Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 1. Поступление - Елена Владимировна Поддубская - Страница 7

В столовой института, на первом этаже общежития, обжигая губы, допивал кофе с молоком Миша Шумкин – легкоатлет, по специализации десятиборец. Через час с небольшим парню предстояло сдавать практические экзамены по лёгкой атлетике, но ватрушка с вареньем, схваченная на прилавке раздачи, быстро последовала в его желудок за ароматным напитком. Ничто не могло повлиять на здоровый аппетит Шумкина. Розовощёкий абитуриент тщательно облизал пальцы, испачканные вареньем и мучной присыпкой, и огляделся по сторонам. Через два столика у окна, завтракала симпатичная блондинка с короткой стрижкой «сессун». Улыбка на её губах бросила парня в жар. Почувствовав, как горят мочки ушей и щеки, Миша спешно спрятал только что облизанные руки под стол. Модница усмехнулась совсем уж откровенно, отвела взгляд и, не обращая больше на юношу никакого внимания, принялась за жидкую овсянку. Кашу Шумкин не любил с детства, девушку невзлюбил только что. Миша был скорее некрасив и с кожным покровом не ровным, а в рытвинах, как после оспы. Среднего роста, широкой кости и в тугих перекаченных мышцах, он походил на выточенный куб с крупной головой, короткими руками и ногами. Портрет дополняли светлые волосы, выцветшие на солнце, и белёсые круги под глазами от летних очков. Миша еле удержался, чтобы не показать незнакомке язык. Но это было бы совсем глупо и по-детски. Шумкин вздохнул и отвёл взгляд. Справа от него за столиком через проход сидел темноволосый кучерявый студент.

– Здорово, земеля! Шо, дрейфишь? – подмигнул он.

– Не понял? – Миша не понял сразу несколько позиций фразы, но утруждать себя уточнением не стал.

– На экзамен идёшь?

– Откуда ты знаешь?

– По номеру на твоей груди, земеля, – он встал и подошёл к столику Шумкина. Ростом он оказался под два метра. – Не дрейфь и давай знакомиться. Я – Гена Савченко. Волейболист, между прочим, – со значением уточнил он. Миша серьёзно свёл брови:

– Волейболист, прости, между чем? – высокопарности в людях он не выносил.

– Чего? – Гена напрягся, но тут же разгладил лоб и сдержанно хмыкнул. – А-а, это была шутка? Надо запомнить. А ты зря смеёшься: не у всех на втором курсе получается сдать зачёт по волейболу с первого раза. А мои данные даже Юрий Панченко одобрял. Не знаешь такого? Из киевского «Локомотива»? – Шумкин уверенно кивнул; слыхал про олимпийского чемпиона. Савченко этому обрадовался. – Так что, могу помочь. Обращайся, – Гена присел и протянул руку. Миша положил свою ладонью сверху и крестом.

– Спасибо, Гена. Но я на первый поступаю.

– А номер группы какой? – для Гены, как для многих, такая информация была важна.

– Один-один, кажись. А что? – насмешка, блеснувшая в глазах волейболиста, показалась подозрительной.

– Да-х, не боись, поступишь. На Спартакиаде школьников в Вильнюсе был?

– Нет.

– Да? – Гена почесал затылок. – А первый взрослый хотя бы есть? – максимальная пятёрка по практике ставилась при выполнении норматива, соответствующего первому спортивному разряду. Шумкин кивнул, но как-то неуверенно и заставив сомневаться. «Судя по комплекции, не врёт. А там кто его знает? Вдруг чайник?» – подумал Гена и с опозданием пожалел, что подсел. Расспросы ему были ни к чему. Впрочем, молодой совсем не торопился что-то спрашивать и продолжал пить кофе. Глядя на абитуриента немного с досадой, Гена всё же хлопнул его легонько по плечу. – Всё равно поступишь. Один-один – это элита и уже гарантия. Я сам, когда поступал, был в ней. Теперь вот уже на третий курс перешёл. Буду в группе три-один. Нам, однёркам, – везде зелёный свет. Уловил?

Шумкин помотал головой отрицательно. Гена снова усмехнулся:

– Неважно. Сам потом дотумкаешь. Раз взяли туда, возьмут и дальше. Кстати, почему тебя в «единичку» приписали знаешь?

Миша растерянно пожал плечами:

– Понятия не имею. Им, наверное, таких, как я не хватает.

Гена задумчиво помотал головой. Снова объяснение не убедило его. Каждый, кто попадал в элитную группу, имел для этого какое-то веское основание. «Ладно, выясним это у Костина», – решил волейболист, подумав о товарище, работающем в приёмной комиссии. Абитуриент разгладил криво пришитый номер на майке, повторно вытирая облизанные пальцы. Он обдумывал то, что сказал Гена по поводу номера группы и наличия спартакиадников в ней. Состав подбирался непростой. Мише про это рассказал его тренер, регулярно приезжавший в Малаховку на семинары по повышению квалификации. Обзаведясь связями с местными преподавателями кафедры по лёгкой атлетике, тренер как раз и посоветовал поступать в подмосковный институт. Возможно, именно потому Шумкин оказался в передовой группе. Хотя утверждать это не стал бы. «И все же почему один-один – это гарантия?» – подумал он, но спросил о другом.

– А почему ты назвал меня «земелей»?

– Как же: я из Севастополя и ты – тоже. Разве не так? Шо ты вытаращился? Тут разведка уже всё обо всех донесла. Я твою фотку на личном деле сразу сфотографировал. Земеля.

– Вообще-то, я только родился в Севастополе. А сам из Тулы, – пояснил Шумкин, вставая из-за стола.

– Да? – Гена снова почесал затылок. – Ну и ладно, всё равно земеля.

– Да-а, – ответ Миши был отвлечённым. Он постоял молча несколько секунд, потом спросил так, чтобы его не услышали другие, – а что, экзамен трудный?

Гена громко засмеялся и хлопнул парня по плечу повторно и смелее:

– Да не боись. Ты шо сдаёшь? Спецуху?

Миша кивнул, облизав упругие губы.

– Фигня! Ты кто по специализации?

– Десятиборец, – мелкие и глубоко посаженные глаза забегали.

– А за шо борешься, знаешь? – Савченко решил отквитаться за шутку шуткой. Миша посмотрел удивлённо. Гена взбодрил рукой свои тёмные кудри. – Стольник бежишь?

– Стольник с барьерами. И четыреста.

– Фи! Что такое для привычного декатлониста четыреста метров? Семечки! Это не полтораха, где сдохнешь, – похоже, волейболист в специфике десятиборья разбирался, ибо дистанция на полторы тысячи метров, действительно была самой сложной. Нередко, завершая выступления забегом на полторашку, десятиборцы падали полуживые сразу за финишной чертой. Согласившись с Геной, что четыреста метров – это гораздо приятнее, Миша стал составлять на поднос пустую посуду. После еды полагалось убирать за собой столы: официантов в студенческих столовых никогда не было. Впрочем, в советских столовых их не было вообще.

– Пошли лучше ещё по булке махнём, – предложил Гена, тоже вставая и направляясь в сторону кухни. Тут же за перегородкой раздался громкий голос главной поварихи тёти Кати, женщины просторной, как общепитовский противень, и пышной, как хорошо подошедшее тесто.

– Иди, говорю, отсюда, нет больше булок, – крикнула она, шикая на Гену. Он вынырнул из-за стойки, театрально закрыл уши и подмигнул Шумкину. Но тут же скорчил поварихе недовольную гримасу и, скрывшись от зала, пошёл в атаку. Завтракавшим был слышен голос Гены и видны из-под стойки половины его голеней и ступни, всунутые в сандалии.

– Как это нет, когда токо шо были? – голос Савченко переливался до взвизгиваний. – Я же вас знаю: спишете, как вчерашние, и сами слопаете. Или по домам понесёте. Дай булку, тётька Катька. Я не задаром прошу, я за неё гроши плачу. Тащи давай!

Женщина за стойкой разразилась грубой бранью. Но Гена наверняка знал, за что боролся: булок в столовую всегда привозили с запасом. Это придавало сил. Шумкин замер с подносом в руках. Что-то подсказало, что вторая булка может стать губительной именно для четырёхсотметровой дистанции. Да и ругаться он не умел.

Гена выскочил из-за стойки.

– Э, земеля, ты шо встал? Иди скорее. Тебе перед стартом положено есть побольше углеводов, – он заглянул за перегородку. – Слышь, тётка Катька, не дашь нам ещё по одной булке, в деканат пожалуюсь, что недокармливаешь нас. Нам калории нужны.

Повариха снова заругалась, добавляя, что кроме калорий неплохо было бы таким, как Гена, иметь и мозги. Волейболист с улыбкой выглянул и выставил большой палец.

– Не боись, земеля, тут всегда такая битва за еду. Айда вдвоём отстаивать своё право на хлеб насущный. А, вот ещё и девушка нам в подмогу. Вам тоже булочку, красавица?

Шумкин оглянулся и хмыкнул. Он не заметил, как за ним встала та самая блондинка с округлой причёской.

– Вы мне ещё пирожное заварное перед стартом предложите, – ответила девушка Гене и обошла Шумкина так, словно он был неодушевлённым предметом. – Тётя Катя, будьте любезны, налейте мне ещё чаю, – попросила девушка старшую повариху, подкупая красивой улыбкой. Шумкин стоял, опустив голову и раздувая ноздри.

– Во, учись, Хохол, как с людями разговаривать надо, – ткнула повариха Гене. – Тебе, дочка, с сахаром чаёчку?

– Нет, спасибо. Отдайте сахар тем, кому калорий не хватает. А мне они ни к чему, – девушка, даже не посмотрев в сторону ребят, взяла горячий стакан, поставленный на маленькую тарелку.

– Ага, куда там, сахар им. Может ещё и мёду ковшом? – раздраконенная повариха всё ещё злилась. Осматривая длинноногую спортсменку, оба парня молчали: продолжение поединка при столь серьёзном оппоненте смысла не имело. «Подхалимка и гордячка», – тут же решил Шумкин.

– Ты, Гена, иди, а я после экзамена доем, – дал он отмашку новому приятелю и, оставив поднос, где положено, отправился к выходу, пытаясь впечатлить девушку с чаем. Он шёл медленно и неуклюже: накаченные мышцы спины не позволяли рукам прижиматься к телу, а мощные четырёхглавые мышцы бедра утяжеляли шаг, превращая его в поступь римского воина без доспехов, как это определил бы сейчас Бережной.