас, потому что он присутствует почти в каждой сцене, которую я помню из того спутанного кошмарного дня.

Это продолжалось всего один день и часть ночи, но мне казалось, что ночи сменяли друг друга, солнце вставало и садилось, и проходили дни, неисчислимые и неразличимые.

Боль уменьшилась, но началось нечто худшее: ужасный неутихающий кашель – долгая мучительная борьба с медленным наполнением легких жидкостью. Доктор сдался. Они хотели, чтобы я вышла из комнаты, но я не могла.

Пришел час, и ее не стало. Страшный крик как ужасное прощание; но ничто не может отпугнуть неотвратимую смерть. Стало тихо.

Как корабль, зашедший в грот, больше не чувствует ярости ветра, натяжения каната и обрушивающихся волн, успокоились и покинутые останки. Ох, маленькая Нелли! Я не могла в это поверить.

Она лежала в ночной рубашке под белым одеялом. Может, это только страшное видение и мое сердце разбивалось напрасно? Ох, бедная маленькая Нелли, как могла ты превратиться в нечто столь возвышенное и ужасное?

Я застыла у кровати, глядя в белое неподвижное лицо. Такого выражения я раньше никогда не видела. То была непорочная красота ангела.

Кажется, со мной заговорила Ребекка Торкилл. Я помню ее доброе скорбящее старое лицо рядом, но я не слышала, что она говорит. Я была в ступоре, в трансе. Я не проронила ни слезинки, я не сказала ни слова. Я будто сошла с ума. В свете этого прекрасного преображения мое сердце разрывалось дичайшим протестом против закона смерти, который убил мою невинную сестру на моих глазах, против судьбы, для которой род людской – лишь насмешка, против ужасной Силы, что сотворила нас! Какой дух знает, пока не придет час искушения, высоту или глубину своей нечестивости?

Ох, нежная, терпеливая маленькая Нелли! Единственное хорошее, что я нахожу за собой в те дни, – это моя нежная любовь к тебе и моя глубокая внутренняя уверенность в моей неизмеримой неполноценности. Нежная кроткая Нелли, ты наделяла меня умом, мудростью и другими неисчислимыми совершенствами… Как спокойно я чувствовала себя рядом с тобой, хотя была слишком горда, чтобы сказать это! В твоем присутствии раскрывалась моя яростная земная природа, и куда бы я ни посмотрела, моя тень лежала на земле рядом с чистым светом, который ты излучала.

Не знаю, как долго я молчала. Полагаю, другим было чем заняться, и меня оставили в покое. Но Лаура Грей взяла меня за руку и поцеловала, и я почувствовала ее слезы на своей щеке.

– Этель, дорогая, идем со мной, – сказала она плача. – Ты еще сможешь вернуться к ней. Пойдем со мной, хорошо? Этель, наша Нелли теперь счастливее, чем когда-либо на земле, она больше не ощутит ни боли, ни печали.

Я начала безумно рыдать. Я в самом деле уверена, что почти обезумела. Я заговорила с ней многословно, неистово, непрерывно плача навзрыд. Сейчас я не помню ни слова из того, что сказала, но по боли и даже ужасу на бледном лице Лауры Грей, которые отпечатались в моей памяти, нетрудно о том догадаться. Потребовались долгие и страшные усилия, чтобы изгнать обуявший меня злой дух. Я помню, какой была в те дни. С тех пор мое земное паломничество шло крутыми и уединенными тропами, среди огромных опасностей, в темноте и страхе. Я съела хлеб горести и выпила воды печали, я устала и стерла ноги, но теперь мне кажется, что я смутно понимаю, для чего все это было, и покаянно благодарю Бога за все ужасы и милости, что Он явил мне. Словно сквозь туман я начинаю понимать, кем был тот единственный друг, который никогда не покидал меня во время долгих блужданий, и жду того часа, когда закрою усталые глаза и лягу у ног моего Спасителя.