Читать книгу Нигде посередине - Дмитрий Казьмин - Страница 3

Где-то, кажется, после третьего класса, моей маме пришла на минуточку в голову мысль сделать из мальчика мужчину, и она сослала меня в пионерский лагерь. До того мы всегда проводили лето вместе. Сказать, что мне в лагере не понравилось, – это ничего не сказать. На озеро нас не пускали, в командные игры я не играл, девчонок зубной пастой ходил мазать только один раз, и никогда не забуду этого стыда, когда подоспевшие пионервожатые вытаскивали нас за уши из девчачьей палаты. К тому же меня пугали рассказы про красное пианино. Была, правда, и приятная сторона: наверное, потому что я был самым тихим и примерным мальчиком во всей этой кодле, меня назначили в члены совета дружины лагеря. Это означало аж целых три пластмассовых звёздочки на шевроне, то есть на одну больше, чем у председателя совета отряда. Это был первый и единственный пионерский пост, который мне в моей жизни поручили, и я был донельзя горд собой и своими звёздочками. Высокое доверие, однако, не примирило меня с лагерем, и в первый же выходной я вцепился в мамину юбку и умолял забрать меня отсюда, обещая сидеть дома тихо, ничего не поджигать и из окна не высовываться. Мама вытирала мои слёзы, но была неумолима.

Тогда я решил сбежать. Выбравшись из окна во время тихого часа, я стал красться к воротам. Ворота, естественно, охраняли, и тогда я решил махнуть через забор. Забор был высоким – метра два, и пока я на него лез, меня, натурально, застукали две девочки из старшего отряда, то есть года на три взрослее меня, и, стало быть, раза в два крупнее. Я дрался с ними как Лёня Голиков с фашистской ордой, но был тем не менее бит, скручен и доставлен куда надо, исцарапанный и в соплях. Мои врагини выглядели, надо сказать, не сильно лучше. Комсомольская дежурная посмотрела на нас с жалостью. «Ты чего ревёшь?», – спросила она, предварительно получив отчёт об обстоятельствах моего пленения. «К маме хочу…», – провыл я. «Ну что же так… а ещё член совета дружины…» И, чтобы сгладить это противоречие, тут же на месте разжаловала меня в рядовые пионеры.

Этой обиды я уже стерпеть не мог и на следующий день покрылся с головы до пяток обильной розовой сыпью. Меня быстро упекли в инфекционный бокс, а маме позвонили и сказали, чтобы она забирала своего золотушного сей же секунд. На следующий день мама примчалась на зелёном ушастом запорожце с ручным управлением. Вёл машину замечательный человек, альпинист и герой моего детства – Адик Белопухов, перед которым мне до сих пор стыдно за то, что я учинил в его машине по дороге в Москву.

Вместо послесловия добавлю, что через полгода мне пришло письмо от девочки, ни лица, ни имени которой я вспомнить не смог. В нём она вспоминала, как весело было мазаться зубной пастой, и сетовала, что меня не было на танцульках в последний день смены. Мне оставалось только порадоваться тому, что я не знал, что планировались ещё и танцульки.