Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 1. Поступление - Елена Владимировна Поддубская - Страница 17

Стальнов, досадуя, развернулся от ворот базара: знакомая бабуля со своего места уже ушла; хорошие овощи раскупали задолго до обеда. После десяти утра рынок пустел – поднималась жара, а ближе к вечеру снова заполнялся: везли зелень и овощи, только что снятые с грядок, для тех, кто возвращался с работы из Москвы. Торговля шла до самого закрытия – десяти часов вечера. Стальнов шатался вдоль опустевших рядов, безразлично оглядывая продавцов и их товар. Огурцы можно было купить за такую же цену и в магазине, но увидев пожелтевшие колхозные «фугаски» вместо зелёных в пупырышек огурчиков частников, студент, не рассуждая, пошёл на базар. Он купил огурцы, испробовав их не менее, чем у десяти оставшихся продавцов, когда вспомнил, о чём хотел посоветоваться со знакомой бабушкой, торгующей у дальних ворот – на днях по телевизору Юлия Белянчикова уверяла, что помидорная мякоть может снимать гематомы. Синяков и ссадин на теле спринтера хватало. А после вчерашней тренировки с барьерами ныли не только ушибленные колени и содранные надкостницы, болели даже тазобедренные суставы. «Пора завязывать, – решил он. – Вот закончу сезон, и к лешему эту лёгкую атлетику, пока не послали в Тмутаракань». Мысль о возможности попасть по двухгодичному распределению куда-то «глубже», чем его родной город Кимры, коробила. Но в Москве оставляли только «по семейным обстоятельствам». Для этого нужно было жениться на москвичке. Поступив в МОГИФК, первые два курса юноша, как большинство, наслаждался студенческой жизнью, а с ней и полной свободой связей. Никакая политическая идеология не могла остановить в молодых людях стремление познать и прочувствовать те законы природы, что лежали в основе появления каждого. Кто-то, посмелее и наглее, гулял откровенно, не стесняясь менять партнёров, кто-то делал это тайно, но в фантазии себе не отказывая, кому-то мешала родительские и отеческие запреты, однако мешали недостаточно сильно. Чувства для совокупления казались тоже необходимыми. Плотская страсть без них считалась развратом. Впрочем, и он в стране тоже был.

Определив за три года, что по поведению он – скорее хищник, чем примат, что верность женщины для него – условие обязательное, и что домашний уют – важнее гибельной страсти, Володя стал успокаиваться и ставить акцент на отношениях, приносящих не столько удовольствие, сколько перспективу женитьбы. Впереди оставался последний, четвёртый курс. Не так давно невеста Кранчевского, москвичка Маша, познакомила спринтера со своей соседкой., представив её, как породистую собачку перед выставкой: «Кристина – столичный житель в третьем поколении из порядочной семьи, училась в Педагогическом институте, умеет правильно выражаться, красиво одевается и посещает культурные мероприятия». Правда, всё это никак не перевешивало коротких толстеньких ножек откровенно дурной брюнетки.

«Здесь хороши только ставки» – сокрушался Володя, глядя на потенциальную кандидатку в невесты. Жениться исключительно на прописке никак не хотелось. Вот только одного Стальнов по молодости не знал: программирование на успех наверняка исключает счастье. Тут, как говорится, или сесть, или съесть, или закупорка кишечника гарантирована. Двух вариантов в одном, увы! не существовало, и история, с её многочисленными примерами, когда «жениться по любви не может ни один король», была тому первейшим подтверждением.

Думая о своём, пока никак и никем не устроенном, будущем, Стальнов в результате расстроился, к бабке не пошёл, а вернулся с рынка на дачу. Он замочил огурцы в холодной воде, чтобы к вечеру не скукожились от жары, и решил поспать; до обеда оставалось ещё два часа. Накануне, вернувшись с Кристиной за полночь с выставки художников-кубистов, ему пришлось остаться ночевать у новой знакомой: электрички уже не ходили. С согласия родителей, девушка постелила ухажёру в столовой. Ворочаясь до утра на пухлом пружинистом диване, Стальнов сетовал, что потерял в своей жизни не только вечер, так и не сумев проникнуться идеями художников клуба Пикассо, но и ночь.

С блаженством растянувшись на твёрдом матрасе деревянной кровати и укутавшись в простыню, Стальнов какое-то время упоённо слушал пение птиц за открытым окном, пока не погрузился в глубокий восстанавливающий сон.