Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 1. Поступление - Елена Владимировна Поддубская - Страница 12

В секторе для прыжков в высоту на стороне, противоположной от старта шестидесяти метров, студенты готовились к экзамену. Через поле тащили стол, стулья, лавочку. Когда-то, когда высотники прыгали способом ножницы и в начале освоения перекидного, ямы для прыжков были из песка. С появлением «фосбери-флопа», песочные ямы заменили на натяжные брезентовые, в которые укладывали матрасы. Толстые маты преобразили сектора значительно. В МОГИФКе, построенном в двадцатых годах века, песочную яму для высоты выгребли и залили цементом, на который и сейчас складывали поролон. Среди абитуриентов в секторе резко отличались двое: брюнет с послушной причёской гимназиста Андрей Попинко и русый красавец с взвихрёнными волосами Виктор Малыгин. Трикотажная майка авоськой висела на первом и круто выделяла грудные мышцы второго. Первый знал о втором практически всё и заранее преклонялся перед его талантом и мастерством. Второй увидел первого только что, но вёл себя, как с равным. За спиной Малыгина была уже служба в армии. Пусть формальная, в рядах армейского спортклуба, но всё же официальная. Два года разницы между вчерашним школьником и сегодняшним мобилизованным ощущалась не только из-за внешних данных. Виктор казался более собранным, званием мастера спорта и членством в рядах юниорской сборной СССР не козырял и нарядом не кичился. В стране, где даже хороший шерстяной спортивный костюм был огромным дефицитом, а женские трусики для выступлений шили сами и из чего придётся, и сами вязали наколенники, напульсники, налокотники и всё остальное, что могло быть «на», спортивная экипировка иностранным обмундированием и инвентарём, таким, как фирменные стрелы для лука, ракетки для настольного тенниса, воланы для бадминтона и далее по бесконечному списку, носила характер секретного производства. Единственная в СССР экипировочная база, местонахождение которой было определено как «где-то в Подмосковье», получала всю эту иностранную «прелесть» под расписку и вела учёт о распределении сродни тому, какой был на золотых или алмазных приисках. Ещё бы! За контракты по поставкам платили иностранцам валютой и из фондов Госкомспорта. Выдача одежды и инвентаря производилась в единственном на всю страну экипировочном центре, расположенном в Лужниках, под пятиэтажными трибунами стадиона и обязательно в преддверие какого-нибудь важного международного спортивного события. Перед Олимпиадой экипировали всех. Пред Чемпионатами мира, Европы, Кубками федераций, Универсиадами и тому подобное, одевали только конкретные команды или сборные по видам спорта. Мерки на одежду: размах рук, ширину плеч, шага, длину ноги, стопы, объём груди, талии, рост, вес и даже силу кисти для выписки канатов яхтсменам и парусникам заносили в учётную ведомость, хранили в несгораемых сейфах, подписывали у самого высокого начальства – Председателя Госкомспорта. После чего индивидуально подбирали ракетки для тенниса в соответствии с длиной предплечья, а упругость шестов относительно силы прыгуна. В конкретный день и час спортсменов вызывали на экипировку в Лужники, и не дай бог было опоздать на этой мероприятие даже на несколько минут. Доступ в экипировочный центр происходил по заранее утверждённым спискам, составленным начальниками команд или клубов. Подставных лиц здесь быть не могло. Посторонним вход был строго воспрещён, как на засекреченный объект. Ошибка при заказе размера наказывалась, как трудовая халатность. Но ошибки совершались крайне редко, а недостачи – никогда. Договориться с начальниками центра о покупке чего-то «леваком» не приходило в голову никому. Чёрную икру можно было красть банками и вывозить за пределы торговых баз. Могли воровать драгоценные металлы и другие полезные ископаемые. Но только не спортивную форму! Потому как каждый спортсмен, доживший до счастливого дня экипировки, чётко знал, что ему положено и, в случае недостачи, мог пожаловаться старшему тренеру сборной. И тогда мог подняться шум и разразиться скандал, результатом которого вполне могло стать дело о расхищении социалистической собственности. Это сулило статью и срок по полной – на все 25 лет.

Так что красивая форма Малыгина стимулировала и вызывала здоровую зависть, тогда как на Кашиной, купленная у спекулянтов, она смотрелась фальшиво. Надеть иностранную спортивную форму, да ещё, упаси господи! с заветными буквами СССР на спине, без заслуженного права носить её, принималось чуть ли не за святотатство. Хотя каждый, прогрессируя в результатах, рано или поздно покупал себе что-то из импортной формы. Если не маечку или купальник, не только приятные в носке, но и скроенные так, что ничего из них не вываливалось, а резинки после десяти стирок не растягивались, если не шиповки, удобные и эстетичные, а не с шипами, торчащими, как клыки саблезубых тигров, если не кепки с козырьками, скрывающими лицо от солнца и не сползающими на протяжении всей марафонской дистанции или долгого матча по теннису, а не с козырьком-импотентом падающим на лоб блином после первого километра пути, то хотя бы клюшку, коньки, мяч, весло, лук, колесо для велосипеда, сани для спуска, шину для мотоцикла и прочее, прочее, без чего ни сделать точную передачу, ни рулить, ни грести, ни стрелять, ни скользить нормально не получалось. Оценив это, фирму на «чайниках» осуждали, но желания иметь её не стыдились.

Попинко, счастливый от того, что столь известный спортсмен, как Малыгин наряду со всеми таскает маты, старался во всём подстроиться под его команды. Словно и в этих хозяйственных советах могла быть подсказка для мастерства. В какой-то момент, оставшись в секторе вдвоём, они услышали короткие, призывающие к порядку свистки Михайлова.

– Я взор обращу к стае тех наяд, – пропыхтел Андрей под весом матраса, который силился придвинуть поближе к другому такому же. Малыгин, на мгновение ощутив себя иностранцем, крякнул. Вместо того, чтобы разъяснить смысл сказанного, Попинко указал на старт. – Пойдём посмотрим?

– Отсюда тоже видно, – Витя играючи подтолкнул поролоновые квадраты один к другому. Андрей полностью разогнулся и несколько раз покрутил головой, разминая шею.

– Видно, да не слышно. Смотри, как заливистым хохотом тешат народ, – указал он на первую пятёрку девушек. Три легкоатлетки встали в низкий старт, а две – в высокий. Маршал согнулась как до этого – в позе конькобежки, тогда как Сычёва изобразила странную фигуру, отдалённо похожую на разножку памятника Елены Мухиной у входа на ВДНХ. Витя посмотрел на этот кордебалет с удивлением.

– А, ну да. Похоже, – добавил он, внимательно глядя на Попинко и пробуя угадать москвич тот или же чудик. Жители столицы отличались не только акцентом – местами тягучим, местами съедающим гласные, но и самой речью. Вот у них в Чебоксарах никому бы и в голову не пришло сказать «тешить народ», обошлись бы сочетанием «надорвать животы» или даже «оборжаться можно». Тогда как в Москве и Ленинграде статному блондину не раз приходилось попадать в компанию с такими вот умниками, как этот коллега по сектору, о существовании которого Малыгин до сего дня и не знал. – Перевязать бы их чем-то, – кивнул он на маты штангисту Саше Поповичу, подошедшему с планкой и брезентовой накидкой на маты. С ним высотники познакомились на кафедре пятью минутами раньше, когда забирали маты. Назначенный Бережным ответственным за подготовку инвентаря, Саша командовал по-хозяйски, но без гонора, и говорил понятно, без закавык.

– Не дрейфь, мужики, – заверил третьекурсник, растянув вареничные губы в улыбке. Разговаривая, штангист то и дело поигрывал накаченными мышцами и дёргал лицом. Это было похоже на тик, но молодые люди о таких расстройствах нервной системы даже не слышали, поэтому привычке Саши весело улыбнулись. Подтолкнув для верности все четыре поролоновых квадрата руками, похожими на лопасти, Попович добавил для убедительности, – я два раза уже был на вступительных экзаменах; фирма гарантирует!

– Лады, – согласился Виктор, накрывая маты плотным брезентом. Закончив и стряхивая с ладоней рыжую крошку, он повернулся к дорожкам: прозвучал свисток, и первые пять девушек сорвались со старта. Вернее, сорвались легкоатлетки. Лыжница Маршал сначала разогнулась, потом побежала. Что касается Сычёвой, то она, стартанув, даже успела потрогать приколотый номер, который всё же оказался на груди.

– М-да, уж…– проговорил Малыгин задумчиво, вглядываясь, – такое может вредно сказаться на здоровье.

– Это точно. Сплошные нервы. – Попович смотрел туда же, шевеля губами, как сом.

– Но вроде – ничего, а?

– Класс!

– А? Ты про что? – Виктор растерянно оглянулся.

– Я – про маты. А ты про что? – Саша усмехнулся.

– А я? Я – тоже про маты, – у Малыгина был совершенно невинный вид, но почти тут же все трое ребят захохотали.

– Ладно, Андрюха, пожалуй, ты прав: пошли поближе, – Виктор поправил майку в трусах, – поддержим боевых подруг.

По разу пнув маты со всех сторон, молодцы медленно пошли к общему финишу через земляное поле. На любом другом стадионе ходить по футбольному газону запрещалось категорически, но в Малаховке траву на поле не сажали с момента существования стадиона, а в футбол тут играли разве что зимой на снегу, оберегая в другое время года голеностопные суставы от вывихов. Сорная трава росла только по кромке, земля сбилась в камень, значит, проход по полю никого шокировать не мог.