Читать книгу Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 1. Поступление - Елена Владимировна Поддубская - Страница 18

В секторе по прыжкам планку только что установили на высоте метр шестьдесят. Изначально на этот экзамен в группе один-один заявились шестнадцать участниц. Но легкоатлеток из них было четверо, а прыгуний в высоту и вовсе две – Кашина и Николина. Представительницы других видов спорта перепрыгивали планку кто ножницами, кто, поджав сразу обе ноги, как в прыжках в длину, иные волной или перекатом, а одна – даже проныривая рыбкой. Любой способ засчитывался, если планка не падала. На высоте один метр сорок пять сантиметров сектор остался во владении легкоатлеток. Лиза, едва живая после забега, взяла её и добровольно отказалась от дальнейших прыжков. Света Цыганок, ловко преодолевшая метр пятьдесят, на следующей высоте, выполняя первую попытку, врезалась в планку.

– Тоже мне карикатура, – прошипела Кашина, – быстрее бы уже закончила, чтобы мне тут не остывать.

При жаре под тридцать градусов остыть было трудно, но Ира вела себя, как именитые высотники: после каждой удачной попытки натягивала кричащее трико, гимнастёрку, расшнуровывала шиповки. Николина, начав соревнование с высоты метр пятьдесят, прыгала сразу за Светой.

– Ну и карга, – тихо прокомментировала она, готовясь к прыжку. Цыганок, тоже тихо, ответила:

– Та не обращай внимание, Ленуся. Таких краль видали мы по самое не хочу. Ты давай, накати её, шоб не выпендривалась.

– Попробую, – Николина отбила Свете по ладони. Девушки были знакомы с четырнадцати лет. Впервые встретились на юношеском чемпионате страны в Тарту и стали переписываться, как тогда переписывались все. А месяц назад, узнав друг друга в Вильнюсе, обрадовались, даже не предполагая, что совсем скоро увидятся опять. Когда вчера Цыганок наткнулась на Николину у доски с расписанием экзаменов, восторженный писк был такой, что из приёмной выскочил перепуганный Костин. Самая совершенная пожарная сигнализация не сравнилась бы с голосовыми диапазонами евпаторийской бегуньи. А когда Света увидела в общежитии и Лизу Воробьёву, то, как призналась сама, «выпала в осадок». Три абитуриентки подружились, как это бывает только в молодости, – раз и на всю жизнь.

Высоту в метр пятьдесят пять Николина перепрыгнула легко. Света неудачно использовала оставшиеся две попытки, но не расстроилась. Преодолённый метр пятьдесят соответствовал нормативу второго разряда и обеспечил четвёрку. Зная, что за спринт у неё пять, а впереди ещё гимнастика и плавание, за которые ей можно не волноваться, она переместилась с сектора под деревья. Вокруг Галицкого и Савченко сидели студенты и те из ребят-абитуриентов, кто должны были держать экзамен вслед за девушками. Подальше и вразброс стояли родители и преподаватели. Были на стадионе и просто зеваки, завернувшие на стадион на шум.

– Да уж, эта с косой глотку кому хошь перегрызёт, – сказал Гена, подсаживаясь к Цыганок поближе. По типичному «хошь», Света сразу признала земляка, – как она тебя подковырнула, да?

– Идиотка, – характеристика была краткой.

– Норовистая, – заключил Гена, осуждая поведение Кашиной.

– Гоношистая, – поправил Виктор Малыгин. – Корчит из себя много. Посмотрим, чего она в секторе стоит. Глоткой брать – много таланта не надо.

– Во, Витюша. Правильно говоришь. А то «норовистая, норовистая». Почему это, Гена, она для тебя норовистая? – Света говорила строго, но смотрела кокетливо; она сразу выделила этого длинноносого чубастика с хитрым взглядом. Волейболист поплыл от листьев деревьев, качающихся в девичьих глазах:

– Та почему, почему? Потомуша.

– Потомуша, потомуша, – задумчиво пропела Цыганок. – Эх, попить бы. Жарень такая, – она потянулась.

Гена инстинктивно сглотнул слюну, вытянул шею и указывал взглядом вдаль:

– Это надо в общагу идти. Или на кафедру лыжного спорта; она ближе всех.

– Держи, Света! – протянул бутылку Попинко. В его огромной спортивной сумке мог бы поместиться целый буфет. Сидящие посмотрели на бутылку с завистью.

– О, спасибо, дружище, спасаешь, – Света взяла «Боржоми». – А стаканчик?

– Нет у меня стаканчика, – сказал юноша, проверив. – Это мама мне котомку в дорогу собирала, – кивнул он на огромную сумку и засмеялся. На котомку она похожа никак не была.

– Мама? Это хорошо. Что положила – ещё лучше. Отличная, значит, мама! Ладно, Андрюша, я аккуратно попью. – Девушка вытащила пластиковую пробку и налила себе в рот воды, не прислоняя край бутылки к губам. – Гигиена – превыше всего. Держи, тебе ещё прыгать. Спасибо! – сладостное для любого украинца «г» как «хг», с придыханием, приятно разошлось по воздуху. Савченко улыбнулся, снова сглотнул слюну и проводил «Боржоми» взглядом до сумки.

– Сходи на кафедру лыжного спорта, – тут же посоветовал Малыгин.

Гена молча кивнул. В это время Михайлов и студент, помогавший судить, подняли планку на высоту метр шестьдесят. При личных рекордах за метр семьдесят, подобная высота должна была казаться высотницам плёвой. Но, учитывая качества сектора для прыжков: резины не было и здесь, а также стресс, обе заметно посерьёзнели. Николина заново промеряла разбег на дуге, приставляя стопу к стопе, и добавила лишний шаг. Ей никак не удавалось приспособиться к битуму. Даже отечественная резина, которую считали твёрдой, казалась в сравнении с ним ватой. Прыжковая шиповка на правой толчковой ноге, фирменная, дорогая, с короткими гвоздями на пятке, скользила по покрытию. Тогда как беговая на левой маховой, по-прежнему вязла. Добавив шаг, Николина сделала прикидку: пробежала по разбегу и оттолкнулась, чтобы определить дистанцию до планки. Попинко показал ей место предполагаемого отталкивания. Помочь сверить разбег в секторах являлось святым. Убедившись, что всё сходится, как нужно, Николина пошла к лавочке с вещами, чтобы взять мелок и нарисовать новую отметку начала разбега. Кашина, наблюдавшая за действиями соперницы, наступила на меловую палочку именно в тот момент, когда Лена нагнулась за нею.

– Ой, извини, не заметила, – дразнящая улыбка промелькнула на лице Иры.

– Во гадина, – вскочила Цыганок. – Ты шо делаешь?

– Я не заметила этот мел, – обернулась Кашина на оклик. – И вообще: не надо разбрасывать свои вещи где попало. Здесь сектор, а не квартира в Химках, – снова улыбка, и опять с издёвкой, вернулась на лицо московской гордячки. Мотнув косой, она пошла на исходную позицию. Лена хмыкнула и покачала головой:

– Ладно, Кашина, с тобой всё ясно.

– Что тебе ясно? – глаза Иры загорелись яростью. Похоже, скандалить ей было не привыкать. Что совсем не скажешь о сопернице.

– Ничего. Ясно, что у тебя толчковая левая, а моя толчковая – правая, – Николина пропела слова из песни. Как никогда фраза Владимира Высоцкого была в тему: девушки действительно прыгали с разных сторон. Зрители за сектором зааплодировали и даже приветливо засвистели.

– Молодец, Ленуська! Бей гадов! – Цыганок, подпрыгивая, вошла в раж и запела так, что проснулись нутрии в норах у озера: «Физкульт-ура-ура-ура-ура! Будь готов! Когда настанет час бить врагов. От всех границ ты их отбивай! Левый край! Правый край! Не зевай!»

Лиза от неожиданности поперхнулась молоком. Шумкин сморщился, глядя на Свету и, постукивая Воробьёвой по спине, проворчал:

– Во даёт! Радио не надо.

Михайлов, в роли судьи, шикнул:

– Эй, галёрка, а ну цыц! Кашина прыгает, Николина готовится, – голос преподавателя прозвучал строго и официально.

– Нашла время песни петь, – огрызнулась Кашина, дойдя до начала разбега.

– А как же Лене теперь без мелка обойтись? – переживая, Андрей стал рыться в сумке; на всякий случай. Он знал, что ничего подходящего для разметки у него нет.

– Сейчас устроим, – Галицкий поднялся с травы. – Держи, Лена. Это, конечно, не мел, но, если оторвать кусочек, то можно попробовать приклеить к битуму. – Юра протянул лейкопластырь. Николина встала с лавки. Взяв белый рулончик, руку отнять она не торопилась.

– Будем дружить, – улыбнулась девушка. Обещание было коротким, но сказано с такой откровенной признательностью, что вызвало у десятиборца сухость во рту.

– Будем, – залился он краской.

– О, народ, чую, из этого что-то может набухнуть, – Cавченко многозначительно закатил глаза.

– Закройся, Хохол, – тут же отреагировал Малыгин, настолько грубо и властно, что Гена вытаращился: когда это было, чтобы абитура поднимала голос на третьекурсников? Но момент для схватки был неподходящий. Да и Виктор не дал ответить, произнёс с сожалением. – Был бы у меня пластырь, я бы тоже дал.

– И я бы дал, – кивнул с готовностью Попинко, отставляя в сторону раскрытую сумку. – Хорошая она, Николина, да, Витя? И с душой нараспашку.

– Не то слово! Наш человек, – заверил Малыгин, снова мысленно улыбнувшись чудаковатому выражению. В нём было что-то романтичное, что-то есенинское, а стихи Малыгин любил, хотя не мог запомнить ни строчки. Тем временем Ира спокойно перепрыгнула установленную высоту, а Лена прикрепила пластырь к новой отметке.

– Прыгает Николина! – объявил Михайлов, тоже заинтересованный интригой, возникшей в секторе. – Ну, не подведи, подруга, – улыбнулся он Николиной, проходившей мимо него на исходную позицию.

– Не подруги, подвуга, – повторил в тени берёзы рыжеволосый парнишка в очках. Кирьянов, сидевший рядом с Кирилловым, пившим молоко из бутылки, резко оглянулся:

– Ты что сказал, рыжик? – переспросил Толик-старший, подозревая у себя хронические слуховые галлюцинации.

– Я сказал? – малыш в очках удивился.

– Ты. Не я же, – Кирьянов для верности потряс пальцем в ухе, словно там была вода. – Ты что только что сказал?

Ячек привык, что его часто не понимают. Улыбаясь, он стал объяснять, но снова переставил буквы:

– Сказал, чтобы она выгнула попрыше.

– Чего-о?

Теперь к рыжеволосому повернулись все.

– Ну, то есть прыг-ну-ла по-вы-ше, – рыжий, стараясь, проговорил фразу по слогам. – Я – дислексик. Есть такое заболевание. Иногда путаю буквы и даже слога, – лицо парнишки пошло пятнами.

– А-а, понятно, – сказал Кирьянов, хотя понятно было только то, что его здоровье вне опасности. – А как тебя зовут? На всякий случай. – Он подумал, что наверняка такие «способности» абитуриента могут пригодиться для реприз в КВНе. В институте эту игру организовывали каждый год между спортивным и педагогическим факультетами. Будущие тренеры были неоспоримыми лидерами в первенствах.

– Я – Миша Ячек, – ответил рыжик понуро, подождал, пока толпа проглотит его слова, и добавил. – Можно просто Миша, можно Мячек. Ой, то есть Ячек. Простите. – он ещё больше замялся, услышав новый взрыв смеха.

– Мячик, так Мячик, – загоготал и Гена, сидящий рядом, – а ты из каких краёв? Мы вон с Юрком хохлы: я из Севастополя, он из Киева.

– Нет, я – поляк.

– Поляк? Даже так. Не поляк? – Савченко не верил.

Ячек не переставал смущаться от общего внимания:

– Так у нас горовят, – объяснил он, ставя ударение на вторую «о».

– Чего? Ты откуда, парень? – Галицкого, задумчивого и тихого после знакомства с высотницей, «расклинило». Ячек ответил гордо:

– Я из Гомеля. Беролуссия. Слыдал, похи?

Галицкий и Кирьянов переглянулись, подмигивая. Юра, постоянный автор сценариев и монологов для КВНа, тоже оценил способности Миши. Надо же, как просто, переставляй в словах буквы и слоги и одним только этим укладывай народ.

– Это ты щас как бульбаш говоришь или как поляк, – уточнил Гена.

Ячек уверенно кивнул:

– Это я как русский.

– Да?! – волейболист напряг лоб.

– Что в переводе: «слыхал поди», – помог Галицкий, – да, нелегко тебе, – посочувствовал он Ячеку.

– Не, ле мегко, – Миша переводил взгляд с волейболиста на десятиборца, – с дества ныло всё бормально, а в школе началось. И цирфы, и буквы пистал сать назинанку. – Он говорил грустным тоном, а народ вокруг него стонал от смеха, расшифровывая половину из сказанного и сразу переводя новые сочетания в каламбуры.

– Ой, не могу: пистал сать – это же самому можно обосса…, – от взглядов ребят Гена осёкся на полуслове и прикрыл рот ладонью. Извиняясь, он смеялся, не сдерживаясь, – простите, девочки. Но ты, Юрок, сам видишь – не болезнь, а ржачка одна. Слышь, Мячик, ты на какую кафедру поступаешь? На всякий случай.

– Акробастики и гимнатики. Гурпа оди-нодин, – совсем смущённый, он старался говорить серьёзно, но шквал ржания обрушивался на него, сбивая. Народ на траве лежал в коликах.

– Ой, не могу! Это же просто находка, а не пацан. Как ты сказал: акронастики и гимнобатики? – Гена хохотал громче всех. – Ну всё, старики. Раз он – наш, фора в КВНе нам теперь обеспечена. – Савченко любил конкурсы юмора и смеха, хотя участвовать в них ленился. Игра ведь – дело серьёзное, её просто так не бросишь. Гене что-то делать постоянно казалось скучным. Николина, расслышавшая издалека последние слова Ячека, тоже засмеялась. Даже кукса Кашина улыбалась. Впрочем, этой на руку было, что соперница не может настроиться.

– Э, э, народ, а ну успокоились! – Михайлов, сам посмеиваясь, попытался навести в секторе порядок. – А ты, Мячик, или как там тебя? лучше пока помолчи. А то и вправду цирк получается, вместо экзамена по спецухе. Николина, готова?

Лена кивнула.

– Давай! – Михайлов отошёл к столику с протоколом соревнований и взял в руки два флажка: белый и красный. Лена медленно начала разбег. Импульс от шипов разной длины создавал неустойчивость: разбег вышел быстрым, и планка, при выходе с дуги, оказалась совсем близко. Резко укоротив предпоследний шаг, Николина с силой напрыгнула на толчковую ногу и пружиной взлетела над ямой. Прыгунью с силой выбросило наверх и, чтобы не завалиться, ей не оставалось ничего другого, как сгруппироваться и завершить прыжок не классическим «фосбери-флоп», а новичковым «горшком». Но высота была взята, а прыжок, даже такой корявый, вызвал аплодисменты зрителей.

– Засчитано! – Белый флажок в руках Михайлова взмыл вверх. Но не прошло и трёх секунд, как планка повернулась и упала.

– Нечестно, – тут же закричала Кашина, – высота не взята. – Ира быстрым шагом прошла на сектор. – Не считается, – повторила она, глядя на Михайлова суженными глазами и поднимая планку. Обычная дюралевая труба, отпиленная и слегка приплюснутая с концов, была круглой, лёгкой и явно неприспособленной для метки высоты. Деревянные чопики вставили в её полые концы, чтобы она не вращалась на стойках. Михайлов забрал у Иры атрибут и указал на лавку.

– Первая дорожка, идите на своё место. – он, похоже, нарочно так назвал абитуриентку, памятуя, что ей это не нравится. В спорте солидарность и участливость считали за норму Эта самая планка вполне могла вот так же упасть и после прыжка самой Кашиной; лёгкая трубка качалась между стойками даже без всякого шевеления воздуха или матрасов.

– Вы подыгрываете Николиной, – Кашина требовала от преподавателя признать поражение соперницы, – я сообщу об этом заведующему кафедрой.

– Что? – взорвался Кирьянов от такой психологии единоличника. – Ну тут ты, подруга, пролетаешь. Мы все свидетели того, что планка упала уже после того, как судья зафиксировал взятие высоты. Да, Хал Халыч?

Михайлов серьёзно кивнул головой, ещё раз указал Кашиной на лавку и объявил:

– Попытка Николиной засчитана. Это я нечаянно толкнул мат ногой. Так что, первая дорожка, вы зря тут угрожаете. – Невысокий преподаватель спокойно выдержал недружелюбный взгляд и сопение разочарованной Кашиной. Когда Ира пошла к лавке, Михайлов попросил. – Готовьтесь, девушки. Следующая высота – метр шестьдесят пять.