Читать книгу Лорелея (сборник) - Генрих Гейне - Страница 10

Покинув прекрасной владычицы дом,

Блуждал, как безумный, я в мраке ночном;

И мимо кладбища когда проходил,

Увидел – поклоны мне шлют из могил.

С плиты музыканта несется привет;

Луна проливает мерцающий свет…

Вдруг шепот: «Сейчас я увижусь с тобой!»

И бледное что-то встает предо мной.

То был музыкант. Он на памятник сел

И голосом диким, могильным запел,

Струн цитры касаясь костлявой рукой;

Печальная песнь полилася рекой:

«Ну, струны, песенку одну

Вы помните ль, что в старину

Грудь обливала кровью?

Зовет ее ангел блаженством небес,

Мученьями ада зовет ее бес,

А люди – любовью!»

Раздался лишь слова последнего звук,

Могилы кладбища разверзлися вдруг,

Воздушные тени из них поднялись,

Вокруг музыканта, как вихрь, понеслись.

«Твой огонь, любовь, любовь,

Нас в могилы уложил.

Так зачем же из могил

Вызываешь ночью вновь!»

Все плачут и воют, ревут и кряхтят,

И стонут и свищут, бушуют, шумят,

Теснят музыканта безумной толпой:

Он вновь по струнам ударяет рукой:

«Браво, браво, тени! Пляс

Продолжайте

И внимайте

Песне, сложенной для вас!

В тишине спать сладко нам,

Как мышонкам по норам;

Но поднять и шум и гам

В эту ночь,

Помешать не могут нам!

Жить мы в мире не умели,

Дураки, мы не хотели

Гнать любви безумье прочь…

Так как нынче нам удобно,

Каждый скажет пусть подробно,

Как его вскипала кровь,

Как гнала

И рвала

На куски его любовь!»

И тощая тень, словно ветер легка,

Жужжит, выступая вперед из кружка:

«Подмастерьем у портного,

С ножницами и иглой,

Жил я; нрава был живого,

С ножницами и иглой;

Дочь хозяйская явилась

С ножницами и иглой,

И мое пронзила сердце

Ножницами и иглой!»

Хохочет веселых теней хоровод —

Сурово второй выступает вперед:

«Я Ринальдо Ринальдини,

Шиндерганно, Орландини,

Карла Мора, наконец,

Брал себе за образец.

Я ухаживал порою,

Как они – от вас не скрою, —

И в земных прелестных фей

Я влюблялся до ушей.

Плакал я, вздыхал умильно

И любовью был так сильно

С толку сбит, что спутал бес —

Я в чужой карман залез.

И беднягу задержали

Лишь за то, что он в печали

Слезы вытереть тайком

Захотел чужим платком.

С негодяями, ворами

Был упрятан я властями

По суду в рабочий дом,

Где томился под замком.

О любви святой мечтая,

Там сидел я, шерсть мотая;

Но мой дух в прекрасный день

Унесла Ринальдо тень».

Хохочет веселых теней хоровод,

В румянах выходит дух третий вперед:

«Царил я, бывало, на сцене,

Любовников первых играл,

„О, боги!” – ревел при измене,

Блаженствуя, нежно вздыхал.

Мортимер я был превосходный,

Мария была так мила!..

Но жесты я тратил бесплодно,

Понять их она не могла!

На счастье утратив надежду,

„Небесная”, – раз я вскричал —

И в грудь глубоко, сквозь одежду,

Вонзил себе острый кинжал».

Хохочет веселых теней хоровод,

Весь в белом выходит четвертый вперед:

«Я сладко дремал под профессора чтенье,

От сна отказаться мне было невмочь!

Зато приводила меня в восхищенье

Профессора скучного милая дочь.

Она из окошка мне делала знаки,

Цветок из цветочков, мой ангел земной!

Цветок из цветочков был сорван, однако —

Филистером тощим с богатой казной.

Тут проклял я женщин, богатых нахалов,

Чертовского зелья насыпал в рейнвейн

И чокнулся с смертью; при звоне бокалов

Смерть молвила: „Здравствуй, зовусь я друг Гейн!”»

Хохочет веселых теней хоровод;

На шее с веревкою пятый идет:

«Хвалился, пируя, граф дочкой своей

И блеском своих драгоценных камней!

Не надо мне, граф, драгоценных камней —

В восторге от дочки я милой твоей!

Запоры, замки дочь и камни хранят,

В передней лакеев стоит длинный ряд;

Лакеи, запоры меня не страшат —

Я лестницу смело тащу к тебе в сад.

По лестнице бойко в окно лезу я;

Вдруг слышу внизу окликают меня:

„Дружок, подожди-ка! Вдвоем веселей,

Любитель и я драгоценных камней!”

Так гриф издевался – и схвачен я был,

Шумя, ряд лакеев меня обступил.

„Эй, к черту вы, челядь, не жулик я, прочь!

Хотел я украсть только графскую дочь!”

Помочь не могли уверенья слова…

В петлю угодила моя голова!

И солнце, явясь с наступлением дня,

Дивилось, увидев висящим меня».

Хохочет веселых теней хоровод;

Шестой, с головою в руке, шел вперед:

«В любовной боли и тоске

Я лесом шел с ружьем в руке;

Вдруг слышу – ворон надо мной

Прокаркал: „Голову долой!”

Когда б мне голубя найти,

С охоты милой принести!

Так думал я, и тут, и там

Я долго шарил по кустам.

Чу! Шорох!.. Поцелуй!.. Опять!

Не голубки ли? Надо взять!

Спешу, взвожу курок ружья —

И что ж? Голубка там моя!

Невесту милую мою

В чужих объятьях застаю…

Охотник, промаху не дай!..

И залит кровью негодяй.

Тем лесом вскоре шел народ.

Меня везли на эшафот…

И снова ворон надо мной

Прокаркал: „Голову долой!”»

Хохочет веселых теней хоровод;

И сам музыкант выступает вперед:

«Пел я песенку когда-то;

Спета песенка моя,

Ах, когда разбито сердце —

Песни кончены, друзья!»

Быстрей завертелися тени вокруг;

Тут хохот безумный удвоился вдруг;

Раздался удар колокольных часов —

К могилам рванулась толпа мертвецов.