Читать книгу Счастья и расплаты (сборник) - Евгений Евтушенко - Страница 9

Дора,

          Летиция нас породнила

cреди охотников на крокодилов

у этого крошечного сельца,

где ни одиношенького подлеца.

Сельцо —

          сиротка двадцатого века,

но можно в нем «Доктор Живаго» прочесть.

Есть здесь и библиотека,

и библиотекарь есть.

Его зовут Верхилио Диас —

Вергилий по-нашему.

          Он чуть горбат.

Его лицо так по-детски гордилось,

когда он показывал, чем богат.

Конечно, здесь были синьор Данте,

сеньор Сервантес,

          и мистер Твен,

и компаньеро Неруда,

          к чьей дате

недавнего шестидесятилетия

благодарными жертвами его многопоэтия

была сделана книжная выставка

влюбленно и чистенько

на одной из – увы! – очень узеньких стен.

«Я, наверное, первый русский в Летиции?» —

«Русские, правда, здесь редкие птицы,

но залетают и к нам, дон Еухенио.

Может, прибавит вам вдохновения

то, что был у нас русский писатель —

          Смирнов[8].

Веселый был человек.

          Лихо бил на лице комаров». —

«Какой из Смирновых?» —

          «Серхио.

                    А дальше трудней – Серхевич.

Я его не читал никогда,

          но вообще компаньеро сердечный.

Его книг у нас не было,

          но как внимания знаки

он оставил нам несколько слов

          не на книжке своей, а на Пастернаке…»

Потрясенно раскрыв «Доктор Живаго»,

          я вправду увидел автограф,

да и несколько слов,

          я сказал бы так —

                    пышноватенько добрых.

Что-то вроде:

          «От имени советских писателей столицы

                    я

рад, что вижу здесь книгу нашего классика.

          Вива, Летиция!»

Мой Вергилий,

          не знавший подробностей нашего ада,

чуть замявшись, спросил:

          «Дон Еухенио, вам это явно читать тяжело.

                    Ну а может, не надо?» —

«Спас он многих героев из тюрем… —

          ответил я с чувством стыда и печали.

После стал председателем сборища,

          где Пастернака тогда исключали…»

И ответил Вергилий

          подавленно и сокровенно:

«Я, как библиофил, понимаю,

          что книга c автографом этим —

                    бесценна».