Читать книгу Нигде посередине - Дмитрий Казьмин - Страница 13

История будет очень простая, и в ней не будет ни закрученного сюжета, ни напряжённой кульминации, ни, собственно, морали. История будет о том, как я чуть не помер от собственной непредусмотрительности, не успев показать никому и ничего. А расскажу я её только с одной целью – сказать спасибо человеку, который не дал этому случиться, поскольку за всю свою жизнь я это сделать так и не удосужился, а в каком-то возрасте старые долги пора уже начать и раздавать. Так вот.

На следующий день, когда Наташа ушла вниз в своё тёплое далёко, нас в первый раз отправили резвиться на снег. Темой занятия было падение и задержание на снежном склоне. Делалось это так: человек забирался повыше по крутому снежнику и оттуда начинал катиться вниз как Бог ему на душу положит – кувырком, колбаской или съезжая на пузе. По команде инструктора надо было воткнуть ледоруб в снег, повернуться ногами вниз по склону и ледорубом и носками ботинок остановить скольжение. Игра была весёлая, да и правила немудрёные, так что довольно скоро даже у меня стало получаться делать как надо, и мы все с удовольствием катались по склону и выстраивались в очередь наверху, как на детскую горку. Небо разъяснелось, и на солнышке даже стало пригревать. Снег стал превращаться в мокрую кашу. Одежда, промокшая на плечах и спине ещё с ночи, теперь стала насквозь мокрой ещё и спереди, ботинки были битком набиты снегом, но всё равно было весело, и мы резвились как котята, пока нас не повели обратно в лагерь обедать и собираться идти на базу, вниз.

Пока мы бегали вверх-вниз по склону, холода не ощущалось. Но к обеду опять набежали облака, с ледника задул ветер, и я внезапно понял, что я очень, очень замёрз. Точнее, я понял, что я очень-очень замёрз уже давно и только сейчас это заметил. Промокшая одежда от ветра не защищала, спрятаться на морене было некуда, а всё, что было сухого, перестало быть сухим ещё ночью. Вокруг шла обычная лагерная суета, на керосинках разогревали тушёнку, собирали палатки и снаряжение, и я, памятуя наставления, прочитанные в книжках, тоже стал что-то делать по лагерю, просто чтобы двигаться. Но скоро настал момент, когда всё, что надо было собрать, оказалось уже собрано, новых дел в поле зрения не оказалось, и тогда холод накатил с новой силой. Двигаться внезапно расхотелось, я сел за какой-то камень, просто чтобы спрятаться от ветра и чуть-чуть передохнуть, и понял, что вставать уже не буду.

Когда окружающая действительность стала бледнеть и растворяться, из сгущающегося тумана вдруг вынырнул Валерка. Фамилии его я, как ни пытался, сейчас вспомнить не смог, поэтому пусть он так и останется просто Валеркой. Валерка был командиром нашего звена. Это был светловолосый худощавый парень лет двадцати двух, сильный, ловкий и сноровистый, родом откуда-то из Подмосковья. Он прекрасно лазил по скалам и удивлял всех своим умением вязать сложные и редкие узлы – навык, очень высоко ценящийся как у матросов, так и у альпинистов. Как он оказался «на значке», я не знал; по всем признакам ему в этом лягушатнике делать было нечего.

Он потыкал в меня пальцем.

– Эй! Вставай, пошли, все собираются уже!

Мне это было уже достаточно безразлично.

– Эй! Ты чего? – И он потыкал в меня ещё раз.

– Э, брат, да ты замёрз. Тебе куртофей нужен. У тебя есть куртофей?

Всё, что у меня было, было уже на мне, и всё было мокрое.

– Щас, погоди.

И он стал рыться в своём рюкзаке. Рюкзак у него, кстати, был знатный, на зависть всему альплагерю – настоящая самодельная «труба», шитая из лоскутов парашютного шёлка (этот материал, очень ценный, кроме как по блату достать можно было только воровством, за которое могли и посадить. В период конверсии оборонки его стали пускать на зонтики для уличных кафе. Походная и альпинистская братия очень быстро эту фишку просекла, и зонтики стали по ночам пропадать. Глядя на разноцветную лоскутность его рюкзака, я думаю, что матерьяльчик-то взялся именно оттуда; Валерка сам этого в открытую не отрицал, хотя и подробностей не рассказывал). Из глубин рюкзака он извлёк на свет настоящее чудо – абсолютно сухую куртку с брезентовым верхом и толстой подкладкой из рыбьего меха.

– О! Смотри! Куртофей! – объявил он, как будто сам был удивлён своей находке. – Давай снимай это всё. Давай, давай, шевелись, сейчас все уже строиться пойдут!

Я стащил всё, что на мне было, и разделся по пояс. Как ни странно, даже голой кожей холода ощущалось меньше, чем в мокром. Валерка протянул мне куртофей, и я его надел прямо на голое тело. Меховая подкладка почти что сразу стала тёплой.

– Ты ел?

Я не ел.

– Сейчас. Сиди здесь. – И он пропал, а через минуту вернулся с миской ещё тёплого супа.

– На, держи. Только не закапай.

Руки у меня тряслись, ложку до рта донести я не мог, поэтому стал хлебать прямо через край. Валерка ждал. Через несколько минут дрожь стала стихать и я смог сфокусироваться на окружающем. Первым в фокус попал Валерка, который рассматривал мои метаморфозы с нетерпеливым интересом.

– Давай, давай! Идти можешь? Смотри, весь отряд уже выходит, мы сейчас последние будем! Иди, иди!

И я пошёл.

История, собственно, как видите, незамысловатая, и здесь можно поставить жирное слово «конец». По дороге я согрелся окончательно, куртка скоро стала не нужна, и я вернул её хозяину. Валеркина премудрость мне хорошо запомнилась на всю жизнь, и всегда, собираясь куда-нибудь в леса и горы пошляться с палаткой, я беру с собой запасную, сверхрасчётную тёплую одежду в непромокаемой упаковке. Когда меня спрашивают, на фига мне столько барахла, я обнимаю увесистый мешочек и говорю: «А это – мой куртофей!» И вспоминаю Валерку.

Так, собственно, что я хотел-то сказать… Валерка, брат, спасибо тебе, что ты меня тогда заметил, когда всем было насрать. Ты не представляешь, как это было вовремя. И спасибо за твою запасливость. И ещё – я очень надеюсь, что если все наши дела где-то учитываются и записываются, то тебе там тоже не забудут сказать спасибо.