Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 3. Часть 2. Учёба спорту не помеха - Елена Поддубская - Страница 9

Переместившись с третьего этажа на первый, группа один-один полным составом выстроилась перед кафедрой анатомии. Перед двойной дверью справа была лестница, ведущая не только на этажи, но и в подвал, где был морг. Влево уходил стеклянный коридор, соединяющий основное здание института с единственным лекционным залом. Дверь на кафедру запиралась только тогда, когда уходил последний из её преподавателей. Несмотря на это студенты, пришедшие на занятие, должны были ждать, пока за ними выйдет кто-то из четырёх педагогов.

– О, вижу вы с физиологии? – Лысков, выйдя встретить группу, помахал рукой перед носом. Цыганок тут же спросила у Павла Константиновича правда ли, что Хломенок покупает продукты для студентов за свои личные деньги.

– А ты, Света, думала, что ей профсоюз выдаёт? Ну ты даёшь, дорогая редакция, – засмеялся Соснихин, но Лена Зубилина тут же прервала его смех строгим взглядом и спросила:

– Как это за свои деньги? Это нечестно. Зачем, Павел Константинович?

Лысков неопределённо пожал плечами:

– Так детей у неё нет, вот и заботится о вас.

Он пригласил студентов войти. По дороге выяснилось, что предыдущие курсы складывались по пять копеек с человека в неделю и отдавали деньги Хломенок.

– Но ведь она с нас ничего не просила? – стал сомневаться Шумкин.

– Она и не попросит. Но, если вы принесёте ей деньги – не откажется. Зарплата у неё не профессорская, так что, тут понимать нужно. Хорошо ещё, что у Тамары Ивановны есть возможность покупать вкусную колбасу и масло. Их, скажу вам, не в любом магазине купишь.

– Это точно. А где тогда она их берёт? – хитро прищурился Юлик, готовясь запомнит адрес.

– Я не особо в курсе, – ответил преподаватель. Штейнберг расстроился, но улыбка Станевич тут же заставила забыть обо всём.

Разговаривая, Павел Константинович указал на открытую дверь одной из учебных комнат. Всего на кафедре их было шесть: одна, двойная, – с классом и примыкающим к нему кабинетом с экспонатами в шкафах, в конце коридора – кабинет профессора Удалова и ещё четыре классных комнаты для практических занятий. Три из них были с обычными учебными столами и стульями. В четвёртой, той, куда группе предстояло войти, стоял ещё и большой цинковый стол.

– Что это? – указал на него Шандобаев, остановившись на пороге.

– Это – Лаборатория! – гордо объявил Павел Константинович. Казах не отвтдил взгляда стола: – Серик, это отдельный разговор. Проходите, рассаживайтесь, – приободрил Лысков. Чтобы рассказывать о предназначении стола требовалась специальная подготовка: – Сегодня у нас по программе знакомство с анатомическими единицами опорно-двигательного аппарата. Давайте посмотрим видеофильм, – предложил преподаватель, подождал, пока все сядут, выключил свет и прошёл к прожектору.

На доске появился скелет, за ним – те части тела, о которых Удалов вёл речь на первой лекции. Видео просмотр позволял лучше закрепить материал. Павел Константинович стал рассказывать про кости, мышцы, связки и сухожилия. Студенты смотрели и старались записывать то, что видели. Впрочем, старались не все. Армен и Серик на последней парте играли в крестики-нолики, пользуясь светом аппарата. Павел Константинович ходил по комнате и, продолжая рассказывать, одновременно доставал что-то из шкафов, что были встроены в стены. Когда фильм закончился, он включил свет и попросил всех разбиться на пары. Студенты увидели, что на цинковом столе появились какие-то странные вырезки, похожие на сушёные куски мяса с костями.

– Армен, иди в пару к Зубилиной, – указал Лысков на Лену-гимнастку. – Сейчас посмотрим, насколько ты, как Юлий Цезарь, способен и играть в игры, и запоминать материал. – Лысков игриво подмигнул Воробьёвой. Она покраснела и опустила глаза. Шумкин, стоявший сразу за Лизой, предупредительно хмыкнул и сжал губы. Преподаватель вернул себе серьёзный вид и обратился к старосте группы: – Лена, покажи нам на этом биоматериале все слои тканей опорно-двигательного аппарата. Надень перчатки, возьми пинцет и, один за другим, открывай слои. Всем смотреть внимательно! В любой момент могу спросить каждого из вас, – предупредил Лысков.

Группа придвинулась к столу поближе. Те, кто стояли непосредственно перед ним, сморщили носы. Высушенный формалином, образец мало походил на живую ткань. Зато запах от него шёл очень сильный и непривычный. Зубилина, надев защитные перчатки и вооружившись пинцетом, оттянула жёлтую шкурку.

– Кожа. Анатомически – соединительная ткань. Физиологически – причисляется к органу, так как выполняет определённые функции. Прежде всего участвует в дыхании и теплообмене. Выполняет защитную функцию, предупреждая ткани, находящиеся под ней, от ожогов, повреждений и высыхания. Кроме того, считается частью выделительной системы. – Зубилина говорила чётко, не закатывая глаза, не сбиваясь на «ну», «э-э-э», «это» и прочие слова-паразиты. – Про подробности каждой из функций рассказывать? – уточнила она.

– Нет, спасибо, – улыбнулся Лысков и кивнул головой с почтением. Таких студентов встречать ему приходилось крайне редко. Гораздо чаще попадались те, что, как Малкумов, смотрели на девушку, выпучив от удивления глаза, и беззвучно шевеля губами, силясь повторить сказанное ею: – Про особенности выделительной функции кожи нам расскажет Армен.

Группа вопросительно посмотрела на Малкумова, он ответил ей тем же. На стене напротив стола висел плакат со странными загогулинами. Шандобаев ткнул на рисунок:

– Это шито, Палстиныч? – усечённая форма имен и отчеств давалась казаху легче, чем классическая.

Лысков скрестил руки:

– Серик, это я тебя должен спросить, что это такое? Правда вы это ещё не изучали, но может ты хотя бы приблизительно сможешь сказать, что это? Если кто-то знает, прошу не подсказывать и отойти, чтобы дать возможность товарищам посмотреть на схему лучше.

Класс сморщился единой гримасой, с упорством вглядываясь в схему чего-то. Шаг в сторону от стола сделали Попинко, Зубилина и Сычёва.

Шандобаев молчал. Лысков подбодрил:

– Говори, Серик, что это. Не бойся.

– Я и не боюсь. Это – шеловек, – произнёс Серик гордо.

– Понятно, что не лягушка, – передёрнулся Шумкин. Мише схема что-то напоминала, но вот что это, и где он уже такое видел, десятиборец никак не мог вспомнить.

– Шандобаев, это – среднее ухо, – подсказал Лысков, понимая, что пока с них требовать нечего.

– Точно! В кабинете нашей поликлиники точно такое же висит, – обрадовался Шумкин: – Серик, это же среднее ухо! – Миша от радости хлопнул ладонью о ладонь и широко улыбнулся Воробьёвой.

– Шито? – Серик взялся руками за свои два уха. – Какой сыредний уха? Ты шутка говоришь, Миша? Никакой сыредний уха у шеловека нет. И у лягушка нет. И у лошадка нет.

Лысков засмеялся и похлопал джигита по плечу:

– И все-таки, Серик, я тебя расстрою: среднее ухо есть. Правда оно находится не там, где ты думаешь.

Шандобаев наморщил лоб, стал растерянно бегать глазами по студентам. Глянув на Юлика, он заметил, как тот опустил глаза несколько раз куда-то вниз своего тела. Подумав, что это подсказка, Серик вопросительно нахмурился. Штейнберг утвердительно кивнул. Тогда Шандобаев, переведя взгляд с товарища на преподавателя, аккуратно опустил взгляд на нижнюю часть своего тела и спросил:

– Там?

Лысков, понимая, что вот и начались прелести анатомии, поспешил поднять подбородок казаха:

– То, о чём ты думаешь, Серик, это неправильный ответ, потому что то, что нарисовано на схеме, находится на голове.

– Это? На голове? Вы тошно не ошиблись, Палстиныч?

– Всё, Шандобаев, свободен, – жестом Лысков попросил юношу отойти от плаката и вернуться к материалам на столе. Серик сник. О таких поворотах и загогулинах в собственной голове, что были нарисованы на плакате, он даже не подозревал. А ещё потому, что Штейнберг и Станевич рассмеялись.

– Не пежеривай, Серик, атономия – не наш вид сторпа, – пролепетал Миша Ячек достаточно громко, положив руку товарищу не плечо. Зал, до этого робкий и прибитый собственными незнаниями, взорвался смехом.

– Ячек! – вызвал гимнаста Лысков.

– Я, Павел Кнастотинович.

– Константинович, Мячек, а не Кностантивонич. Фу, запутался я с тобой. Как ты сам себя понимаешь? – спросил Лысков под общий хохот, который только усиливался. – Тебе бы, Миша, кстати, тоже неплохо было бы знать, что такое среднее ухо. Оно играет очень важную роль в работе вестибулярного аппарата. Но сейчас не об этом. Поговорим о среднем ухе тогда, когда будем изучать органы слуха и равновесия. А теперь вернёмся к выделительной системе. Итак, Малкумов! – окликнул Лысков Армена, уже забывшего, что он на анатомии и любезничавшего за партой с Ирой Масевич. Услыхав своё имя, кавказец тут же вернулся на боевую позицию и с готовностью кивнул:

– Да, товарищ преподаватель. Спрашивайте.

– Спрашиваю. Что такое выделительная система?

– Это то, что нужно выделять, – ответил Армен уверено. Ещё со школы он был научен не молчать, когда спрашивают, и, даже если не уверен в ответе, давать его всё равно. Лысков отрицательно покачал головой:

– Нет, Малкумов. Выделительная система, это не то, что выделяют, а то, чем выделяют, например, пот, кал, мочу. Вот кожа, к примеру, что выделяет?

– Это смотря чья, – усмехнулся Штейнберг и тут же получил по макушке от Станевич.

– Ну и зачем такое изучать? – почти обиделся Армен, глядя на преподавателя не как на старшего, а как на равного.

– Давай, ара, расскажи нам про то, что ты выделяешь, – пошутил Штейнберг.

– Нэ буду, – заупрямился Армен.

– Почему? – удивился Лысков.

– Да потому, что это плохо.

– Что же, позволь узнать, плохого, в выделительной системе? А? Чего молчишь? Если бы не она, мы бы утонули в нечистотах нашего организма.

– Утонули гыде? – тихо уточнил Шандобаев у Маршал. Таня дёрнула парня за рукав рубашки, приказав помолчать.

– Всё равно не понимаю, зачэм это изучать?

– Затем, Армен, чтобы знать, как у тебя работают, например, потные железы.

– Я это и так знаю: плохо.

– Мало потеешь? – спросил преподаватель заботливо, как врач на приёме.

– Много воняю, – буркнул Армен и обиделся окончательно, потому что класс рассмеялся.

– Ладно, Малкумов, оставим пока эту тему, давай пристраивайся к Зубилиной и продолжай.

– Зря вы так сказали, Палстиныч, про пристраивайся. Армен это слово иначе понимает, – предупредил Юлик. Некоторые из ребят захихикали. Зубилина, цыкнув на всех, продолжила орудовать пинцетом и объяснять:

– После того, как мы сняли кожу, мы можем видеть под ней следующий слой опорно-двигательного аппарата. Это – мышца. – Лена отодвинула выцветшие ткани одну за другой. Все нырнули взглядами в препарат. Цыганок, наклонившись слишком низко, чтобы разглядеть, что же это такое серое, что может напоминать мышцу, вдруг почувствовала, как от запаха формалина умершего, смешанного с запахом чеснока живых, ей не очень хорошо. Отошла, села на стул, стала обмахиваться.

– Светик, тебе плохо, да? – тут же подошёл Армен.

– Воняет, – призналась Света, указывая в сторону, но не глядя туда.

Армен обнюхал сначала себя, потом стоящего рядом Попинко. От Андрея прекрасно пахло каким-то хорошим одеколоном. Пожав плечами, Армен подумал, что вдруг кто-то выпустил газы, и на всякий случай уверил Свету, что это не он. Девушке, было не до деталей: махнув рукой, она дала понять, что претензий к Армену не имеет. Лысков, не замечая состояния Цыганок, объяснял что-то про эластичную структуру мышц.

– Наш организм устроен так, что самые мягкие и податливые ткани лежат снаружи. Например, вот перед вами главная мышца бедра – четырёхглавая. Она состоит из четырёх отдельных мышц, каждая из которых имеет множество мышечных волокон, обёрнутых фасцией, иначе говоря – оболочкой. – Улыбнувшись Зубилиной, успешно сопровождавшей его рассказ показом нужной ткани, преподаватель продолжил. – Фасции, по мере приближения к кости, утолщаются и образуют связки или – прикрепления. Мышца – эластичная, а вот прикрепление – уже намного менее. – Лысков объяснял, а группа заглатывала слова преподавателя, пытаясь всё услышанное увидеть, а увиденное запомнить. Заметив, что Малкумов совершенно не слушает его, Павел Константинович приказал опять:

– Армен, оттяни ткань кожи. Зацепи мышцу, приподними её. – Армен взял протянутый преподавателем другой пинцет, стал делать, что просят. Лысков похвалил его. – А теперь, чтобы закрепить про опорно-двигательный аппарат, покажи нам каждое прикрепление твоей главной мышцы. – Лысков вёл речь о мышце, взятой пинцетом.

– Вы уверены, Павел Константинович? – спросил кавказец.

Преподаватель, любуясь миленькой Воробьёвой, бодро кивнул:

– Абсолютно уверен. Показывай!

– Как хотите. Хотя это не совсем прилично. Тут ведь девушки.

Преподаватель, подмигивая Лизе, махнул рукой:

– Малкумов, на анатомии нет понятия прилично-неприлично, этично-неэтично. Через неделю у вас начнутся практические занятия по антропологии, где вы будете работать друг с другом и друг у друга рассматривать и измерять то, что подлежит рассмотрению и измерению, – из кармана белого халата мужчина вытащил рулетку и продемонстрировал её, как доказательство сказанному. Он был доволен собой и собственным красноречием. Он не говорил, он почти пел, упоённо оглядывая теперь уже всех без исключения студентов, лица которых выражали разное: от отвращения до недоверия. Изжить в них неприязнь к тому, что делаешь, являлось одной из педагогических задач преподавателя по анатомии. Отчего он закончил совсем бодро, словно предлагал всем съесть мороженное на палочке: – Любая часть нашего тела – прекрасна. Учтите это. И давай, Армен, не тяни уже, показывай прикрепления, что держат главную мышцу.

Малкумов пожал плечами, подошёл поближе к напарнице и свободной рукой оттянул штаны, гордо задрав голову.

– Вот два прикрепления моей главной мышцы. Только не говори, что тебе не нравится. Обижусь, – сразу предупредил он. Зубилина завизжала и, бросив пинцет, отошла от стола.

– Малкумов, что ты себе позволяешь? – пробасила Оля Бубина, наступая на Армена. Он, оставив макет, пошёл в сторону Зубилиной с поднятым вверх пинцетом и всё также оттягивая штаны. Гимнастка замахала руками ещё больше. Отпустив штаны, Армен развёл руками.

– Хотела посмотреть – смотри. Мне что, жалко?

– Ты про что?

– Как это про что? – Армен обвёл взглядом недоумевающую группу и остановил взгляд на преподавателе. – Павел Константинович, я тут ни при чём, что в моём порно-двигательном аппарате так всё красиво. Может, хотите посмотреть, как движется моя главная мышца?

Лысков раздвинул собой толпу студентов.

– Малкумов, положи пинцет и иди от стола, – попросил он спокойно и тут же усмехнулся. – Я должен был предвидеть, что у кавказцев только эта мышца может быть главной. – Почесал он голову. Группа не знала смеяться ей или нет. Все смотрели друг на друга, пожимали плечами. – Ладно, практика на сегодня закончена. Предлагаю вам разбиться на группы по четыре человека и до звонка ещё раз повторить всё, что вы видели сегодня на уроке.

– И про среднее ухо тоже? – на всякий случай уточнил Андронов. В глазах высотника прыгали лукавые чёртики.

– Да иди ты, Игнат, знаешь куда? – почти взвизгнул Шумкин. Нервы Миши были на пределе. Сначала известие на физиологии про лягушек, потом вдруг выяснилось, что Бережной пропал неизвестно насколько, а Миша как раз у него собирался отпроситься от практического занятия по плаванию. Теперь вот на анатомии конфуз за конфузом у пацанов. Да и девушки выглядят не лучше, все бледные. «Того и гляди их вырвет прямо на вот эти высушенные формалином штучки», – подумал Миша, глядя на Андронова с недовольством. Малыгин, стоявший рядом, тут же наклонил голову и прищурился.

– Куда? – уточнил он, заступаясь за товарища, с которым тренировался у одного тренера. Виктор пришёл на занятие на половине урока, поэтому видео не смотрел, а застал только практическую часть. Его запахи, демонстрации и разговоры трогали мало, ибо слушал он рассеянно, так как продолжал думать о только что состоявшемся разговоре с Горобовой.

– В среднее ухо! – крикнули одновременно Юлик и Миша Соснихин. Класс снова захлебнулся гоготом. Новое направление для посылов было установлено студентами физкультурниками только что.