Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 3. Часть 2. Учёба спорту не помеха - Елена Поддубская - Страница 4

Пока первокурсники поняли, что пятнадцать минут для паузы – это мало, потому как необходимо не только закончить свои личные дела, но ещё найти нужный кабинет, урок физиологии на третьем этаже уже начался. Весёлый преподаватель со смешной фамилией Хломенок и прозаичным именем Тамара Ивановна, встречала опоздавших не строго. От женщины сильно пахло колбасой с чесноком. Причём запах был настолько не вчерашний, что Шумкин задержался около учительского стола, втягивая воздух ноздрями.

– Что с вами? – не поняла Хломенок. Красивая причёска, ухоженные белые руки, увешенные кольцами, светлая блуза, похожая на униформу врача или медсестры, и рот, намазанный ярко-красной помадой, напомнили Мише официантку из привокзального ресторана.

– Ничего. Есть хочется, – признался он совсем тихо.

Преподаватель посмотрела с удивлением.

– Как вас зовут?

– Миша Шумкин.

– Зайдите к моей лаборантке и скажите, что я приказала вам выдать ДП, – кивнула она на дверь кабинета напротив.

– Чего выдать? – переспросил Шумкин вяло. – От запаха колбасы теперь подташнивало. В утренней суете Миша успел проглотить всего лишь кусок сухаря, намазанного плавленым сырком, и съесть ложку мёда, запив его чаем. Мёд Галицкий выдавал всем порционно и не для лакомства. На третий день после возвращения из колхоза Стальнов зашмыгал носом, а Добров стал жаловаться на першение в горле. Шумкину было плохо в целом и очень хотелось, чтобы у него хотя бы подскочила температура. Это могло стать поводом не ехать после обеда на плавание в «Олимпийский». Галицкий, потрогав лбы у всех ребят, отказал Мише в особом уходе, ссылаясь на «нормальные константы». Зато Кранчевского с самого утра чуть ли не протирали бархоткой. Той самой, что Галицкий держал для своих гитар. Шумкин не понимал, чего это аспирант проснулся с красными глазами, если вчера, после просьбы ректора, Виктора заботливо накормили дополнительной порцией домашней лапши и даже с луком-перо. Домашний огород разбил Юра. Приехав из колхоза и увидев, что в корзине для овощей проклюнулись зеленью несколько луковиц, Галицкий немедленно поставил их в воду в банках из-под майонеза. За три дня перья из луковиц вытянулись так, что на суп хватило. «Полбу», как обозвал варево Шумкин, ели вприкуску с хлебом и приговорили его вчера полностью. А утром, обнаружив в шкафу только сухари, припасённые его невестой Машей, Кранчевский снова пустил слезу.

– А ну-ка прекрати, – шумнул на аспиранта Стальнов и улыбнулся: – Любой может потерять сознание от известия о беременности. И вообще: понимать нужно, что беременность – не обычная простуда. Всё-таки формируется новый человек, – подбодрил он, наливая всем чаю.

Петя Кузнецов гордо прогнулся, словно не сестра, а он вынашивал ребёнка. С радостью оставшись накануне на даче с ночёвкой, утром мальчишка в школу совсем не спешил. Увидев, что у студентов на завтрак только сырок – по куску на двоих, а мёд – аптечными дозами, Петя ответил, что не голоден. Живот, по правде говоря, подводило. Несколько ложек вчерашнего супа мальчик проглотил исключительно из чувства солидарности. Но признаваться в том, что жутко голоден, Петя не стал. Он умел терпеть голод. Тогда как Шумкин – нет.

Ещё раз переспросив Хломенок что такое ДП и получив ответ, что лаборантка знает, Миша ушёл в соседний кабинет. Каковым же было его удивление, когда лаборантка вынесла ему бутерброд с колбасой. Копчёной. Чесночной. Отказаться от него молодой десятиборец не смог. Он взял начинённый хлеб двумя руками и, отвернувшись к окну, стал жадно есть. На предложение сесть даже не стал реагировать, сносить позор из-за проявленной слабости требовалось стоя.

В это время Тамара Ивановна знакомилась с группой. Она подчёркнуто широко улыбнулась Малкумову и Шандобаеву. Спокойно снесла от дислексика Ячека и «Тарама Инавовна», и «Холменок». Выслушала от старосты Зубилиной объяснения про отсутствующих и только тогда начала урок.

Не дождавшись от преподавателя фразы о том, что физиология для каждого из студентов – предмет важный и главный, некоторые даже расстроились. Юлик Штейнберг поднял руку и уточнил насколько сложно учить физиологию. Хломенок успокоила студентов, что учить физиологию совсем не трудно и даже интересно, ведь работать они будут со своими собственными «константами». Непонятное слово резануло всем слух, и Таня Маршал уже потянула вверх руку, но тут в дверях показался Шумкин, улыбчивый и с лоснящимися щеками и принося на себе новую струю чесночного запаха. Заметив, что Юлик стал часто глотать слюну, десятиборец с ходу попросил Тамару Николаевну рассказать про эти самые константы.

Оказалось, что «константами» называют вовсе не ядрёный дух от пота, как подумал Шумкин, обижаясь на Галицкого, а те показатели организма, которые обычно служат врачам и учёным ориентиром для определения состояния человека. ЧСС – частота сердечных сокращений, артериальное давление и частота дыхания являлись основными из них. Объясняя, женщина записала на доске то, что назвала, поставив константы одну под другой в колонку. Названия показатели получили от латинского слова «constantis», то есть «постоянная величина». А ещё потому, что они были присущи любому живому организму в любое время. Непостоянными константами могли быть, например, любые показатели крови. Это преподаватель тоже записала на доске, но в другой колонке.

– Фи, – сморщился Штейнберг одновременно из-за ответа и из-за запаха от Миши. Он и Ира Станевич сидели сразу за Шумкиным и Воробьевой, – чего пудрить народу мозги? Так бы и говорили: тут – пульс, а тут – анализы. Хломенок улыбнулась.

– Юлиан, я должна тебе сказать, что в любой науке есть умные слова и их научное название – конкретнее, чем то, какими мы пользуемся в разговорной речи. Вот пример. Сейчас ты пойдёшь и попросишь у моей лаборантки нечто, что мы между собой называем «ДП». Попроси дать все, что есть. А когда вернёшься, расскажешь нам что ты принёс, как это называется в народе и почему говорить кодом иногда проще.

Когда Юлик вернулся, в его руках был целлофановый пакет. Ещё не зная, что в нём, все услышали аппетитный запах. Развернув пакет на первой парте, конькобежец удивился.

– Это же бутеры, – проговорил он, не веря своим глазам и замерев молчаливым пугалом.

– Что это, Тамара Ивановна? – не выдержала Зубилина. По её мнению, подобная приманка могла быть для ребят серьёзным испытанием. Преподаватель улыбнулась, взяла бутерброд из руки Юлика, протянула его Лене.

– Это, уважаемые, и есть ДП – дополнительный паёк. В простонародье эта подкормка зовётся «бутерброд». Тут Юлиан прав. Но для меня этот самый бутерброд – не просто пища, он позволяет организму легче переносить не только физическую, но и умственную нагрузку. И это – научный факт. Так что, наши ДП входят в учебную программу по физиологии.

Преподаватель улыбалась, не зная ещё, что не так-то просто сломить настойчивость Зубилиной. Строго глянув на класс, призывая не расслабляться, староста покачала головой:

– Во-первых, Тамара Ивановна, Штейнберга все мы зовём Юлик. Ему так больше нравится. А во-вторых, почему прямо не сказать, что это – бутерброды? Зачем нам эти кодировки?

– Миша, может ты ответишь на вопрос Лены? – попросила преподаватель Шумкина.

Десятиборец неуклюже повернулся к классу:

– Тэк, э-э, если бы вы мне сразу сказали: «Иди, студент Шумкин, поешь», я бы не пошёл. Я, хотя и голодный, но гордый.

– А чего же тогда пошёл? – засмеялся Андронов. Зная Мишу, не трудно было предположить, что он слопал бы бутерброд, как его не обзови.

– Так ведь, Игнат, просто так бутеры лопать – это одно, а ради эксперимента – совсем другое! Ради науки – я всегда пожалуйста, – Шумкин подмигнул соседке. Лиза тут же спросила, почему тогда во всём институте только Хломенок заинтересована в том, чтобы студенты хорошо учились.

– По такому принципу, Удалов нас должен потчевать чёрной икрой и балыком из осетра горячего копчения, – не удержалась от комментария Ольга Бубина.

– А Гофман ещё и рты нам салфеткой вытирать, чтобы мы могли выносить его брюзжание, – поддакнула хоккеистке Ира Масевич. Заведующего кафедры гимнастики художница очень боялась.

– Методы работы у всех свои. Я предлагаю вам пассивное участие в процессе, – улыбнулась Тамара Ивановна, предлагая перекусить. Ребята, ободряемые мгновенно «ожившим» Юликом, взялись за делёдку. На семнадцать студентов при двух отсутствующих и одного уже накормленного, оказалось восемь бутербродов. Малыгин поделился с Масевич, с которой и сегодня оказался за одним столом. А когда художница отломила себе меньшую часть, Виктор улыбнулся и даже чмокнул девушку в щёку. Это вызвало свист и улюлюканье, которые, впрочем, быстро прекратили, так как жевать и свистеть оказалось не очень удобно. Зубилина отказалась от копчёной колбасы, но попросила хлеба. Такая позиция очень даже устроила её соседа Кириллова, которому копчёная колбаса по запаху напоминала сосиски. Сунув Лене верхнюю половинку сэндвича, Толик сложил «бутерброд без крышки» вдвое и впился зубами в остаток, не дожидаясь, пока всё поделят. От своей пайки отказалась Бубина, принародно отписав её Серику. Оле показалось, что казах в колхозе сильно похудел.

– Есть, так есть. Иначе незачем себя дразнить. Вы не переживайте, Тамара Ивановна, я так позавтракала, что спокойно усвою, что нужно по программе, – успокоила Бубина преподавателя.

Сычёва и Ячек, Штейнбег и Станевич, Цыганок и Маршал тоже получили по одному бутерброду на двоих. Андрей Попинко, тоже не голодный, отдал свою порцию Малкумову. Армен взял бутерброд гордо, словно голоден не был, хотя на завтрак им с Сериком хватило денег только на одну порцию яичницы и два стакана чая. Экономить пришлось даже на хлебе. Пятьдесят рублей, что взял в сентябре из дома, кавказец растратил, заплатив за полгода за общежитие за себя и за Серика. Заняв на телеграмму, он с нетерпением ждал из Нальчика перевода от родителей. Казахская семья Шандобаевых была многочисленной, поэтому Серик мог рассчитывать только на стипендию, а её пока никому ещё не выдали. Про своё материальное положение студенты обычно не рассказывали. Кто мог, одалживал тем, кто просил. Но не все могли, а уж тем более не все просили.

– Ешь, дорогая редакция, не стесняйся, – проговорил Соснихин, отламывая половинку бутерброда у Андронова. Миша с матерью жили на её девяносто рублей уборщицы. Но хоккеист не унывал. Спорт дал ему больше, чем деньги – много друзей и хорошую команду. Поступление в институт гарантировало получение диплома, а с ним и обязательное трудоустройство. Стабильная работа с зарплатой тренера или преподавателя на тридцать, а то и сорок рублей выше, чем та, что у безграмотной мамы, казалась удачным шансом на будущее. Все уже весело жевали и только Воробьёва, держа бутерброд, протянутый Юликом, не решалась его есть, так как делиться было уже не с кем.

– Сама ешь. Быстрее вырастешь, – позволили ребята маленькой бегуньи. Больше всего такой ответ устроил Шумкина. Понимая, что Лиза смущается, когда на неё смотрят, он уткнулся в тетрадь.

Пока ели, Хломенок, довольная, продолжила объяснять про свои методы работы.

– В первый год, друзья, мы будем изучать общую физиологию. На втором курсе я же буду вести у вас физиологию спорта. Программа первого курса – это изучение деятельности основных систем организма, например, сердечно-сосудистой, дыхательной… Какие вы ещё знаете? – спросила она, глядя на Юлика. Штейнберг жевал, мощно работая челюстями, и поэтому ответ получился мгновенным и не совсем разборчивым:

– Пихательную.

– Пихательную? – улыбка исчезла с лица женщины, – не знаю такой. Поясните о чём вы, Юлиан? То есть, Юлик.

Вся группа уставилась на конькобежца, а Бубина смотрела на него даже исподлобья. Быстро проглотив то, что уже было во рту, Штейнберг усмехнулся:

– Народ, это я про еду и рефлекс наесться.

Хломенок выдохнула и сделала знак рукой, попросив Юлика замолчать. Бубина кивком дала понять, что шутку Штейнберга на грани фола она все же поняла. Зато Ира Станевич, далёкая вообще от всяких догадок, похвалила:

– Правильно, Юлик. Поиск пищи – первое дело для животных, чтобы выжить самим и накормить детёнышей. Да, Тамара Ивановна?

Хломенок кивнула.

– Система, про которую говорил Юлиан, называется пищеварительная, а не пихательная. Очень прошу всех вас правильно использовать термины. Рефлексами вы тоже будете заниматься. Например, на первом курсе мы будем изучать безусловный и условный рефлексы, а также врождённые рефлексы нервной системы на примере обезглавленной лягушки.

– Чего? – Шумкин оторвал взгляд от тетради и забегал глазами от преподавателя к Юлику. Лиза тихонько уплетала свой бутерброд, который сначала показался ей очень для себя большим, но теперь, ополовинив, она доедала осторожно и медленно.

Руку поднял Андрей Попинко:

– Тамара Ивановна, я читал про опыты с лягушкой, закреплённой на штативе. Речь об этом?

– Совершенно правильно, Андрей, – имена высокого Попинко и приземистого Штейнберга преподаватель запомнила при знакомстве с классом во время переклички в начале урока: – Все вместе мы будем сначала готовить лабораторный материал для опытов, а потом изучать рефлекс беспозвоночной лягушки при помощи опускания её ножки в соляную кислоту.

– Я лягушек изучать не буду, – громко заявил Шумкин и даже притопнул под столом.

– Будешь, Шумкин, – заявила Хломенок спокойно, – причём не только изучать будешь, но и обезглавливать собственноручно – тоже. Иначе ты не получишь зачёт.

Смысл фразы о подготовке лабораторного материала дошёл до Миши: значит, им будут приносить живых и весело прыгающих лягушечек, а они, как варвары, должны будут не только отрезать им головы, но ещё потом и опыты на них ставить? Хломенок развела руки, сожалея, что всё так и есть.

– А если мне плохо станет? – спросил Шумкин. Реплики посыпались со всех углов.

– А кому тут хорошо? – уточнил Юлик.

– Неужели живых? – не верила Маршал.

– Я тоже не буду никого убивать, – поддержала Сычёва.

Студенты перестали есть, на все лады представляя лабораторную расправу над мирными и симпатичными квакушками. Хломенок спокойно подождала, пока все успокоятся.

– В первый раз, действительно, бывает так, что кому-то от опыта не по себе, – призналась она, – но вообще, я должна вам сказать, что в стенах этого института вам предстоит увидеть и познать много нелицеприятного. Могу смело заверить, что работу с живыми лягушками многие переносят лучше, чем с покойником в анатомке.

– Шито? – Серик в панике побежал глазами от товарища к товарищу: – Зашэм сы пакойник работат? А с живым шеловеком никак нельзя?

– Нельзя, Шандобаев, увы. Опыты на живых людях, вернее эксперименты над собой и товарищами, вы будете проводить. Но только не на анатомии, а, например, тут. Мы вот говорили о константах. Думаю, каждый из вас знает, что ЧСС – то есть частоту сердечных сокращений, можно определить, положив три средних пальца одной руки на запястье другой, – переведя разговор на другую тему, Хломенок добавила, что в Китае, например, опытные врачи восточной медицины могут определить пульс даже по взгляду.

– А я читал, что в Китае по глазам могут даже поставить диагноз, – добавил Попинко. Студенты покосились на Андрея, сомневаясь.

– Что тут странного? – согласилась Зубилина, словно речь шла о вещах из жизни каждого. – Китайцы смотрят на размеры и цвет радужной оболочки и зрачка пациента. Вот и всё. Такие методы, кстати, применяли немцы по время войны, чтобы знать врёт ли человек или говорит правду.

– Точно! – Соснихин щёлкнул пальцами. – Про это был фильм «Последний подвиг Камо». Реальная история про революционера Тер-Петросяна. Ща расскажу.

Армен гордо качнул головой. Зубилина, жестом потребовала продолжать, но только быстрее. Соснихин быстро сглотнул слюну и стал тараторить про войну, и как разведчик Камо попал к немцам, хотя какие были немцы во время революции, он не понял. Шоу хоккеиста продолжалось.

– Короче, Сосна, – взмолился Юлик. У Миши всегда была масса отвлекающих подробностей в рассказе. Вроде бы начнёт говорить про одно, а потом так всё запутает, что не знаешь, про что он вообще начал рассказывать.

– Юлик, если ты не будешь меня сбивать, то я уже всё сказал, – было заметно, что друг обиделся. Штейнберг попросил прощения, приложив руку к сердцу.

– Чтобы выжить в плену, перед немцами Камо изображал из себя психа, который не чувствует боли. Актёр в фильме так здорово это играл, просто ужас! – Соснихин стал пучить глаза, пытаясь фиксировать взгляд, чтобы показать, как играл актёр. Тут уже и Хломенок не выдержала, приказала заканчивать историю. Хоккеист, испугавшись, что ему не дадут договорить, понёсся, рассказывая без пауз и передыхов: – Они послали к нему психиатра и стали пытать. Врач смотрел мужчине в глаза и заметил, как расширяются от боли зрачки Камо, но не выдал его из-за мужества. Всё! – почти выкрикнул студент и несколько раз глубоко вдохнул. От торопливой речи у него сбилось дыхание.

– Ну, слава богу, что ты, Соснихин, знаешь ещё хоть что-то, кроме своей дорогой редакции, – похвалила Масевич.

Хломенок неожиданно хлопнула в ладоши:

– Ребята, раз вы тут все такие начитанные, предлагаю сразу же провести небольшой опыт.

– На лягушках? – вскрикнул Шумкин.

– Да успокойся ты, Миша. Мы же не французы, чтобы истреблять лягушек для еды. Загубим парочку для опытов, и всё, – спокойно сказала Зубилина. Шумкин без всякого разрешения встал и вышел из класса. Когда дверь за ним закрылась, Тамара Ивановна посмотрела на Лизу. Густо краснея от корней волос до выреза свитера, маленькая бегунья объяснила, что у Миши в детстве была неприятная история, связанная с лягушками.

– Понятно, – кивнула преподаватель. – Сходите за ним, пусть вернётся в класс. Если кто-то из руководства увидит его во время занятий в коридоре, ничем хорошим это не закончится. – пояснила она. Лиза мгновенно выскользнула из-за стола. – Ладно, ребята, давайте всё же проведём эксперимент, – предложила Хломенок, как только Лиза и Миша вернулись. – Возьмите каждый за руку соседа по парте и сосчитайте его пульс. А потом попробуйте понять, меняется ли он, когда вы пристально смотрите ему в глаза.

Все сразу же увлеклись экспериментом, который сначала показался простым. Однако уже через несколько минут некоторым пришлось отказаться от участия. Юлик, глядя на Иру, вместо того чтобы следить за её веками и даже лбом, как требовалось, стал гладить фигуристку по щеке. От этого пульс участился у обоих. Ячек почему-то не мог смотреть сразу в два глаза Симоны, а уставился на одну точку и чуть не упал со стула, заявляя, что Сычёва его гипнотизирует.

– Так какие выводы вы можете сделать, после работы в парах? – спросила Хломенок, глянув на часы на руке. Пора было заканчивать.

– А какие тут выводы? Повышенная потенция у сильных мужчин и головокружение у слабых женщин, – просопел Шумкин. Ему показалось, что он сумел найти связь между пульсом на руке и еле заметным подёргиванием верхнего века Лизы на одном из глаз.

– Шумкин, тебя пора перекрестить из толстопятого, в туполобого, – заявила Цыганок, покрутив пальцем у виска. Как можно было при всём классе говорить такие вещи, Света не понимала.

– А тебе, Света, радио не надо, лучше ставить диагноз не по пульсу, а по вибрации голосовых связок, – выпалил Шумкин.

– Прекратите базар, – остановил ребят Попинко, приказав довольно громко. Не ожидая от всегда интеллигентного Андрюши таких слов, Света и Миша испуганно оглянулись. Игнат, легко наступив Андрею под столом на ногу, обратился к Хломенок:

– Тамара Ивановна, вы не сказали нам, чем мы будем заниматься на втором курсе, когда будем изучать физиологию спорта?

Преподаватель, обрадовавшись вопросу, тут же объяснила, что теория предмета познакомит студентов с реакциями организма на разного вида нагрузку. А на практике они будут проводить опыты друг на друге.

– И сами себе отрезать головы, чтобы проверять наличие врождённых рефлексов. Я правильно понял? – грустно пошутил Шумкин.

– Да, Миша, я смотрю с хваткой и юмором у тебя всё в порядке. Реакция мгновенная. Палец в рот не клади, – Хломенок не знала, что ещё сказать.

– Так ему, Тамара Ивановна, вообще ничего в рот класть нельзя; Мишка всё мгновенно проглотит, – засмеялся Малыгин. Десятиборец напоминал Виктору ненасытных толкателей ядра из сборной, которые до, после и во время тренировок говорили только о еде.

– Шумкин даже яйца с кожурой ест, – напомнила всем Маршал.

Весёлый эпизод из жизни в колхозе пришлось пересказать тем, кто там не был. Пока смеялись, прозвенел звонок.

– А я – хоккеист, – зачем-то вдруг сообщил Соснихин, хотя Хломенок это и так знала и даже была знакома с мамой Миши, – у меня тоже с реакцией все о-кей.

– Реакция есть – дети будут, – подвёл итог дискуссии Штейнберг, а Станевич легонько треснула по его макушке. Юлик заскулил и застонал. Ира махнула на эту клоунаду рукой и пошла из класса. Следующим занятием был практический урок по анатомии, и на него, судя по некоторым откровениям Тамары Ивановны, стоило настроиться по-особому.