Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 3. Часть 2. Учёба спорту не помеха - Елена Поддубская - Страница 5

Рудольф Александрович Бережной вернулся накануне в Малаховку из Москвы уже в девятом часу вечера. Как только он открыл входную дверь двухэтажного зелёного дома, в котором, кроме него, жили ректор МОГИФКа с женой и ещё два преподавателя, как на площадку вышел его сосед по площадке. Похоже, Панас Михайлович Бражник караулил Бережного. Хозяина сопровождал кокер Золотой. Поздоровавшись, грузный преподаватель по биохимии передал информацию от декана Горобовой в той стенографической форме, в какой получил: в Жуковскую горбольницу из Астапово везут Адольфу Цандер.

– А что с ней, Панас? – еле слышно прошептал заведующий кафедрой лёгкой атлетики, чувствуя, что ему необходимо сесть. Бражник захрипел: за более чем десять лет соседства Бережной впервые назвал его по имени без отчества.

– Честно говоря, я думал, что Цандер, это мужчина? – спросил он, хлюпая большими губами.

Бережной, поблагодарив, быстро закрыл дверь перед двумя носами: мужским и собачьим, не ответив. Раздосадованный тем, что ничего не понимает, Панас Михайлович почесал бороду и повернул к себе, но Золотой лихо взбежал по ступенькам и остановился у двери преподавателя по биохимии Михеевой. Махнув на дверь соседа, словно хотел бы её ударить, хозяин последовал за собакой.

В Жуковской горбольнице дежурная медсестра сообщила Горобовой, что нужного ей хирурга нет. Разговаривая, пожилая женщина жевала жвачку и даже надувала ею пузыри. Но когда Наталья Сергеевна сказала, что она – декан МОГИФКа, медсестра бросилась к телефону. Очень скоро, заверенная, что помощь немке из Астапово обязательно окажут, Горобова вышла на улицу к машине Лыскова, на которой приехала сюда. Увидев медсестру с мясистыми руками, Павел Константинович поздоровался.

– А, глотатель шпаг! – кивнула женщина, признав и его. И Горобова, и Лысков не так давно сами были её пациентами.

Воспалившийся аппендикс немки Адольфы разорвался по дороге. Но женщине повезло, что совхозный агроном Эрхард довёз её быстро, а врачи успели прооперировать, избежав общего сепсиса. Хуже оказалось то, что у Цандер оказались повышенными показатели сахара и холестерина в крови, а она об этом даже не знала. Адольфа избегала контактов с деревенскими, обзывавшими её то «Гитлером в юбке», то «фрицем». В каждой совхозной семье были погибшие на фронте, а то и не по одному человеку, и, несмотря на дальность военного времени, русские люди не видели разницы между врагами, напавшими на их страну, и женщиной, которой суждено было оказаться здесь же, спасаясь от страха перед смертью от тех же нацистов. «Немка – значит не наша, значит не с нами, значит не нужна никому». – Так рассуждало большинство колхозников, их дети и их внуки. Хотя были в совхозе и другие немцы, тот же агроном Эрхард по отцовской линии был им, но этот был свой, выросший при Советской власти, а не перебежчик.

– Неправильно всё это как-то получается, – ответил Рудольф Александрович, отказываясь возвращаться в Малаховку и намереваясь дежурить в больнице всю ночь. Эрхард, не зная, что ему делать дальше, стал прощаться.

– Брось, Сильвестр, – обратился Лысков как-то совсем по-простому, словно раньше они с агрономом уже так общались, – куда тебе в ночь в такую даль колесить? Давай завезём Наталью Сергеевну домой и поедем ночевать ко мне. Я живу один, ты никого не стеснишь.

Преподаватель по анатомии посмотрел на начальницу. Она радостно кивнула ему и только сейчас вспомнила, что за всеми этими заботами о немке напрочь забыла и про совещание с ректором, и про то, чтобы предупредить подругу, гостившую у неё, чтобы рано не ждала.

Лысков ехал по Жуковскому через переулки и дворы. Так мог вести машину только тот, кто уже был на нужном месте. «А возможно даже и не раз, – с досадой подумал агроном, остановившись следом за машиной Павла Константиновича не у нужного подъезда, перекрытого работами, а раньше. Когда Эрхард был тут три недели назад, подъезд к крыльцу был. Значит преподаватель института был тут уже после него. – Всё понятно, – скептически усмехнулся он снова, когда Горобова вышла из машины Лыскова и пошла к подъезду, махнув ему издалека: – кто я и кто он. Моложе, преподаватель вуза, а не какой-то там совхозный агроном. Но, главное, – он тут, на месте. Со всеми вытекающими из этого последствиями…» – думал Сильвестр Герасимович, ругая себя за то, что мог бы и раньше догадаться, почему Горобову в больницу привёз именно Лысков. Теперь агроному очень захотелось уехать домой, сославшись на что-то срочное.