Читать книгу От мира сего. Рассказы. Из дневников - Гелий Ковалевич - Страница 23

А в тот же день после спустившегося перед рассветом дождя, не спеша, ехала Анна к лесу. С одинаковым равнодушием поглядывала на промытую дорогу, на ходившие из стороны в сторону разномастные крупы лошадей, на бурую сытую влагой зябь…

Наряжали привезти из лесу заготовленные там жерди под огорожу. Вначале отказалась наотрез – уже с полнедели была на одной работе, втянулась в нее. Ехать не хотелось.

– Чего я вам!.. Вон есть климовские девки, у них шеи-то как у коров. Лучше дома просижу.

Темный от загара, с густой щетинистой порослью на щеках, Лотров посидел с минуту. Уходя, бросил недоуздок на лавку, с улицы крикнул:

– Мне с тобой не разговаривать! Привезешь, свалишь возле риги.

Пообедав, Анна приняла со стола, а потом, как-то излишне суетясь, засобиралась…

Порубь нашла не сразу; погруженная в свои мысли, не заметила, как проехала нужный поворот, и пришлось долго ходить, прежде чем отыскала наваленные, с не успевшими еще привянуть ветками жерди.

За работой Анна немного отвлеклась от мучивших ее дум, но, скоро утомившись, присела, вслушалась, как перестуками колотится сердце.

Обламывая с посохших стволов сучки и ветки, голосисто буянили галки. Легкий ветерок трепал путаное кружево теней, приподнимал на ребро мокрые листья лесных черемух, тесно росших вокруг, выворачивая к свету бархатистый, усыпанный розовыми рябинками испод. На траве, на листьях стеклянно сверкали и лучились капли дождя. В похолодавшем воздухе пахло сырым валежником, грубой горечью полынка.

Долго разглядывала Анна, словно бы видела впервые, пробившиеся из-под листвы мохнатые стебли папоротника. А рядом, под комлем березы, вперемешку с недавно зацветшей земляникой россыпью росли ландыши. Ни один из них еще не распустился, и они высовывали к солнцу гроздочки сбившихся бледно-зеленых почек.

В памяти прошла перед Анной ее жизнь – до простого понятная и как бы чужая… Не девичество видела она, не детство, а всю свою жизнь сразу – и почему-то всплакнула. Все обиды она перенесла на Никанора, он казался их причиной. В семье она незаметна, ни в чем ей не было свободы, не умеет она доказать своей правоты… Она встала и, осторожно хватаясь за ветки, спустилась в овражек. Перешла мелкий ручей и там, где было не так топко, умылась.

Пока она обрубала со стволов ветки, лошади, переступая, сошли с дороги. Буланый молодой мерин косил на Анну презрительный взгляд и, тыкаясь в шею кобылки, что была в паре, тянулся к затканному паутиной кусту орешника. Кобылка, с обвисшим большим брюхом, со свалявшейся шерстью, стояла, чуть осев на подвернутые задние ноги, не обмахиваясь, и немигающими глазами старчески задумчиво глядела в дорогу.

Уложив жерди в телегу, Анна сдвинула их плотней, чтобы при езде не скатились, высвободила вожжи и забралась на передок.

А возле прогона встретила ее соседка. Она подождала, когда Анна подъедет, спросила:

– Слыхала, какие вести-то ходят? Говорят, председателя нашего сымают. Уж раз на бюро райкома, то ему не жить!

– Не слыхала. Ну? – удивилась Анна, слегка натянула вожжи. – Кто сказал? Брешут, наверно.

– Чего брехать! Говорят. Сегодня в обед заходила в правление: говорят, сам Ефим и сказал. А Никанор-то твой все в Москве проживает, не приезжал?

– Гоняют его черти…

– Смотри, на правление потянут и твоего мужика, перетрут с песочком!

Анна тронула лошадей шагом. Всю остальную дорогу молчала, только перед поворотом к риге сказала шагавшей рядом соседке:

– Его перетрешь! Себе дороже будет…

Вечером, покончив с делами по дому, Анна притворила ворота и, гремя порожними ведрами, по высокой траве спустилась к колодцу. Кричали и вились над гнездами грачи. Должна была прийти Нюшка, и Анна мысленно передала ей хозяйство. Вот прошел еще один день, каких было уже много-много в ее жизни. Все интересы Анны были в семье, в доме, – словно родилась она с одной, вечной заботой о них… Говорят о ней, о Никаноре: зажиточные. А спроси ее, справно ли живут, нет ли, – и она не знает, что ответить. Никанор никогда ни в чем не чувствовал сытости и ее заразил тем же, подчинил себе. И нежадный мужик… Нет такого дома в деревне, где были бы лишь мир да лад, у кого нет забот! А вот их прямо-таки поедом всю жизнь ели заботы! И особой-то нужды не испытывали… Вон Нюшка дом старается стороной обойти, переспит за занавеской на своей «городской» кровати да обратно – на неделю…

Наполнив ведра, Анна отдышалась и неторопливо, в лад с шагом покачивая плечами, пошла к дому, к крыльцу. Краснело сквозь голызины веток тополя солнце. Тополь стоял против дома не один десяток лет – низкорослый, со спиленными двумя верхушками и сбитой корою, с испятнанной птичьим пометом бледной, жидкой листвой, – и Анна, проходя мимо, подумала робко, что не грех бы срубить дерево: было бы светлей в избе.

1954